Это не был приказ, но я безропотно подчинилась. Мы направились в противоположный конец коридора и шли минут двадцать (он оказался очень-очень длинным) и сначала молчали. Всю дорогу я потихоньку разглядывала Захара. Раньше мне не встречались люди похожие на него. Потрясающая внешность!
Я еще вчера (если здесь вообще уместно понятие суток) приметила, что Захар высокий, черноволосый и смуглый. Волосы густые, блестящие, аккуратно причесанные, почти до плеч. При такой шевелюре и оттенке кожи он мог сойти за азиата, если бы не глаза: огромные, очень выразительные, глубокого серого цвета. Владелец таких очей запросто мог править миром без слов, что он по всей видимости и делал. Когда мы перекидывались парой слов, он смотрел на меня так, будто я совсем голая, но это ему ни капельки не интересно. Я не ощущала дискомфорт, но и уютно тоже не было. Чувствовала себя, словно пациент на приеме у знаменитого профессора, которому медицинский светоч безошибочно диагностирует неизлечимое заболевание, то есть уверенно, но обреченно.
Нос у Захара не был чем-то примечателен, обычный, тем и хорош. Вот нос крючком очень запомнится, но вряд ли украсит хозяина, а у Захара он просто не привлекал к себе внимания, зато последнее доставалось глазам, волосам и красиво очерченному рту с чуть опущенным правым уголком, отчего Захар выглядел немного грустным. В довесок имелись изогнутые смоляные брови. А еще меня поразил его румянец, как у школяра, который прогулял уроки и несколько часов кувыркался в сугробе.
Высокий рост обычно предполагает сутулость, но осанке Захара мог позавидовать офицер. В плечах он был шире меня раза в два. Походку имел чуть пружинящую, легкую. В общем, пройди он мимо меня там (вы поняли где), я непременно обернулась бы. И даже заговорила бы первой.
Голова у Захара была посажена прямо-таки по-императорски, очень гордо. Когда он поворачивал ее в мою сторону, слегка поднимал подбородок и смотрел на меня сверху вниз, но не уничижительно, а снисходительно. Одет же был во все черное: брюки, рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, дорогие (уж в обуви я кое-что смыслю!) мокасины. На безымянном пальце Захар носил странное кольцо из темно-желтого металла с камнем: большим, круглым и практически прозрачным. Я вдруг заметила внутри камня какое-то движение, похожее на всплывающие пузырьки в стакане с газировкой, увы, точнее описать не смогу. Захар быстро разглядел мой интерес к перстню. Очевидно, ему это не понравилось, поэтому он засунул руку в карман брюк.
Изредка навстречу попадались люди, выходившие из разноцветных дверей, они приветствовали Захара и разглядывали меня, перекидывались друг с другом парой обычных фраз типа «как поживаешь» или «как дела» и садились на скамеечки вдоль стен. «Как в деревне на завалинке, когда нечем заняться и охота, лузгая семечки, почесать языки», – невольно сравнила я. Захар с усмешкой глянул на меня и сказал:
– А им действительно нечем заняться. Только ждать. И они ждут.
Я не задавала вопроса, я вообще вслух ничего не говорила, Захар читал мои мысли. Неприятно. Я пришла к умозаключению, что моя голова, моя вовсе некрасивая и разбитая голова, для Захара открытая книга – этакий сборник наивных сказок, открытый на нужной странице, которую он перевернет, предварительно плюнув на длинные пальцы. Неприятнейшее ощущение! А еще я поняла, что Захар уже и это «прочел», и специально (пусть читает дальше) искренне подумала, что он красивый, может, не для всех, но для меня точно очень привлекательный мужчина.
– Ты так считаешь? Да? Я красив? – и Захар широко улыбнулся.
– Да! Красивый и очень необычный, ты мне нравишься. Слушай, а тебе обязательно надо читать все мои мысли? – уточнила я вслух.
