Ястребиная хватка
Катерина Достоевская
Элен повезло: прекрасно образованная, жена талантливого ученого, красивая женщина с безупречным стилем. Только она не считает себя живой. Настоящие чувства пробуждаются в ней только при скачке адреналина или на грани смертельной опасности. Да и что значит ее жизнь, когда весь мир снова охватила война?В далёком прошлом, чудом избежав смерти, маленькая девочка пообещала брату никогда не бояться. Оказавшись в когтях беспощадного ястреба, хватит ли ей духу сдержать слово?–Данная работа не является пропагандой нацизма, национализма, фашизма и/или их оправданием. Не является оправданием физического, морального и других форм насилия и/или их романтизацией. Все персонажи и события являются вымыслом в контексте альтернативной истории, не относятся к реальности и не отражают позицию автора.
Катерина Достоевская
Ястребиная хватка
Память
Ястреб, разрывающий зайца, может быть истолкован и как символ порочного разума грешника,и как победы над сладострастием, принимая негативное толкование зайца, как олицетворение похоти и символа телесных искушений и плодовитости.
Элен сидела во тьме. Щелчок заставил вздрогнуть. На столе включилась лампа, освещая немногочисленные предметы: несколько смятых бумаг, портсигар с гравировкой, пистолет на стопке папок, набитых документами. Тот же пистолет, из которого Элен стреляла всего несколько часов назад.
– И как бы мы прожили без табака? – сказал он по-немецки. Не сумев повернуться к нему, Элен только теперь осознала, что обездвижена, привязана к стулу.
Щелчок зажигалки. Протяжная, шумная затяжка.
– Великолепное изобретение человечества, – продолжал он на выдохе, блаженная улыбка звучала в его голосе. – Вы согласны, фрау Бенуа?
От аромата желанных сигарет пересохло во рту – лишь одна из ее многочисленных слабостей, – но Элен твердо решила молчать. Шаги позади. Он взялся за спинку стула, кожаные перчатки скрипели, сжимая деревянную перекладину.
– А если, – она вся сжалась, услышав его голос над самым ухом, – я обращусь к вам: «Дита»? Ведь так тебя зовут на самом деле, не Элен Бенуа, а Дита Янковская, она же «Янка», она же «Мышь».
Как он узнал?
Страх бил ее изнутри, бросая то в жар, то в холод, голова и все тело гудели от недавнего столкновения. Ей обещали, что все пройдет хорошо, так что же пошло не так? Что произошло, кто рассказал ему?!
Смакуя ее напряжение, он вновь предался раздумьям.
– «Мышь», что за нелепая кличка? Кто выбрал ее? Не может быть, чтобы ты сама, о нет. Тебе больше подошла бы какая-нибудь птичка: соловей, ласточка, колибри, наконец!
Ладонь в перчатке легла ей на плечо.
– Ты расскажешь мне все. Все, с ранних пор младенчества и до этой самой минуты. И особенное внимание удели старику, который дал тебе это глупое прозвище. Ведь это он – тот, кто подослал тебя ко мне? Но я не зол на тебя, нет… Приступай, фрау Дита. Я не смогу уснуть, пока не узнаю каждую, даже самую мелкую подробность твоей жизни…
Затянувшись, он провел по ее волосам. Вцепился в светлые локоны, запрокинул ее голову и, склонившись, пустил дым в плотно сомкнутые алые губы.
Он сносил ее ненавистный взгляд с издевательским равнодушием. С хищническим интересом всматривался в ее красивое лицо, очерченное скулами, с ровным, чуть вздернутым носиком и серыми глазами, оттененными длинными ресницами. Элен молчала.
– Что ж, ночь обещает быть длинной. Я заставлю тебя говорить. Даже мышь – хоть и скромная, но все же достойная добыча для ястреба.
Улыбнувшись, Людвиг затушил сигарету о стол.
I. Проклятые луной
Щелк, свист, взрыв.
