Юлия Валерьевна Созонова "Двойняшки для Медведя"

Двойняшки для Медведя
Юлия Валерьевна Созонова

Жизнь Максима Потапова была идеальной. Пока в неё не вернулась его бывшая. И теперь успешный бизнесмен не менее успешно (нет) осваивает роль отца-одиночки, строит планы на семейную жизнь и даже не думает о том, что за всё это счастье придётся платить. Чем? Ну…Нервными клетками точно.

Юлия Созонова

Двойняшки для Медведя

Пролог

Максим Потапов

Кто сказал, что дети это мило?

Я мрачно созерцал сопящую парочку, раскинувшуюся на диване в моём кабинете и занявшую добрую половину оного. И медленно, но верно приходил к мысли, что авторы этого заявления безбожно кривили душой. Или не познали все прелести отцовства.

Или сидели на транквилизаторах. Потому что другого варианта для того, чтобы в здравом уме и твёрдой памяти ляпнуть такую… Фигню! Да точно, фигню. Так вот, другой причины для этого я так и не нашёл. А ведь как хорошо всё начиналось-то, а…

– Шеф, а шеф… А ты в курсе, что крепостное право у нас всё-таки отменили? Нет, я понимаю, что тебя, как любителя угнетать и властвовать, это безмерно огорчает, но… Ой! А это… Это что?

Я вздохнул, почесав подбородок. Потом вздохнул ещё раз, продолжая разглядывать спящих оккупантов и злостных завоевателей казённого имущества. Упитанных таких, розовощёких, укутанных в какую-то пушистую фигню. И, не выдержав, буркнул, скрестив руки на груди:

– Что, что… Не видишь, что ли? Дети это!

– Ага, – с умным видом кивнула моя неизменная головная боль. В смысле, моя личная помощница. Чтобы чуть помолчать и деловито уточнить. – А чьи?

– Зеленцова…

И вот вроде бы сказал проникновенно так, с намёком. И посмотрел на эту пигалицу полным осуждения и невысказанного предупреждения взглядом. Даже брови и те к переносице свёл, показательно хмурясь. Но кто бы сомневался, что конкретно на этого моего сотрудника вид гневного шефа не произведёт ровным счётом никакого впечатления.

Иммунитет у неё, что ли?

– Да года полтора уже как Ильина, – беспечно отмахнулась от меня эта зараза. И нагло проигнорировав моё недовольство, устроилась рядом со мной на краю стола. – И всё же… Кто оставил таких очаровашек на попечение злому медведю-шатуну? Только не говори, что это твои, Потапов. Не по-ве-рю.

– Почему это?!

– Потому что ты и дети не совместимы, – резонно откликнулась Зелен… Тьфу ты, Ильина. И мне даже возразить было нечего.

Потому что да, к детям я относился очень и очень настороженно, если не сказать хуже. И искренне надеялся, что такая проблема как отцовство не настигнет меня ещё лет пять. В идеале – десять, а ещё лучше – никогда. Вот только…

– Да я тоже так думал, – вздохнув в который раз за это время, я провёл пальцами по волосам, безбожно их растрепав. И доверительно сообщил, наклонившись к уху своей помощницы. – Пока их свидетельства о рождении не увидел.

Наверное, впервые в жизни, я умудрился поставить её в тупик. И даже гордился собой, пока Лёля, беззастенчиво открыв рот, пялилась очумелым взглядом то на меня, то на спящих детей. Целую минуту стоял, смотрел на дело рук своих и гордился. А потом всё, Лёля пришла в себя и, усилием воли поставив челюсть на место, возмущённо фыркнула:

– М-да… По ходу, десятилетний план по твоему завоеванию у нашей бравой бухгалтерии всё-таки не сработает. А какие были планы, какие мечты…

– Какой ещё план? – я сощурился, мгновенно напрягшись. – Зеленцова, а ты мне ничего рассказать не хочешь?

– Ильина, – привычно поправила меня Оля. И, невинно хлопнув глазами, безмятежно улыбнулась. – И нет, не хочу. Зато о-о-очень хочу знать, как ты умудрился стать отцом. И когда. А самое главное… Кто та ненормальная, что согласилась стать твоей женой?!