– Я должен знать каждую мелочь про всех, – он пристально посмотрел мне в глаза, указывая при этом на двери по разные стороны, подразумевая тех, кто недолго жил или бесконечно умирал за ними (не знаю, как правильнее выразиться). – Но не думай об этом, Роза. Мне импонирует твой «сборник наивных сказок». Кстати, обещаю, что никогда не стану слюнявить пальцы.
– И на этом спасибо! – я изобразила кривой-прекривой реверанс.
Вообще-то я сговорчивая, если надо исследовать мои куриные мозги, вперед, но не обижайтесь, если испачкаетесь в едком помете. Да и вряд ли там есть нечто интересное, я не обременяю собственный мозг высокопарными мыслями или научными гипотезами, те же учителя никогда не считали меня способной.
Захар громко рассмеялся, даже шаг замедлил, потом откашлялся и ответил на один каверзный вопрос в моих глазах:
– Роза, ты смешная, симпатичная и добрая. И, пожалуйста, не трогай веснушки, они тебе очень идут. И еще, никого и ничего не бойся, тебе здесь будет хорошо, у нас никто никого не обижает. Договорились?
Моя курья голова кивнула, но почему-то в ней крутились Катины слова «знаешь, везде мертвые котята…». Как же! Не обижают!
– Ничего, скоро сама все поймешь. А сейчас нам сюда, – и так как я читать мысли не умела, Захар указал на нужную дверь и распахнул ее передо мной.
Она была обычного белого цвета, не черная, не цветная. Простая белая дверь.
И комната тоже оказалась вполне обычный. Просторной, с окном, с кожаным диваном, креслами и журнальным столиком, на котором стояли две фарфоровые чашки, и, судя по аромату, витавшему в воздухе, в них был свежесваренный кофе. В углу имелась небольшая раковина, над ней висело зеркало, а рядом полотенце. У стены расположился сервант. На полу лежал бордовый ковер, поэтому, не дожидаясь приглашения, я сняла туфли. Захар прикрыл дверь и жестом пригласил пройти к дивану. Кстати, он разуваться не стал.
– Угощайся, – предложил он и присел рядом.
Я взяла чашку и отхлебнула, кофе оказался приготовлен именно так, как я любила. С корицей.
– Что вы хотите от меня, Захар? – сидя совсем близко от него, я не смогла сказать ему «ты».
– Не выкай, Роза. Обращайся ко мне, как пару минут назад в коридоре. Мне очень понравилось. Здесь так со мной говоришь только ты. И Матвеевич, само собой. Вот и продолжайте, – он откинулся на спинку дивана и потер ладони о колени. – Мои подопечные, Катя тебе уже рассказывала, иногда болеют, не сильно, но лечить приходится. Просто так надо.
И тут же добавил:
– И подшефные Матвеевича, случается, недомогают. С его людьми проще, они всегда на виду, с ними Катерина кое-как, но справляется. А с моими нет, они очень придирчивые. Раз уж ты к нам (это слово Захар подчеркнул, именно к «нам», не «ко мне») попала, помоги, пожалуйста, я уверен, ты сможешь. Аптечку дам, халат имеется, но в принципе он и не нужен. Ну что, согласна? – Захар глянул на меня сверху вниз и чуть шевельнул бровями.
Я не сочла необходимым произносить вслух, просто подумала: «А что, есть выбор? Не будете же вы меня задаром кормить-поить. Да, согласна. Валяй, гони аптечку и говори, кого лечить в первую очередь».
Захар засмеялся, а после одобрительно мне кивнул, так кивают спаниелю, принесшему подстреленную утку, мол, хороший пес. Затем подошел к серванту и принялся что-то искать. Я же, воспользовавшись моментом, немедленно направилась к окну, последние пять минут меня просто раздирало любопытство: «Что там находиться?». А за окном простирался луг, по которому я сюда пришла. Сейчас по нему двигалось несколько человек, я не стала их считать. Неинтересно было знать, сколько еще человек покинули бренный мир. Я подумала, что скоро они будут общаться со странным Михаилом Викторовичем, а потом их определят в «плохие-хорошие» или в «левые-правые», и, наверное, Захару уже пора идти, чтобы говорить с каждым из них, а потом обсуждать с пока неизвестным мне Матвеевичем «кого-куда» и «почему-потому»…
– Нет, не пора, – раздалось из недр серванта. – Я везде успеваю, Матвеевич тоже. Вернее сказать, не успеваем, но всегда рядом с каждым из вас, только позовите. В любом дне, в любом году. Так что не беспокойся об этом. А вот и аптечка.
