Ив Даргель "Автор идеи цвета"

Автор идеи цвета
Ив Даргель

Податливое пространство готово меняться, но только если автор идеи будет достаточно убедителен. Единственное ограничение – цена выбора. Но есть ли смысл упражняться в красноречии, добиваясь отклика от мира, не договорившись с самим собой?

Ив Даргель

Автор идеи цвета

Глава 1. Мартин

С Мартином это случилось в конференц-зале, когда он произносил последние слова доклада, представляя Сообществу авторов новый замысел. Все стало ясно по возникшему облаку тишины, окутавшему огромное, наполненное золотистым вечерним светом, рассеянным в изгибах стен, помещение. В этот же миг Мартина ослепила белая вспышка, и он понял: его Идея принята и подтверждена. Этот момент мог бы стать для него триумфальным. Согласно этикету, прозвучали аплодисменты – неровные и сразу же затихшие. Отвернувшись от отстраненных и сочувствующих лиц, Мартин медленно, с усилием, будто пробираясь сквозь толщу воды, направился к выходу. Мысли были только о том, как бы не споткнуться о сгустившийся воздух: тело не слушалось, в ушах мерно постукивали гулкие молоточки.

Дверь демозала с оглушающе-тихим шипением закрылась за спиной, похоже – навсегда. Уже зная, что воспользуется правом приватности, положенным в таких случаях, Мартин не опасался, что кто-либо посмеет побеспокоить его до второго выбора.

Белая лента дороги быстро привела к корпоративному номеру по едва заметно мерцающим под ногами линиям карты. Войдя в небольшую светлую комнату, Мартин сразу же установил ночной режим, медленно разделся и, нащупав углубление в стене, не глядя, бросил одежду внутрь – утром там появится безукоризненный костюм. «Не понадобится», – помрачнев, он споткнулся о невысокую упругую выпуклость, образовавшуюся на полу. Сил на поиски цилиндрического валика, помогающего комфортно заснуть, уже не хватило. Мартин устроился внутри прохладной темноты, поджал ноги и отключился, даже не попытавшись распутать обрывающуюся паутину мыслей. Он так и не решился посмотреть в зеркало.

Проснувшись, он удивился ясности отпечатка вчерашнего вечера в памяти. Не ощущалось привычной утренней сонливости – уже дневные желтоватые полосы, тянущиеся от оконного проема к стене, были слегка припыленными на просвет. Упругое ложе, принявшее за ночь форму тела, бесшумно сровнялось с поверхностью и отвердело, приглашая начать день. Мартин сидел на жестком полу, размышляя, не установить ли повторно ночной режим, но сон безнадежно рассеялся.

– Доброе утро, – хмуро пробормотал доктор Мартин Пост, уставившись в мутную матово-серую дугу стены.

Тишина вчерашнего дня взорвалась в голове густым паром.

– Иди, – собственный голос показался каким-то надломленным, тихим и ласковым. – Смотри.

Но он не спешил это увидеть. Отвернувшись от поблескивающей зеркальной панели, Мартин прошел в стеклянную, как во всех номерах Корпорации, личную кабинку, и стоял под теплыми струями соленой воды так долго, как позволял его «докторский» кредит быта.

Мартин давно сделал первый выбор: прошел процедуру остановки возраста и с тех пор перестал непрерывно – «линейно», как говорилось в давних записях, стареть. Множество длинных циклов оставаться молодым мужчиной с ясным осознанием жизненной силы, безусловно, было приятно. Мартин считал себя обычным: он не обладал ни выдающимся ростом, ни особенной складностью фигуры, глаза его были обыкновенного коричневатого цвета. Иногда романтически настроенная жена называла их медовыми или даже янтарными, и он морщился, смущенный этими клише, но не мог удержаться от довольной ухмылки.

Мартин выбрал возраст, в котором не стало отца: хотелось быть похожим на него, если уж не характером, то хотя бы внешне. Мама так горевала и бессильно злилась, когда отец однажды не вернулся домой. Она не простила казавшемуся несокрушимо надежным мужу неожиданный уход в Архив, хотя всем известно, что это так и бывает – внезапно, без объяснений и прощаний.