– Лёля…

– Нет, ну серьёзно, Потапов. Тут чтобы с тобой работать надо иметь железные нервы, а уж чтоб детей от тебя рожать…

– Лёля, – я отчётливо скрипнул зубами, сжав пальцы в кулаки и искренне, горячо уговаривая себя держаться. Не реагировать. Не принимать близко к сердцу. Это же Зелен…

Тьфу ты! Это же Ильина! Метр семьдесят проблем и никакого представления о тактичности и вежливости. И материнство в комплекте с замужеством так и не смогли исправить этот её недостаток. Я же прекрасно знаю, на что она способна, и давно уже отрастил себе броню, клыки и когти, чтобы суметь работать с ней пять дней в неделю с восьми до пяти без маниакального желания прибить пигалицу, не сходя с места! Я же…

– Нет, может она не знает ещё, какое чудовище прячется под маской доброго, плюшевого мишки, но…

Что я там говорил про аутотренинг после первой недели знакомства с Лёлей? Что он фигня? Так вот, подтверждаю – фигня этот ваш аутотренинг, полнейшая. Потому что, вместо того чтобы шикнуть на обнаглевшую помощницу, я глубоко вздохнул и привычно, хорошо поставленным голосом рявкнул, врезав кулаком по столу:

– Лёля, блин!

Повисшую в кабинете мгновенную тишину я счёл за манну небесную. Правда, наслаждался я ею, как и обиженным сопением Ольги, ровно пару секунд. А потом на весь этаж грянул дружный, слаженный детский вопль:

– Уа-а-а-а!

Да блин, как же хорошо всё начиналось-то…

Глава 1

Максим Потапов

– Лёля, блин! Почему они орут?! – я растерянно переводил взгляд с одного сморщенного личика на другое. И старательно пытался игнорировать растущую панику. Получалось…

Да никак, блин. Я на совете акционеров и то чувствовал себя не так отвратительно беспомощным, как один на один с этими малолетними террористами в цветастых ползунках. И вот что им надо-то, а?!

– Понятия не имею, – невозмутимо откликнулась моя помощница. И принялась медленно, демонстративно перелистывать свой неизменный ежедневник. Стоически проигнорировав и мой убийственный взгляд, и очередной громогласный пассаж с дивана.

От этого тонкого и протяжного «Уа-а-а!» дрогнуло даже моё чёрствое сердце, а Лёля и ухом не повела. И я не выдержал.

Подойдя к надрывно плачущим детям, я взял на вытянутых руках одного из малышей и, развернувшись, протянул его Ольге, заявив:

– Лёля, ну ты же мать!

От изучения ежедневника я её всё-таки оторвал. Зелен… Тьфу ты, Ильина! Так вот, Ильина, отложив свою чёртову книжицу в сторону, подняв на меня совершенно безмятежный, полный снисходительного сочувствия взгляд и скрестив руки на груди, выдала:

– Железная логика, Потапов. Я понимаю, почему может орать мой сын, а это – твои дети. И тебе, знаешь ли, в этой ситуации виднее!

И чуть помолчав, Лёля, обогнув меня по дуге, подошла к дивану и взяла на руки второго малыша. Чтобы, аккуратно покачав его, выдать ехидно:

– Ну, чего молчим, Максим Андреевич? Выдвигай предположения! В конце концов… Ты же теперь отец, Потапов!

– Да я их первый раз в жизни вижу! – справедливо возмутился я. И чудом успел подхватить сползающее с рук дитё под попу, прижимая к своей груди. Малёк тихо угукнул и тут же обслюнявил ворот моей рубашки.

– То есть в процессе их зачатия ты тоже не участвовал?

В ответ на моё возмущённое сопение, Лёля тихо прыснула, осторожно пробегая пальчиками по пузу другого киндер-сюрприза. Тот хихикнул и радостно загулил, хлопая в ладошки. И Ольга умильно вздохнула и потёрлась носом о светлый пушок на голове ребёнка:

– Ути боже, какая милота! Так сразу и не скажешь, что папа твой офисный феодал, что держит своих крепостных в чёрном духе и теле.

– Лё-ё-ля…

– Вот слышишь, слышишь? Эти жуткие металлические нотки… А это выражение лица «Я царь этого офиса, падай ниц, холоп!»? Жуткая же жуть! Правда, мой хороший?

– Лёля!

Я аж зубами скрипнул от жгучей обиды пополам со здоровым желанием отомстить. Вот только и придумать ничего не успел, как сидящий на моих руках киндер, тихо икнув, заёрзал на месте. А затем по кабинету поплыл он.

Непередаваемый, ни с чем несравнимый аромат, от которого только что глаза слезиться не начали. Пока что не начали.

– Это… – я зажал нос свободной рукой, недоверчиво покосившись на активно возившегося ребёнка. – Это что?

– Аромат горной фиалки, – выдала Лёля с самым серьёзным видом. И добавила, насмешливо фыркнув. – Специально для тебя из Альп доставили, контрабандой в памперсах провезли.

– А?! – я уставился на неё, как на восьмое чудо света, не меньше.

