– Я вообще-то не пью, но, раз надо, то тогда – коньяк. И, Сергей Викторович – не называйте меня на «вы» – пожалуйста.
– Как хочешь… как хочешь.
Он поставил на стол пару рюмок. Набулькал в них на одну треть водки. Потом взял заварочный чайник и плеснул из него заварку в те же рюмки. К удивлению Алексея, на столе стояли две, наполненные на половину рюмки коньяка.
– Прошу, к нашему шалашу, – сделал приглашающий жест к столу, вытаскивая из сейфа закуску.
– Я смотрю у вас коньячок-то … фирменный.
– Да, это интеллектуальная собственность нашего тринадцатого отдела. Так, на закуску у нас, только печенье и конфеты. Извиненья просим – я сегодня ночевать не планировал. Прошу.
Сели, чокнулись, выпили залпом – помолчали. Сергей проделал те же манипуляции второй раз – выпили по второй.
– Хороший у вас коньяк, – нарушил молчание Алексей, интеллигентно разворачивая конфетку.
– Сами готовим, номер тринадцать. Так вот, юноша, действительно, неделю назад, я получал такое предложение, от своего однокашника – Генки.
И Сергей вкратце передал свой разговор с ним, жадно слушавшему его Алексею.
– Ну, юноша. Что скажете?
– Здорово! – восторженно проговорил Алексей, – Повезло мне! Первое задание… и такие сразу обстоятельства открываются. Я признаться думал, что в нашем городке мне придется только бабушек через дорогу переводить – а тут вы… с таким подарком. Спасибо вам, Сергей Викторович!
Тут он отчебучил. Встал и кивком головы поблагодарил Сергея – по- офицерски.
– А не выпить ли нам еще по рюмашке, а… Сергей Викторович?
– А что вам скажет ваша мама?
– Мама поймет, что в груди ее сына бьется сердце солдата!
– Ох, смотрите мне Алексей. Ладно, а теперь, когда вы приобрели необходимую кондицию, ответьте мне – а кто вас прислал ко мне?
– Хм, хм. Мой начальник.
– Как его зовут… этого вашего начальника?
– Мы зовем его просто – Полковник
– Интересно.
– Что именно?
– То, что о своем разговоре с Генкой я никому не рассказывал.
– Ну, может быть, кто-то из ваших сотрудников?
– Да никому я не рассказывал. Я даже с мамой не советовался. Это я на всякий случай. Чтобы сразу отмести все подозрения.
– Ну, тогда получается, – Алексей задумался.
– Тогда получается – что только Генка.
– Что значит Генка? Получается, он что, сначала вас в Америку приглашает работать, а потом нам что ли докладывает о проделанной работе?
– Вы… меня об этом спрашиваете?
– Нет, просто… я не совсем понимаю, к чему вы клоните.
– Алексей – у меня разговор с ним был только о работе. Понимаете? Мне никто не делал предложений работать на какую-то из разведок. Мне просто предложил мой однокашник работу в другой стране. Только и всего – и вдруг, совершенно неожиданно являетесь вы. Я поэтому, у вас, чисто по-дружески интересуюсь, просто из любопытства – с чего это вдруг вы у меня появились? Коньяк вон весь у меня выпили. Спать не даете?
– Извините, Сергей Викторович…
– Алексей! Вы меня никак не хотите понять. Я вас уже целый час наталкиваю на мысль о том; что это ко мне, весьма скромному ученому, одновременно проявляют интерес – наша контрразведка, и американский технологический институт? Причем, этот вопрос возник у меня ведь только час назад – в связи с вашим приходом.
– Значит, вы изобрели что-то очень значительное, о чем узнали они и наши. А меня, совершенно естественно, начальство просто решило не ставить в известность, поставив задачу лишь по вашей охране. По-моему, все очень хорошо объясняется.
– А что, вот эти «они и ваши» такое интересное узнать могли?
– Ну, наверное, вы об этом знать должны.
– Я то знаю. Но откуда они об этом узнали, если о том, чем я занимаюсь, даже директор не знает?
– Почему?
– Откуда мне знать? Может у него стиль работы такой! Поймите – единственное, что могло заинтересовать американцев, так это наши последние работы, а о них даже в институте толком никто не знает. Я даже допускаю, что они об этом как-то могли узнать, хотя, предательство своих сотрудников я отвергаю начисто. Меня удивляет другое – наши-то откуда это могли узнать, если даже от старых разработок десятилетней давности они отпихивались, как только могли?