Он извлек образчик брежневских времен: коричневый, из дерматина. Подошел ко мне и почти торжественно вручил. Через минуту я поняла, что болеют на этом свете понарошку. Тем спектром лекарств, что хранились теперь уже в моей аптечке, можно было лечить лишь глупых кукол и вредных медведей. Бинты, вата, зеленка, одноразовые шприцы, ампулы с копеечными, абсолютно безобидными витаминами группы В, спирт, валериана в таблетках (вот уж точно мертвому припарка), аспирин, анальгин и пара вариантов слабительных средств. «Нашим проще», – а что еще я могла подумать?
– Тогда твой первый пациент – Уильям. Я провожу, – откликнулся Захар.
В коридоре стало многолюднее: старики и дети, молодые парни и девушки, мужчины и женщины разного возраста. Но больше всего было пожилых. И этот факт меня очень порадовал.
Глава 7. В которой я приступаю к привычным обязанностям и узнаю про черное и белое
Шли мы недолго.
– Тебе сюда, – сказал Захар и указал на черную дверь, напротив темно-голубой. – Уильям совсем заждался.
– Слушай, Захар, сегодня ты меня проводил, а завтра? Я сама ничегошеньки не найду – ни номеров, ни имен!
– Роза, «сегодня-завтра» не существует – здесь нет времени. А номера не нужны. Смотри, как всё просто. За черными дверями находятся такие же люди, ты быстро запомнишь их имена. А искать их адреса будешь относительно цветных дверей – они все разных оттенков.
«Какие-то относительные люди, неужели жалко всем двери покрасить?» – пронеслось в моей птичьей голове, но вслух я сказала другое.
– Да ни черта я не понимаю в этих оттенках, как быть? Пойми, Захар, я ведь не художник!
Старики стоящие неподалеку, торопливо принялись настраивать слуховые аппараты и переглядываться.
– Вот. Держи-ка, Роза, будешь прикладывать к дверям, – и Захар протянул большую плоскую коробку, непонятно откуда взявшуюся.
Впрочем, меня это уже не удивило. Он такой, этот Захар. Я взяла и прочла название. «Карандаши цветные для дошкольного и школьного возраста. Очень много цветов». Что-то я не помнила в своем счастливом социалистическом детстве такие наборы, ну да ладно. Я решила немедленно сверить точность оттенков. Чуть повозившись, достала карандаши, похожих, на мой взгляд, цветов, и стала по очереди подносить к двери. Нужный карандаш назывался «темно-бирюзовый», а вовсе не «темно-голубой». Выходило, что я дальтоник. Отличная предсмертная новость!
– Захар, эта дверь точно темно-бирюзовая? – спросила я.
– Точнее не бывает. Видишь, как просто, ты сразу справилась. А теперь иди. Там холодно. Как зайдешь, надень валенки и шубу, иначе простынешь. А потом ступай к себе. До встречи!
И Захар пошел назад в кабинет.
А я с трудом отворила черную тяжелую дверь. И попала в зиму.
– Закрой за собой, тянет! – недовольно крикнули мне из общего коридора.