Мартин тогда был уже взрослым, и, хоть и жалел маму, но не понимал причины ее слез и не разделял ее горе в полной мере. Он гордился отцом: уйти отсюда дано немногим, это редкая удача. Разумеется, когда появляется выход и человек оказывается перед той самой дверью, можно отказаться открывать ее, но отец поступил иначе – его право. Раньше Мартин полагал, что только избранные, уникальные люди способны найти выход за линию Архива, но со временем стал допускать мысль о банальной случайности.

От ушедшего в Архив обычно остается какой-нибудь предмет, и именно по этому бессловесному посланию близкие узнают о случившемся. После ухода Мартина-старшего на подоконнике лежала сложенная треугольником потрепанная карта дорог с отмеченной чернильными штрихами сетью дальних маршрутов. Больше ничего —еще не существовало доступных средств для сохранения воспоминаний.

Галерея сведений тогда была ограничена для использования, и в ней имелись только самые важные материалы Сообщества – никаких личных файлов там не содержалось. А к откровенным разговорам отец никогда не стремился, поэтому Мартин так и не успел по-настоящему узнать его. Мартин Пост-старший много смеялся, любил перемещаться налегке, не имел в собственности никаких предметов, не боялся линейного старения и вообще ничего и никогда не боялся. И, вероятно, забыл о них, как только очутился в Архиве. Мартин же всегда предусмотрительно брал с собой багаж и искал способы помнить.

Бывало, до спазма в горле скучая по отцу, Мартин пытался вообразить, насколько все могло сложиться по-другому. Но даже в такие моменты не позволял себе испытывать сожалений – это было бы неблагодарностью. Он понимал: давняя безвозвратная потеря поспособствовала обретению собственных смыслов.

На запотевшем стекле медленно проявлялось пятно, и Мартин ощутил жар внутри, увидев лицо своего деда, взирающего из зеркала пристальным, изучающим взглядом свинцово-коричневых глаз.

– Здравствуй, – Мартин подмигнул отражению, все четче обозначавшемуся на высыхающем стекле.

Он предчувствовал, что, зафиксировав возраст, попадет в ничтожно малый процент тех, кого коснется возвратный эффект —эффект Катра, названный именем великого профессора. Мартин опасался столь нежелательного развития событий, иногда даже искал какой-то способ подготовиться, но все случилось крайне несвоевременно. В точности как с его учителем, и, пожалуй, единственным другом Катром. Гениальный автор, вмиг наверстав прожитое время, вскоре предпочел уйти вместе с тайнами, оставив свое имя в истории.

Мартин, в тот период увлеченный своей Идеей памяти и только раздумывающий, не пройти ли популярную, казавшуюся безопасной и такую заманчивую процедуру, был потрясен необъяснимым исчезновением наставника. Позже он все-таки решился зафиксировать свой возраст, а тогда старался даже не вспоминать о Катре, несмотря на то, что мир щедро подбрасывал напоминания о легендарном исследователе на каждом шагу. Но в последние дни доктор Мартин, готовясь представить Сообществу новые разработки, все чаще вспоминал свой самый первый доклад.

Улизнув с официальной части торжества, они с профессором Катром отмечали вдвоем в корпоративном баре одобрение дебютной Идеи Мартина и присвоение ему докторской степени. Учитель, до смешного не ладивший с крепкими напитками, после второго бокала начал путанный монолог. С тех пор прошло несколько десятков длинных циклов, но Мартин не мог забыть ту незаконченную беседу. Катр заплетающимся языком начал поверять свои догадки о том, что происходит за линией Архива, и Мартин слушал, боясь даже моргнуть, чтобы не сбить настрой рассказчика. Но тот, замерев на полуслове, уснул прямо за стойкой, преобразовавшейся в уютное кресло.

Больше они не виделись: молодой доктор Мартин получил авторский допуск в Галерею сведений и занимался систематизацией имеющихся там данных, а Катр, после настигшего его возвратного эффекта, не искал ни с кем встреч. Вероятно, профессору было еще сложнее пережить случившееся – он был первым, кто столкнулся с этим досадным явлением. Только теперь, оказавшись в сходном положении, Мартин понял друга, и давняя обида почти исчезла. Но незаданные вопросы, поставленные на такую длинную паузу, все же требовали ответов. Мартин до сих пор сожалел об упущенной возможности удовлетворить разбуженное учителем жгучее любопытство. Но ничего не поделать: Катр, уходя навсегда, даже не счел нужным попрощаться.