– Почему?
– Так это я вас спрашиваю – почему? Вот вы этим и займитесь.
– Так, хорошо, допустим это так, и мне действительно надо начать сначала. Но, тогда получается, что я должен начать с вас, уважаемый Сергей Викторович.
– Не понимаю, что вы имеете в виду?
– Что вы делаете такое, что вокруг вас все засуетились? Над чем вы работаете?
– В основном, моя лаборатория работает над звуком. Так еще со времен войны сложилось, что тринадцатый отдел – это звук. Не понимаете? При помощи звуковых колебаний мы определяем: кто стреляет, чем стреляет, и где этот стрелок находится. Работы со звуком, чтобы убрать лишние вопросы, ведутся по всему миру. У одних лучше, у других хуже – по- разному.
– А на каком уровне вы находитесь?
– По внедрению звукоулавливающей аппаратуры, возможно, я подчеркиваю, возможно, потому что сам не знаю, входим в двадцатку стран, в лучшем случае. По разработкам, – он задумался, – может быть в десятке.
– Да? А я думал мы на первых местах.
– Вряд ли в здравом уме можно так думать, наблюдая, куда расходуются деньги. Впрочем – это мои предположения.
– Можете что-нибудь рассказать более конкретное, чтобы я имел представление о том, чем вы занимаетесь, в рамках возможного, конечно? Просто, это поможет мне сориентироваться на моем участке работы. Хотя бы самое основное.
– Пожалуй. Мы в своей работе исходим из того – что все есть звук. Абсолютно все! Вот вы сейчас сидите передо мной и излучаете мелодию. Каждый человек излучает свою музыкальную композицию, которая отличается от других людей – также как отпечатки пальцев одного человека, отличаются от отпечатков пальцев других. Ну ладно, это я так, к примеру, а то мы с вами до конца этак никогда не доберемся. Таким образом: когда например, орудие подъезжает на позицию – у него один звук. Понимаете? Совершенно отличный от других. Когда оно стреляет – опять же имеет свой характерный звук. Когда снаряд проворачивается в стволе по нарезке – это опять, присущий только этому орудию звук. Это мы слышим только грохот. Но приборы фиксируют фактически взвизг снаряда в диапазоне практически ультразвука. Это я еще не рассказываю вам про нецензурную брань бегающего вокруг орудия расчета. Это я вам вкратце ответил на вопрос – кто! Теперь – чем. Вы верно догадались – снарядом. Но все снаряды разные, как и люди. Есть толстые и худые, есть тяжелые и легкие. Каждый крутится в воздухе со своей скоростью и каждый тащит впереди себя кучу уплотненного воздуха, оставляя позади звук и шелест. Это мы тоже фиксируем. И если первые два вопроса мы решаем просто из любопытства, то вот третий вопрос – где это орудие находится – волнует всех без исключения. Поэтому, во всех странах мира идет работа над таким прибором, который бы наиболее точно указал координаты той заразы, которая пуляет в нас снарядами. Вот – вопрос всех вопросов. Что касается нас, то мы, как русские, пошли, как всегда, нетрадиционным путем. Я не зря начал наш разговор с мелодии. Дело в том, мы подумали, что коль каждая малюсенькая клетка в этом удивительном мире издает свою мелодию, то, значит, свою симфонию исполняет и наше орудие. И таки да, как говорится на одесском рынке, нам удалось придумать и сварганить прибор, который переводит весь этот грохот, визг и шелест с матом в определенную мелодию. Если говорить высокопарным слогом – в мелодию войны.
– И как? – Алексею действительно стало интересно.
– А-а, – Сергей махнул рукой и поморщился, – так себе произведение. Но чем хороша эта мелодия, так это тем, что каждую ноту фиксирует свой приборчик, а окончательно, все это безобразие анализирует специальная программа, которая и дает четкое целеуказание для нашей артиллерии. Вот и все… в общих чертах.
– Наверное, вы мастер в своем деле, – с уважением глядя на собеседника произнес Алексей.
– Молодой человек, я занимаюсь этим всю свою жизнь!
– Скажите, Сергей Викторович, это все, или есть еще какие-то разработки?
– Конечно есть! Я вам рассказал об основной, так сказать, тематике нашего отдела.