Я изо всех сил навалилась и выполнила просьбу. Действительно было холодно, изо рта сразу повалил пар, минус пятнадцать, не меньше, однако воздух оказался не морозно-свежим, наоборот, несло какой-то химией. Был поздний вечер (Захар конечно объяснил, здесь нет времени, но это у них, а не у меня), на небе налилась полная желтая луна, смахивавшая на неровный круг, какой рисуют дети (ага, некоторые светила уже начали появляться, глядишь, до солнца доберемся). Я увидела дорожку: широкую, освещенную фонарями, ведущую к большому дому. Такие виллы обычно бывают или у миллионеров, или у голливудских звезд, что, в сущности, одно и то же. Вот только холод стоял совершенно не голливудский, и на земле лежал снег – девственно-чистый. «Совсем свежий», – подумала я, потому что следов других посетителей или самого хозяина виллы не было.
Наставления Захара одеться потеплей, оказались отнюдь не лишними. Продрогла за минуту. Я поставила аптечку в снег и быстренько напялила вместо туфель колючие валенки. Шерстяных носков мне никто не оставил, я надела катанки на босу ногу, благо они стояли рядом с дверью, хоть искать долго не пришлось. Шуба висела на трехрогой вешалке. Некрасивая, просторная, до пят, такая же искусственная, как и моя. Мне вдруг привиделась Катя с шевелящимися, как у Медузы Горгоны, волосами-змеями, которая хохотала надо мной, кутаясь в шикарное манто из сотни горностаев, но тут же вспомнились котята, и мое недовольство экологически-правильным мехом вмиг улетучилось. Я застегнула все имевшиеся пуговицы, их, к слову, оказалось две, остальные были вырваны с корнем, взяла аптечку и двинула искать хозяина виллы, в окнах которой горел свет.
Ступив пару шагов, услышала хруст, но это был непривычный звук, снег хрустел не так. Стало интересно, что же под ногами. Я взяла горсть и сжала, приготовившись, что будет мокро и холодно. Снег скрипнул, но не таял. Я понюхала – в носу засвербело, помяла – снеговика не вылепить. Рассыпаясь на мельчайшие кристаллы, снег напомнил зубной порошок, только абсолютно не пах мятой. Я не смогла определить, что это. «Спрошу у хозяина», – подумала я.
Через пару минут я очутилась возле здания. Почему-то не стала стучать, не стала заглядывать в окна, решила просто обойти дом, шестое чувство подсказывало, что Уильям не внутри, а где-то поблизости.
Возле виллы было прибрано, голые ветви кустарника аккуратно подстрижены, изящные скамьи покрыты свежим лаком, а странный снег расчищен. Я побрела по тропинке вокруг дома и обнаружила большой бассейн. Сияло такое множество огней, словно я очутилась на вечеринке золотой молодежи в том же Лос-Анджелесе, правда, вместо воды был голубой лед. Махровые полотенца, неряшливо брошенные на шезлонги, выглядели тут дико и неуместно. На одном из лежаков полулежал негр в купальных плавках и напевал какую-то песенку на английском языке.
– Вы Уильям? – я сразу перешла к делу, здесь настолько всё было мертво, что здороваться не хотелось.
– Да, упокой тебя. Кто такая? Новенькая? – негр шпарил по-русски уверенно, практически без акцента.
Я представилась и присела на соседний шезлонг, поставив аптечку на колени.
– Вам должно быть ужасно холодно! Почему вы раздеты? Вы ведь простужены (я слышала это по дыханию, он сильно хрипел), но сидите на таком морозе!
– Не твое дело! Если сижу, значит, так надо! Нет у меня одежды, только трусы, к тому же я давно привык.
– Но в доме наверняка есть что-нибудь, тот же плед. Да и вообще, внутри тепло, пойдемте туда.
– Хренушки там тепло, еще холоднее, а плед мне не полагается! – Уильям не хотел больше это обсуждать (я почувствовала). – Давай, делай укол, измеряй температуру и вали отсюда! Напомни-ка, как тебя там зовут.
Я напомнила и поинтересовалась, чем его лечили до моего визита.
– Витамины какие-то, вроде В 6. Колола Катька, больше некому. Рука у нее как у металлурга, шишки вот, – пожаловался Уильям и потер ягодицу.