Снаряды накрыли округу смертоносным дождем, а бежать выходило слишком медленно. Девочка совсем запыхалась, и ее, не сбавляя хода, подхватил на руки старший брат.
Щелк, свист, взрыв. От следующего залпа дом, к которому они приближались, в миг охватил огонь. Юноша резко свернул и едва удержал равновесие, чуть не упав со своей ношей в лужу из грязи и крови.
Заметив, что девочка вся обмякла, он затряс ее и закричал. Его лицо было страшным от испуга, брови и кожа на лбу опалены, слезы ручьями лились из широко распахнутых глаз.
Она не слышала его. Уши будто закупорило ватой. Все вокруг дрожало, рушилось, пылало, но она не слышала ни звука.
Отвратительный, удушливый дым.
***
Поезд покачивался, убаюкивая размеренным стуком колес. Желтые, зеленые, сменяющие друг друга поля оккупированной Франции отражались пятнами на металлических перекладинах, удерживающих багаж над сидениями. Хилое солнце поздней осени роняло блики на глянцевые двери купе, на вставки из замутненного стекла.
Эдмунд держал жену за руку, стараясь не шевелиться, чтобы случайно не разбудить ее, прикорнувшую на его плече, но Элен уже не спала. Запах гари и паленого мяса постепенно улетучивался, сменяясь реальным: дым, разгоряченные рельсы и земля, размытая дождем.
Завтра они будут в Кёльне, тогда же начнется и ее миссия.
За восемь лет Элен сильно изменилась: получила образование, как и обещала брату; научилась шить как следует, чтобы соответствовать парижской моде; устроилась работать в университет после защиты.
И, как и Тео, вступила в сопротивление.
– Ты не спишь, дорогая? У тебя руки дрожат, – Эдмунд ласково коснулся ее запястья. Элен подняла голову: идеально уложенная челка под модной шляпкой, красная помада, бежевый брючный костюм – она ценила свое удобство в путешествиях, при этом демонстрируя первоклассное чувство стиля.
Эдмунд поправил круглые очки, любуясь на нее.
– Мне до сих пор не верится, что ты моя жена.
Элен улыбнулась уголком алых губ.
– Тебе просто повезло.
Разумеется, ей не дали никакого партийного билета. Но дали крупицы информации в ответ на то, где находится сейчас ее брат.
Да и что она скажет, когда увидит его? «Милый брат, ты все такой же упрямец!»? Даже во Франции, находясь в тяжелых условиях оккупации, сопротивление не бездействовало. То, что Тео могли убить в стане врага до встречи с ней, казалось немыслимым и страшным, и она старательно гнала эти мысли прочь, пока не будет знать наверняка.
Даже если его и убили – она должна знать.
– Элен Вернер… Моя Лили, – не выпуская ее руки, Эдмунд поцеловал тыльную сторону ее ладони. Свободной рукой она потянулась к сумочке, доставая портсигар и мундштук.
– Знаешь, кто будет завтра из знакомых?
– Если честно, не представляю. Все? Премии собираются вручать не только ученым, но и предпринимателям, инвесторам, ветеранам, героям войны. Даже неловко от такого разношерстного конгломерата…
«Парад чудовищ,» – мысль прозвучала ненавидящим голосом брата.
– Великолепный шанс поддержать связи, – Элен щелкнула зажигалкой, затягиваясь, а потом медленно отвела мундштук от губ. Дрожь отступила, затеняя сомнения и возвращая ей ясность ума. – Нужно обязательно поблагодарить герра Шварца за такую возможность.
– Само собой, милая. Он будет очарован, как и я. Как и любой другой…
Он склонился для поцелуя.
Сигнал поезда разорвал размеренный ритм колес. Элен метнула взгляд в коридор, где слышался нарастающий грохот шагов проводника. Его силуэт пронесся мимо двери, придерживая фуражку.
Эдмунд вздохнул и снова отвернулся к окну.