– А вот эта, ну, ваша система с музыкой… могла бы заинтересовать наших …
– Партнеров?
– Наших недругов?
– Отыскали-таки нейтральное слово. Да, безусловно… наших врагов это могло бы заинтересовать.
– Тогда, вырисовывается компания – из вашего друга детства Геннадия и все-таки… кого-то из вашего окружения.
– И кого-то… из вашего.
ГЛАВА 11
– Докладывай, – Полковник стоял спиной к майору и задумчиво смотрел на чернильные облака, сеющие мелкий дождь, унылую картину внутреннего двора управления, на грузовик, с которого двое рабочих, ежась, стали снимать привезенные для кабинета начальника стол и шкаф.
– Объект ведет очень будничную жизнь, настолько унылую и скучную, что даже зацепиться не за что. В общем, как говорил Паниковский: «серая, ничтожная личность», – улыбнулся Майор.
– Какой Паниковский? Из пятого отдела что ли? – также задумчиво переспросил Полковник.
Майор вспомнил, что у начальника, напрочь отсутствовало чувство юмора, а теперь еще стало ясно, что и с советскими классиками у него было не очень… и ему стало неловко.
– Извините, я пошутил.
– Как… пошутил? – Полковник повернулся и тяжело, целую минуту, наверное, смотрел на медленно багровеющего Майора.
– Не смешно, товарищ Полковник.
– Ладно, шутник, продолжай, – он несколько повеселел. Все-таки приятно, когда перед тобой трепещут.
– Так вот, – работа – дом, дом – работа. Жены нет, подруги нет. С этой Ольгой они встречаются, но редко и видимо, отношения носят чисто дружественный характер. Впрочем, и дружба-то какая-то странная. Так, пару раз в месяц встречаются, в основном по воскресеньям и в основном в музее. Что-то она там рисует, а он рядом стоит – смотрит.
– На кого смотрит – на нее, или на девушек-эскортниц?
– На картину, что она рисует. А никаких эскортниц я там не встречал. Может быть экскурсоводов?
– Все жжешь? Давай далее, Райкин.
– Так вот, друзей тоже нет. Во всяком случае, в гости ни к кому не ходит.
– Может, дружеские отношения с кем-нибудь из его сотрудников? – Полковник опять прилип к окну.
– Узнавал. Со всеми поддерживает ровные отношения, но не сближается уж настолько.
Хотел добавить: «беспощаден к врагам Рейха, но подумал – и не добавил».
– Дачи нет?
–Откуда? Он за всю жизнь и на квартиру-то не заработал.
– Вечный студент… Знакомо. А то, что дачи нет – жаль. Там бы могли как раз развернуться. Сарай там ему, например, спалить, или в картошку колорадских жуков насыпать – пусть выбирает… интеллигент несчастный.
– На трамвае на работу ездит… нищета, – насмешливо улыбнулся Майор, вспомнив про свой шестисотый красавец.
– Да? – Внезапно заинтересовался Полковник. – Ты вот, что, майор, сделай так, чтобы его, мазурика, каждый день обчищали. У тебя есть кто на примете?
– Обижаете, товарищ полковник. Есть кое-кто. Колей зовут, по кличке «Обруч».
– Почему «Обруч»? – опять заинтересовался Полковник, – в смысле… он всех вертел что-ли?
– Судя по тому, что я о нем знаю, скорее – наоборот. Впрочем, никогда не интересовался. Узнать?
– Узнай, – опять меланхолично повернулся к окну Полковник
Во дворе раздался грохот, шум, крики, брань.
– Идиоты, шкаф уронили. Так, что обе дверцы отлетели. Да, и вот еще что – пусть щипет по мелочи. Документы трогать не надо – мы не звери какие-нибудь. Но что б тревога у товарища появилась. Дальше.
– Все.
– Что… все? В булочную ходит?
– Нет, мать покупает, в основном.
– Нет… я впервые встречаю абсолютно счастливого человека. Ничего ему не надо – ни жены, ни друзей, ни денег, ни славы. Я тебе устрою – прохиндей. Устроился. Другие пусть впахивают, а этот тип свесив ножки всю жизнь хочет бесплатно проехать. Он, может быть, и водку не пьет?
– Нет.
– Зара-аза какая! Что пьет?
– Чай… по-моему. Ну, там кефир, иногда.
