– Хорошо, спасибо.
Гипс наложен, и я чувствую себя в еще большей растерянности. Не люблю от кого-то зависеть, быть беспомощной и напрягать родных людей таким состоянием.
– Сейчас вас проведут в палату, позвоните кому-нибудь из близких, чтобы привезли вам все необходимые вещи, – врач забирает относящиеся ко мне документы и уходит.
Через пять минут входит медсестра и просит следовать за ней. Мы поднимаемся еще на этаж выше. Меня разместили в двухместную палату, в которой сейчас я была одна.
Смотрю из окна на улицу и мне становится грустно. Я и раньше попадала в больницы, знаю это состояние, когда время будто останавливается. Ты только и можешь ждать, когда наступит выздоровление. Все трудности в жизни кажутся чем-то незначительным, потому что самая большая проблема находится сейчас здесь, в палате – это твое подорванное здоровье. И остается единственная цель – быстрее отсюда выйти. Вернуться к обычной жизни по графику: дом, работа, подруги, поездки к маме и долгожданные путешествия. Моя спокойная жизнь, в которой нет никаких потрясений. Я совсем не люблю такие резкие изменения, когда все планы рушатся и выбивают меня из привычной жизни.
Из задумчивости меня вырывает телефон. Ангелина.
– Мы поднимаемся к тебе, какая у тебя палата?
Выхожу и смотрю на дверь с обратной стороны:
– Четыреста третья, – слышу, как девочки быстро идут, – вы не спешите, а то не хватало чтобы из вас кто-нибудь упал и тоже сломал руку. У меня тут рядом только одна койка осталась. На всех не хватит.
– Тоже мне шутница! – Кира кричит в трубку так громко, что у меня начинает звенеть в ухе.
– Убери эту ненормальную от телефона, – обращаюсь к Ангелине. – У меня сотрясение, а она орет, хочет наверно, чтобы я тут навечно осталась.
Ангелина что-то шепотом говорит Кире, и я слышу растерянное: «я забыла».
– Мы почти поднялись, никуда не уходи.
Она отключается, и я кладу телефон на тумбочку у кровати. Да куда же я тут уйду? Надо собраться и позвонить маме – это самое сложное. Она иногда мнительная и еще переживает за меня. Например, не хотела, чтобы я сдавала на права, и сама ездила на машине, говорила, что это опасно. Хотя сама тоже ездит за рулем. А сейчас получается, что я пострадала просто по своей глупости и невнимательности, будучи даже простым пешеходом.
Опасность всегда кроется в мелочах. Можно всю жизнь работать промышленным альпинистом и спокойно дожить до старости, ни разу не пострадав. А можно как я, быть редактором, сидеть в офисе большую часть времени в тепле и при этом чуть не умереть от случайного стечения обстоятельств: моей задумчивости и появившейся машине именно в этот момент.
Дверь открывается и в палату входят мои подруги. Три девушки примерно одного возраста. Блондинка подбегает ко мне первая, сначала порывается обнять, но останавливается и смотрит своими голубыми глазами на мою руку в гипсе. Ангелина. Аккуратно обнимаю ее сама.
Брюнетка подходит следом и окидывает меня взглядом:
– Ты как будто еще больше похудела за несколько часов, что я тебя не видела.
Кира сидела у меня до поздней ночи, помогала с текстом про авиастроение.
– Тебе кажется. Просто меня всю загипсовали, утянули мой тонкий слой жирка, – шучу и одновременно тяну к ней руку, чтобы обнять.
– Может мне тоже к тебе лечь сюда? – она отстраняется и смотрит на соседнюю кровать. – Похудею на какой-нибудь больничной диете и пусть меня перебинтует красивый врач.
Я улыбаюсь от ее слов. Она в любой ситуации найдет повод пошутить и поднять всем настроение. Слышу всхлип за спинами подруг, они поворачиваются, а я выглядываю поверх их голов.
– Ты чего плачешь, дуреха? – смотрю на четвертую, рыженькую Ингу.
Она подходит и смотрит на меня своими огромными карими глазами полными слез.
– Я так перепугалась за тебя! Представила, что было бы, если бы машина ехала быстрее и… и… – она снова всхлипывает и бросается ко мне.
Я не сдерживаюсь и стону от боли – она слишком сильно сжала мне ребра в объятии.
Инга ойкает и тут же отстраняется, извиняясь:
– Прости, забыла, что ты и тут поломана, – она тычет пальцем мне в район легких.
– Не поломана, всего лишь ушиб ребер. И ты слишком впечатлительна, – глажу ее по волосам, успокаивая. – Так нельзя! Со мной все хорошо, видишь? Даже стою на своих двоих и точно буду жить.
Инга улыбается, но смотрит на меня с грустью.