– Вот, началось. Это надолго…
– Обычное дело близ границы. Как минимум это значит, что мы почти на месте, – невесело усмехнулась Элен.
Послышались голоса: кто-то взволнованно оправдывался по-французски, но был прерван резким «Halt!»
– Нет, я не про задержки. Я ведь чистокровный ариец, тоже говорю по-немецки, – но каждый раз чувствую себя каким-то… Будто бы, виновным. А ведь меня пригласили на конференцию представители власти. За заслуги в исследованиях и достижения в науке! Я не просто гражданин страны, я совершаю вклад в ее развитие…
– И мы едем в Кёльн, чтобы заявить об этом вслух. Все будет в порядке, дорогой, – она чмокнула Эдмунда в щеку, тут же отвлекая его стиранием следа от губной помады.
Поезд замедлялся целую вечность и, наконец, остановился.
– Ты так спокойна. Ведь ты ненавидишь проверки…
– Никто не любит лишнее внимание, милый. С тобой я в безопасности, – Элен оплела локоть мужа и молчала, не отводя взгляда от двери купе.
Проводник шел обратно в сопровождении трёх немецких офицеров, что следовали за ним по узкому коридору. Силуэты черных плащей и фуражек были слишком узнаваемы: острые, угловатые элементы формы вызывали подсознательную тревогу. Смерть обрела свой новый, изысканный стиль.
– Можно подумать, в каждый пассажирский поезд проникли враги, – Эдмунд усмехнулся и похлопал Элен по запястью, успокаивая то ли ее, то ли собственные нервы.
«Невероятно, но одна такая сидит рядом с тобой…»
Из дальних купе раздался протестующий ропот пассажиров. Грохот багажа. Щелканье замков. Голос маленькой девочки, спросившей по-французски: «Мама, мы приехали?»
Элен знала, как проходят такие проверки. Протестовать ни к чему, они все равно залезут в багаж. Разворошат вещи, пролистают книги, растрясут кошельки в поисках мельчайшего подтверждения своих подозрений.
Прогремел троекратный стук в дверь.
«Нужно быть податливым, учтивым, одним словом – приятным. Тогда есть шанс расположить их, сойти за своего. И, конечно же, не забыть про…»
– Хайль Фюрер!
Лицо в черной фуражке вонзилось в проем, широко улыбаясь.
Эдмунд ответил на приветствие, с готовностью патриота дублируя жест. Высвободив его руку, Элен плавно отстранилась и обворожительно улыбнулась.
– Ваши документы, дорогие…пассажиры, – услужливо вставил немец, удовлетворенный реакцией, взглядом перескакивая с одного супруга на другого.
Элен со спокойствием и плавностью змеи извлекла из заднего кармашка дорожной сумки их паспорта с билетами, вложенными внутрь.
Досмотрщик молчал некоторое время, всматриваясь в написанное, пока позади него, из соседнего купе выталкивали возмущенного отца семейства с женой и детьми. Девочка лет четырех хныкала. «Как же мой кролик? Месье Кролик!»
Мальчишка постарше проскочил под локтем одного из немцев, но тот среагировал достаточно быстро, чтобы ухватить его за шкирку и обездвижить почти боевым приемом – заломав ребенку руку за спину. Элен вздрогнула от его пронзительного крика.
Досматривающий оторвался от документов, оглянулся и поторопил подчиненных. Закрыв, вернул оба паспорта супругам.
– Поздравляю с наградой, герр Вернер!
– О, вам известно?
– Вся Германия знает! С возвращением. Родина встретит вас с почестями, даже не сомневайтесь.
– Благодарю, – Эдмунд растерянно поправил очки.
– Хорошей вам дороги!
Обозначив прощание все той же проклятой фразой и широкой улыбкой, он скрылся за дверью, превратившись в размытый силуэт.
Элен очень медленно, долго и протяжно выдохнула дым, пока сердце не перестало бешено колотиться.