– Боже, Потапов, не тормози! – закатив глаза, эта страшная женщина уложила свою ношу на диван и принялась стягивать с дрыгающего ногами малыша одежду. – Памперс ему этот менять пора! И подмыть не помешает. И переодеть. И покормить, скорее всего. И…

Тут она наконец-то соизволила на меня посмотреть. И, видимо, что-то такое было на моём лице, что Лёля, задумчиво почесав бровь, полезла за своим телефон. Тихо пробормотав себе под нос, пока набирала номер и ждала ответа:

– Похоже, пока ты отвиснешь, дети вырасти, окончить школу и жениться успеют! Ильин? Сидишь? Нет? Сядь. Ага, и успокойся. И не нервничай. Да ну чего-то рычишь-то, а? Нормально всё. Зачем звоню? Ну… У нас тут с Потаповым двойня, получилась, прикинь? Как чего двойня? Детей, идиот! А… Ильин?! Эй!

Я подавил трусливый и совершенно несвойственный мне порыв подойти к стене и хорошенько приложиться об неё головой. А Лёля лишь удивлённо уставилась на погасший экран телефона. И растерянно протянула, переведя на меня озадаченный взгляд:

– Слушай, а он трубку бросил. Впервые. С чего бы это, а?

– Действительно, с чего?

Сарказма в моем голосе было – хоть ложкой ешь. Потому что в отличие от Зелен… Ильиной, в смысле. Так вот, в отличие от Ильиной я примерно представлял, почему её дорогой и очень ревнивый муж бросил трубку. И уже «предвкушал» его явление в наш офис. Да твою ж мать, всё же так хорошо начиналось!

Ребёнок на моих руках радостно «угукнул» и вновь принялся слюнявить несчастный ворот рубашки. Вот уж кого-кого, а его мои проблемы интересовали в самую последнюю очередь. И ведь Ильин (особенно злой Ильин!) – это не детский подгузник. Это куда, млять, серьёзнее! Его так просто, увы, не проигнорируешь.

– Потапов, даже не думай, – Лёля, подозрительно сощурившись, погрозила мне кулаком и успела поймать свою порцию детского счастья до того, как она свалилась с дивана. Уложила барахтающегося малыша подальше от края и вновь уставилась на меня пристальным взглядом. После чего медленно так, по слогам повторила:

– Даже. Не. Думай.

– О чём это? – решил уточнить я на всякий случай, подхватив притихшего ребёнка другой рукой. Потому что думал я много и вообще ни разу не цензурно. И только наличие детских ушей удерживало меня от того, чтобы начать думать вслух.

Мелкий завозился, устраиваясь поудобнее на моём плече и заинтересованно уставился на меня большими, светлыми глазами. Так внимательно, что я даже слегка занервничал, переживая очередную волну аромата тех самых «горных», мать их, фиалок.

Да, не морозная свежесть и даже не «морской бриз». Одно радует, это оказалось вовсе не так страшно, как все эти дамочки, со шлейфом своих псевдодорогих духов. Удушливый, липкий приторно-сладкий запах годился разве что в качестве химического оружия или отравы для тараканов. И вызывал только одно непреодолимое желание – отправить его обладательницу в душ! Пока в помещении оставалась хоть какая-то капля кислорода, блин.

– О том, куда ты спрячешь мой труп, конечно же. И не делай такое невинное лицо, не поверю, – состроив рожицу притихшему малышу, Лёля непринуждённо добавила, насмешливо на меня поглядывая. – У тебя жажда моей смерти на лице крупными такими, матерными буквами сияет.

– И ты искренне думаешь, что у меня нет причин для этого? Ты…

Тут мне пришлось прервать свою намечавшуюся гневную отповедь. Потому что меня наградили уже вторым слюнявым укусом в плечо. Видимо для симметрии. А потом этот маленький террорист на моих руках завозился, потянул ко мне свои пухлые ладошки и…

Взял в плен моё бородатое лицо. И принялся с наслаждением щипать кожу, тянуть на себя отросшую щетину и вообще творил всякое непотребство. С довольной улыбкой и тихим, счастливым бульканьем. Твою ж…

Маму-анархию!

– Эй! А тебе обязательно это делать?

Я дёрнул подбородком, хмуро уставившись на довольно хихикающего малыша. В ответ мне двинули в челюсть и цапнули пальцами кончик носа, тут же потянув его на себя. Я пыхтел, чертыхался и честно пытался держать язык за зубами, но не смог.

Раздражённо мотнув головой, я тихо рявкнул:

– Да отпусти ты меня, а?!

К моему удивлению, это сработало. И я даже порадовался этому, первые секунд тридцать. Пока малыш молча пялился на меня круглыми глазками, хмуря тонкие светлые бровки. А потом этот киндер-сюрприз хныкнул. Раз, другой, третий.