– Да перестань! – Кира дергает ее за руку. – Она нормально себя чувствует и даже выглядит как всегда прекрасно! Ты точно попала под машину?
Подруга сводит брови и не много отходит, чтобы посмотреть на меня издалека. Я фыркаю и забираю сумки у них из рук. Хочу переодеться и отдать грязную одежду. Все-таки после валяния на мокром асфальте она выглядит не совсем свежо.
Девочки садятся на пустую кровать и молча смотрят на меня в три пары глаз. Я одной рукой перебираю сумки и достаю легинсы с толстовкой. В больнице прохладно. В другой сумке замечаю свой домашний ноутбук. Поворачиваюсь и смотрю на Ангелину.
– Какая ты догадливая! Я даже не додумалась тебя попросить взять его, – достаю ноут и кладу на кровать.
– Я знала, что ты захочешь поработать. Да и фильмы можно посмотреть.
Шлю ей воздушный поцелуй. Она улыбается. Теперь надо переодеться. Инга первая вскакивает и помогает мне снять одежду. В три руки у нас это получается почти быстро. Кладу в одну из сумок грязную одежду и отдаю назад Ангелине.
Мы посидели еще немного. Поговорили. Я рассказала девочкам все, что узнала от врача. Подруги успокоились и уже не смотрели на меня, как на умирающую. Меня это радовало. Попросила их не звонить мне каждые пять минут и жить обычной жизнью. Договорились, что лучше будем переписываться в нашей группе. Попрощались, обнимаясь все вместе.
Как только девочки вышли из палаты, я набралась смелости и позвонила маме. Долго слушала ее причитания, успокаивала потом еще минут десять и еле уговорила не ехать ко мне сегодня через весь город после работы. Завтра выходной и она могла приехать ко мне спокойно, не торопясь среди ночи. Когда мамин голос стал обычным и она перестала плакать, мы попрощались.
С мамой у меня нормальные отношения. Просто она более эмоциональна, чем я. И иногда мы с ней не сходимся во мнениях, из-за этого возникают споры. Я отличаюсь небывалой настойчивостью и упрямством. Но это не портит наши отношения. Будучи взрослой, я научилась успокаивать ее и даже уступать в чем-то, когда того требует ситуация.
Ближе к обеду мне поставили капельницу и дали лекарства. Лежала полчаса с иглой в руке и смотрела в потолок, думая о том, как тут медленно тянется время. За то голова, благодаря таблеткам, стала меньше болеть.
Сначала я обрадовалась, что меня положили одну, что не придется общаться с другими больными. Но уже через три часа после капельницы мне стало скучно. Девочки работают, и я не могла их отвлекать звонками с целью развлечь меня. Да и не по мне такое поведение. Решила выйти из своей палаты и оглядеться. Длинный коридор и множество дверей, из которых слышались голоса. Слева в конце было окно, рядом с ним стояли и разговаривали мужчины. Справа находился коридор, который вел к операционным.
Я дошла назад до своей палаты и остановилась. Напротив слышались женские голоса. Дверь была открыта, и я решила заглянуть туда. Поздоровалась со всеми и огляделась. Там лежали по шесть человек. Четыре кровати были заняты. Две женщины за сорок лет и две пожилые. Ко мне сразу же отнеслись по-доброму и стали задавать вопросы: как меня зовут и как я сюда попала.
Села на пустую койку и рассказала все вкратце. Мы разговорились, и я осталась посидеть здесь до ужина. Все-равно делать было нечего.
Женщины угостили меня фруктами. И я решила поспрашивать их о больнице, распорядке дня и времени для посещения. А еще узнала, как зовут моего лечащего врача и медсестру, молодую девушку тоже моего возраста.
– Если у тебя есть вопросы к твоему врачу, лучше спроси сейчас, потому что завтра с утра на смену заступает другой врач, тоже мужчина, – говорит одна из женщин, Светлана, кажется.
Я мну в руках корку апельсина и после ее слов почему-то зацикливаюсь на мысли об этом враче. В груди тут же возникает не понятное мне чувство. Это интуиция вперемешку с пониманием того, что я очень хочу его увидеть. И будто заранее знаю, что эта встреча не будет обычной, что человек, которого увижу завтра, изменит мою жизнь.
Хмурюсь и пугаюсь этих чувств. Что это вообще такое? Я никогда не страдала пустыми мечтами, а сейчас почему-то думаю о нем как о ком-то важном для меня, не зная и даже ни разу не видя его.
После этих мыслей мне не спокойно. Прощаюсь со всеми и ухожу к себе перед ужином.