Потом встал, я потихоньку рассмотрела его, мне ведь прежде не доводилось вот так близко видеть настоящего (чуть не брякнула «живого») негра. Он был чуть выше меня, худой, очень черный – прямо-таки головешка, на лице сильно выделялись белки глаз и зубы, которые вопреки ожиданию белоснежными не оказались, может быть, Уильям много лет курил или пил крепкий кофе.
Я открыла аптечку, достала градусник, стряхнула и протянула. Уильям послушно сунул под мышку. Я поинтересовалась, как он себя чувствует, болит ли горло, есть ли мокрота при кашле. Он же сказал:
– Ты врач, настоящий человеческий доктор! Не то, что Катька! – и снова потер место уколов.
Мы помолчали, я не стала объяснять, что я не врач, а всего-то медсестра. И вдруг у меня родилась идея.
– Уильям, давай я оставлю тебе шубу, валенки, а еще мы укроем тебя полотенцами, вот этими (я указала на шезлонги). Ты сразу согреешься! Давай?! – меня так воодушевила эта мысль, я даже с места вскочила.
– Нельзя, Роза, нельзя. Мне понизят температуру, а еще исчезнет еда, я знаю, я ведь уже пробовал и не раз. Будет только хуже. Не переживай за меня, я очень плохой человек. Это мое заслуженное наказание, не переживай, – повторил он, вынул градусник и бережно вложил мне в руку.
Я попыталась рассмотреть что там, но не вышло. Получалось, судя по показаниям, что температуры у Уильяма не было. Вообще. Или же мне достался негодный градусник. Я дотронулась до Уильяма – ледяной. Мне стало так жалко его, но что я могла сделать? Только лечить. Выдала пару таблеток аспирина, понижать температуру не требовалось – ниже и так некуда, это было лекарство для души. Видели бы вы, какой радостью наполнились его глаза, когда я протянула таблетки на ладони. Потом я приготовила спиртовой компресс, обмотала Уильяму горло и усадила рядом с собой – живой и теплой. А вот укол показался мне вовсе необязательным, но Уильям начал упрашивать так, что пришлось согласиться. Я попросила лечь и приспустить плавки. Пока набирала содержимое ампулы, Уильям укладывался на шезлонге. Когда я подняла глаза и увидела место для инъекции, у меня шприц едва не выпал из рук. У Уильям пятая точка оказалась белой. Нет, нет, не припорошенная мелом или мукой. Нет же! Это была белая кожа, словно доставшаяся в наследство от другого человеческого комплекта. Представляете, у Уильяма?! Который даже не был мулатом, а исключительно негром! Я взяла себя в руки, еле сдержав рвавшийся наружу смех, и выполнила медицинский долг, то есть уколола бесполезным, но весьма болезненным витамином. Уильям прокомментировал, вставая и натягивая трусы: «Не больно. Ни капельки. Настоящий доктор». Затем сел на шезлонг и жестом пригласил последовать его примеру, что я и сделала, устроившись напротив. Он захотел поговорить, а я вроде не торопилась.
– Ты умер здесь, в России?
– Да, – и Уильям назвал наш областной центр. – Давал частные уроки по английскому языку, еще кое-чем занимался, жил по полгода в Манчестере, по полгода в России, – и брезгливо поморщился.
– Вот как? Ты действительно очень хорошо говоришь по-русски. Тебе не нравилось в России?
Если честно, я была уверена, что он ответит «нравилось», хотя бы из уважения ко мне. Я на его месте поступила бы именно так, но Уильям, видимо, и при жизни не был корректным.
– Не-а. Скучная жизнь, грязные города, люди (он закашлялся), впрочем, не мне их судить, я сам плохой человек, хуже любого из них. Я наркоман. Кололся, нюхал, курил. А еще трахал своих учениц. Самых молоденьких.