«Интересно, Э-Ли уже кто-нибудь сообщил?» – уныние нарастало с каждой новой мыслью. Обычно утро, где бы оно ни застало их с женой, начиналось с вибрации синхронизировавшихся колец, которыми они обменялись в качестве подтверждения своего союза. Сегодня этого не случилось, и неудивительно – ведь он спал так долго, и уже середина дня.

Наверняка жена знает и выдерживает паузу. Э-Лина безошибочно чувствовала мужа, да и этикет в таких случаях предписывал соблюдать дистанцию. Однажды они с Э-Ли говорили о ничтожности риска побочного эффекта, и она была удивлена опасениями мужа, ведь на ее памяти подобного не случалось. Мартин тогда обмолвился, что не будет возражать против прекращения брака, если его самые неоптимистичные прогнозы сбудутся. Как тогда разделить с ним внезапные драматические перемены юной девушке, еще не имеющей ни малейших отметин прожитого опыта? Оказаться спутницей старика, пусть даже вполне энергичного и перспективного автора… Все, все, все до единого несостоявшиеся изменения разом настигают «счастливчика», попавшего в эту вероятность. Назойливой спиралью в голове раскручивались одни и те же слова: «Возвратный эффект. Эффект Катра». Будь он неладен.

Кольцо неподвижным тонким холодным ободком охватывало палец. Мартин тихо выругался и замер, глядя блеклыми, когда-то светло-карими, а теперь будто подернутыми сизой пленкой глазами, на свои – чужие, старые руки, изборожденные зеленоватыми узлами вен, с кожей, усыпанной тускло-коричневыми пятнами, с трещинками на пожелтевших ногтях.

Настойчивое шуршание отвлекло от горестных мыслей, и, вздохнув, он повернулся к двери, не собираясь ее открывать. Он никого не желал видеть. Звук усиливался, и Мартин приглушил настройки приватности, сделав дверь полупрозрачной. Возле порога маячила низкая округлая тень. Пришлось встать. Если не выгнать эту штуковину, она будет здесь ошиваться бесконечно: терпения инструктам не занимать.

– Заходи, – посторонился Мартин, приглашая автопомощника. Неужели это тот самый, из лаборатории Э-Лины? Только у него Мартин видел разнообразные оттенки мерцающей макушки, остальные инструкты выражали свои механические эмоции интенсивностью белого цвета.

– Приветствую тебя, доктор Мартин! – по всей форме поздоровался гость, вкатываясь в комнату.

– Угу, – Мартину было не до церемоний. – Чего тебе? Если ты не принес известие от моей жены, катись, откуда пришел.

– Сожалею, доктор Мартин, но у меня другая задача, и я обязан ее выполнить.

– Какая у тебя может быть здесь задача?

Инструкт мигнул голубоватым светом и официально произнес:

– Мне поручено выяснить твои планы в связи с произошедшим. Этикет препятствует инициировать контакт с тем, кто не сделал второй выбор после наступления возвратного эффекта, поэтому никто из членов Сообщества не может выполнить эту функцию.

– Понятно. Планы… Посмотри на меня, какие у меня могут быть планы? – пожаловался Мартин машине.

– Ты отлично выглядишь, доктор Мартин, – вежливо произнес посетитель.

– Ладно, молчи уж. Что ты хочешь от меня услышать? – Мартин начинал нервничать.

– Повторяю: тебе предстоит второй выбор. Огласи свои намерения, и я передам твое решение Сообществу, – терпеливо разъяснил инструкт.

– Ты уж извини меня, – все больше раздражался Мартин, – но я в такой ситуации впервые и не настолько разбираюсь в своих правах, чтобы удовлетворить ваше любопытство.

Автопомощник несколько раз неритмично мигнул, и Мартин мог бы поручиться, что это знак не меньшего недовольства, чем если бы этот незваный парламентер закатил глаза. Но никаких глаз, разумеется, не было: только из горизонтальной щели маячил слабый свет.