Остаток вечера проходит за редактированием текста. Работа всегда помогала мне забыться. К завтрашнему обеду мне нужно закончить статью и скинуть ее начальнику. Хоть он всячески меня отговаривал и пытался отдать всю мою работу коллегам, я все-равно отстояла свое. Упрямство мне не занимать.
Глава 2
Я проснулась в семь утра с больной головой и ноющими костями. Кое-как оделась и привела себя в порядок. Сначала хотела накраситься, а потом бросила эту идею. Делать макияж одной рукой – то еще мучение.
Вчера мне сказали, что утренний обход будет с восьми утра. Смотрю на время, осталось десять минут. Решила не сидеть одна, а пойти в соседнюю палату. Захожу, со всеми здороваюсь и сажусь на пустующую кровать у окна, смотрю на улицу. Сегодня пасмурно и ветрено. Скорее всего будет дождь.
Мы со Светланой обсудили наши болезни, прошедшую ночь, а еще я рассказала историю как мы познакомились с подругами, чтобы скоротать время и отвлечься самой.
На часах уже пол девятого. Все сидим на кроватях. Я почему-то не могу сосредоточиться на одной мысли и сильно волнуюсь, что мне не свойственно.
В коридоре слышатся голоса медсестер. Мужской голос что-то им отвечает. Очень приятный голос. Чувствую, как у меня напрягаются мышцы шеи, и я хватаюсь за край кровати, прислушиваясь. Но голоса утихли, и я во все глаза уставилась на дверной проем.
Заходит медсестра, а следом врач. Я не вижу его лица, он сразу поворачивается ко мне спиной, разговаривая с пожилой пациенткой. Обвожу взглядом его плечи и замираю, слушая. Этот голос. С низкими нотками, бархатистый, он будто обволакивает и проникает куда-то вглубь меня, заставляя проснуться давно забытые чувства. Я слушаю и не могу поверить своим ощущениям. Как, еще не видя, ничего о нем не зная, просто один раз услышав, может проснуться желание ему довериться, отдаться и полностью принадлежать.
На мгновение закрываю глаза, чтобы успокоить свое бешено стучащее сердце. Мужчина поворачивается в мою сторону и подходит ближе. Он в медицинской маске, но я вижу глаза. Карии. Смотрю в них и понимаю, что теряю себя.
– Как ваше самочувствие?
– Нормальное. Не расскажете, что у меня по анализам?
Нет, не нормальное. У меня аритмия от вас, доктор. Выйдите скорее из палаты.
– По анализам, которые пришли, все хорошо. Но часть еще в лаборатории. Зайдите ко мне через час в ординаторскую.
Я просто киваю в ответ, понимая, что сейчас если начну говорить, то буду либо заикаться, либо мямлить. Он отворачивается и интересуется самочувствием у остальных пациентов. Я не слушаю их ответы, а просто смотрю на него, стараясь запомнить каждое движение, каждый жест и его голос, от которого у меня бегут мурашки по рукам. Мы не сказали друг другу и трех предложений, а мне показалось, что разговаривали целую вечность.
Он, дав каждому указания по лечению, выходит вместе с медсестрой, оставив меня с бурей эмоций в душе.
Через минут пять я выхожу в коридор и иду к окну, мне нужно прийти в себя и подумать над тем, что произошло.
Признаюсь самой себе, что никогда в жизни ничего подобного не чувствовала. Никогда меня так сильно с одного взгляда не цеплял ни один мужчина. И никогда в сердце не поднимались такие чувства от одного голоса. Словно моя душа ожила и жаждала теперь только одного – его присутствия рядом.
Я такая сосредоточенная и размеренная всю жизнь была словно во сне, а сейчас будто проснулась и все эмоции свалились на меня в один миг, застав врасплох. Понимаю, что это ненормально, что так не должно быть. Поэтому решаю все пресечь на корню. Как только спущусь к нему в ординаторскую буду вести себя нормально, обыкновенно, как и со всеми людьми. Быстро поговорю и выйду, не дав волю эмоциям. План готов. Ничего сложного.
Через час после того, как я закончила редактировать статью и скинула ее начальнику на почту, спускаюсь на нижний этаж и прохожу по длинному коридору к двери в конце. Замедляю шаг. Сердце снова начинает свой бешенный танец. Да что же это такое? Так. Возьми себя в руки. Вздыхаю пару раз, успокаиваюсь и стучусь в дверь. Открываю, не дожидаясь «входите». Слева сидит врач, но не мой. Встаю в ступоре, как всегда, когда события развиваются не по плану.
– Вам доктора Назара? – он спрашивает меня, опережая.
– Да, он, наверно. Врач, который дежурит сегодня, – к своему стыду, понимаю, что даже не знаю, как его зовут.
– Да-да. Он вышел, подождите его в коридоре.