По виду Уильяму было не более сорока. Довольно симпатичный. И я подумала, что наши девушки самостоятельно прыгали к нему в постель в поисках новых ощущений. Наркотики – это мерзко, отвратительно, страшно! Но вот студентки вряд ли держали на него обиду. Я даже попробовала донести это до своего собеседника, но он отмахнулся, мол, чего уж, теперь все равно.
– Скажи, Уильям, ты уже здесь приобрел белую пятую точку? – я отмела возможность генетического казуса, ибо таким нельзя родиться.
– Да, – вздохнул он. – Это часть моего наказания. Знаешь, при жизни я ненавидел белых, а может, просто завидовал. Я называл всех вас (он с презрением глянул на мои светлые волосы) «белыми задницами», всех «тупыми белыми задницами». Всех до единого! Как тебе такое? Теперь у меня самого белая задница! Захар умеет повеселиться, да?
Это был вызов на откровенность. Я не желала принимать чью-либо сторону, поэтому деликатно промолчала, несколько минут ковыряя валенком странный снег. Но любопытство скверная штука, я спросила:
– А почему ты находишься в таком холоде?
– О, тут все просто. Я ведь чернокожий, а в Африке много негров. Захару плевать, что я родился в Великобритании и жил в Манчестере. Вот Главный и решил: «Уильям из Африки. Африка! Там жарко. Вот и пусть теперь закаляется». Анекдот и только. Негры чего боятся в первую очередь, а?
И сам ответил:
–Конечно же холода! А кто его не боится? Особенно на морозе в одних трусах! А кормят меня, знаешь чем? Ну-ка, предположи!
Я сразу догадалась, однако сказать не решилась. Уильям подтвердил:
– Правильно, бананами! По глазам вижу, что поняла. А еще кокосами и финиками, знаешь, как пучит от такого рациона? А Захару никакого дела нет. Он вообще редко приходит сюда. Конечно, нахрен я ему такой белозадый сдался?!
Тут я решила, что все, мне пора. Взяла аптечку, попыталась сделать дружелюбное лицо и стала прощаться. Уильям не возражал:
– Надо, так надо. Бывай. Надеюсь, еще зайдешь.
Под валенками снова захрустело, я обернулась и крикнула:
– Это ведь не снег, Уильям? Что это?
– Это кокаин. Только абсолютно беспонтовый. А ты нюхни, вдруг забалдеешь?! Смотри, Роза, сколько кайфа пропадает зря! – и громко захохотал мне вслед.
Смех его был неприятен мне, будто ледышку за пазуху засунули. Я поспешила к выходу и вскоре очутилась в коридоре, оставив шубу и валенки на прежних местах.
Глава 8. В которой я не знаю, чем себя занять, интересуюсь происходящим вокруг и напрочь забываю о здоровом образе жизни (или смерти)
А в коридоре было много людей. Некоторые сидели на лавочках, некоторые гуляли, и в воздухе от голосов стояло жужжание. Мое появление не вызвало особого интереса. Несколько проходящих мимо покойников остановились было, покосились на меня и молча продолжили путь. Скорее всего, моя история была для них скучна. Действительно, что в ней занимательного? Я отыскала взглядом свободную скамейку, направилась к ней и тут обратила внимание на одно занимательное обстоятельство.
В коридоре отсутствовало искусственное освещение, однако было светло, как при дневном свете, казалось, что все вокруг залито солнцем. Я крутила головой в поисках окон, но их и в помине (здесь, должно быть, очень любили это слово) не наблюдалось. А так как я вертела ей очень интенсивно и не смотрела куда иду, то вскоре налетела на кого-то большого и мягкого. «Кто-то» успел подхватить меня и удержать, спасая от возможного падения. Им оказался молодой увалень лет восемнадцати, не более. Он действительно был рослым, почти как Захар, но объемным и рыхлым, да и вообще, фигурой напоминал справную деревенскую девку. У него даже грудь имелась! И я с завистью подумала, что она больше моей. А на лицо, кстати, парень был очень даже ничего. Волосы темно-русые, глаза карие, чуть грустные. Хорошие глаза, мне такие нравятся.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70447402&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