Благодарю и выхожу из кабинета. Сажусь на скамейку рядом и пытаюсь вспомнить его имя, которое только что услышала. Черт, не запомнила. Что с моей памятью? Поднимаю глаза на стену напротив и вижу множество плакатов со всеми работающими врачами, медсёстрами и санитарками. Чуть не подпрыгиваю от счастья. Но не успеваю пробежаться глазами, чтобы найти его фото, как слышу шаги. Поворачиваюсь в сторону звука и тут из-за угла выходит он. Мы встречаемся глазами. Сердце на миг замирает.
– Вы ко мне? – он останавливается у двери и смотрит на меня сверху вниз.
– Да, вы сказали прийти через час, – говорю спокойным голосом без дрожи и радуюсь этому про себя.
– Подождите меня здесь.
Он зашел в кабинет, а я снова обратилась к плакатам. Нашла его фотографию и прищурилась, пытаясь рассмотреть имя. Было плохо видно из-за полумрака в этой части коридора. Я подвинулась на край скамьи и положила локти на колени, немного расставив ноги.
Дверь открылась и вышел он. Я тут же перевела взгляд на его лицо и увидела, как он, окинув взглядом мою фигуру, зло прищурился.
Не поняла сначала таких перемен, пока не услышала:
– Не сидите так. Не надо.
Я выпрямилась и закинула ногу на ногу, смотря на него.
– Как так? – спрашиваю только, чтобы задеть его, хотя уже понимаю, в чем смысл сказанного.
Он обходит меня и отвечает:
– Как бродяжка на вокзале. Некрасиво для такой милой девушки.
Его прямой ответ вгоняет меня в ступор, и я не придумываю ничего колкого, чем могла бы парировать ему. Да и вообще, какая ему разница, как я сижу?
Встаю, думая, что он будет разговаривать со мной стоя. Но он садится на скамейку, и мне ничего не остается, как снова сесть, злясь на себя. Почему у меня такое глупое поведение как у подростка?
Поворачиваюсь к нему и улавливаю запах парфюма. Он хочет добить меня прямо здесь? Мой разум приходит в восторг от этого запаха. Что-то терпкое, манящее. Я собираюсь и пытаюсь заставить себя нормально соображать. Смотрю на него. Прямо в глаза. Это немного отрезвляет.
– Я пришла узнать по анализам, – говорю тише, чем обычно.
– Да, я понял. Все хорошо, никаких отклонений нет.
– Значит, я могу не волноваться? – зачем-то уточняю и удивляюсь себе, не хотела ведь затягивать разговор.
– Можете не волноваться, – он улыбается.
Смотрю на эту улыбку, снова в глаза, а потом в общем на его лицо и в душе разливается какое-то тепло. Не сдерживаюсь и улыбаюсь ему в ответ. Он опускает взгляд на мои губы. Всего какие-то секунды, но этого хватило, чтобы мое сердце забилось быстрее. Один его взгляд, а я уже потеряла все свое самообладание.
Внутренне пинаю себя, надо уходить отсюда побыстрее.
– Спасибо вам.
Он снова улыбается. Боже мой, перестань это делать!
– Да не за что. Обращайтесь, если что.
Мы одновременно встаем. Он заходит в ординаторскую, а я ухожу еле сдерживаясь, чтобы не улыбаться, как идиотка. Губы так и просятся растянуться в улыбке от его взгляда на меня. Прокручиваю в голове наш диалог и понимаю, этот мужчина зацепил меня своей прямолинейностью. Мне трудно в таком признаться даже самой себе и, если честно, страшно. Я умею держать эмоции под контролем, но с ним это не срабатывает. Он действует на меня словно магнит: вытягивает все мои запрятанные чувства. Я никогда ничего подобного не испытывала, просто глядя на мужчину.
Медленно поднимаюсь на свой этаж, ребра ноют и не дают сосредоточиться на мыслях. Решаю, что лучшее отвлечение от всех испытываемых эмоций – это работа. Захожу к себе в палату, беру ноутбук и иду в соседнюю. Одной сидеть мне тоже не хочется. Женщины рады мне и приглашают поседеть с ними. Мы немного поговорили, и я села за статью, которую вчера ночью писала совместно с Кирой.
Через час в группе пишут девочки, спрашивают о моем самочувствие. Сижу минут пять с телефоном в руке и не знаю, что ответить. Если напишу, что все нормально, будет ли считаться это враньем? Ведь мое душевное состояние оставляет желать лучшего.
Телефон снова звякнул в руках. Это Ангелина заволновалась из-за моего молчание. Пишу, что все хорошо и единственный дискомфорт, который испытываю – это зуд под гипсом. Подруги смеются. Мы еще немного пообщались. Ангелина передала пожелания коллег и начальника о скорейшем выздоровлении.