Поначалу из зачитанного механическим голосом списка вариантов Мартин не узнал ничего нового. О праве на приватность до второго выбора ему было давно известно, но он и не догадывался, что эту поправку в этикет лично внес профессор Катр перед своим загадочным исчезновением. Не стало открытием и то, что допускается оставить все как есть и просто быть собой, как если бы ничего не произошло, и никто даже намеком не обмолвится об очевидных изменениях внешности. На это Мартин тоже рассчитывал.

Выслушав предложенные альтернативы, он призадумался. Еще есть право на попытку уйти навсегда, получив доступ к капсуле покоя, и это не представляет сложности – очередь туда не стоит. Или пойти иным путем и переместиться в любом направлении, расширив карту своих дорог. Корпорация огромна, Сообщество авторов – лишь малая ее часть, принадлежностью к которой Мартин чрезвычайно гордился.

– Доктор Мартин?

Пауза затянулась, а ответа он так и не дал. Мартин устало опустился на пол рядом с инструктом и флегматично процедил:

– Пока только приватность. А там посмотрим. Это все. Уйди, а?

– Благодарю за информацию. До свидания, доктор Мартин.

– Погоди! – окликнул Мартин автопомощника, плавно двигающегося к двери. – Ты можешь сообщить кое-что Э-Лине? Я почему-то не могу с ней синхронизироваться. Передай, пожалуйста, что я буду ждать ее возле башни каждые двенадцать пунктов короткого цикла.

– Сожалею, доктор Мартин. Выбранный тобой способ коммуникации ограничивает социальное взаимодействие до второго выбора, – отчеканила безжалостная машина.

– Понятно.

Автопомощник мигнул и добавил еще одну витиеватую формулировку:

– Этикетом не возбраняется добавление в круг контактов неограниченного количества лиц при помощи личного сообщения.

– Превосходно. – Мартин недовольно нахмурился, глядя, как за дверью растворяется мерцающий силуэт.

Доктор Мартин не выносил невнятной подачи информации. Все его файлы в Галерее сведений были идеально выверены.

– «Личного сообщения лицам…» – передразнил он. – Кто вам там тексты пишет, умники. И где же мне этих лиц лично встретить, спрашивается?

Мартин покосился на кольцо и приуныл. Несмотря на случившееся, новый виток его Идеи вчера был одобрен. Как автор, он может делегировать полномочия тому, кого сочтет достойным. От мысли о проекте внутри зародилось смятение: в этот раз он вдохновенно трудился в одиночестве, и выбрать преемника было затруднительно. «Я не готов к решению», – поморщился доктор Мартин.

Снова погрузившись в невеселые раздумья о том, что его уединение обеспечивается этикетом, кредиты доверия и быта достаточны для комфортной жизни в любой дуге этого высокоразвитого и безупречно этичного мира, Мартин ждал просвета в несвойственном ему подавленном настроении.

Второй выбор… Доктор Мартин никогда не вникал в тонкости права, но был уверен, что, воспользовавшись положенной ему конфиденциальностью, может неограниченно долго ни с кем не контактировать. «Ха, неограниченно! – он отчаянно начал подсчитывать. – Ну и сколько мне еще осталось? Как вообще смириться с неизбежностью пребывания в этом, ставшим таким некомфортным, теле?»

Случившееся не укладывалось в логику планов, хотя Мартин не единожды в мыслях прокручивал крайне нежелательный, но возможный сценарий. Мартин долго не менялся и привык к стабильности. Он допускал, что, не наблюдая изменений постепенно, будет трудно пережить резкую метаморфозу. Но не представлял насколько.

Матери он не сообщит. Она рано или поздно узнает и поймет, что ему нужно побыть в одиночестве. После ухода отца она пыталась вести обычную размеренную жизнь, но вскоре приняла решение расширить карту своих дорог и с тех пор выглядела довольной. Путешественники не следят за свежими новостями, так что в ближайшее время не придется ничего объяснять. Ма не одобряла даже саму идею остановки возраста. Она все еще была энергичной, красивой, очень пожилой леди. Женщин не принято называть старыми, это слово мужское: крепкое, сухое, безжалостное – старик. «Вот я теперь он и есть – старик», – мысль промелькнула ставшим уже привычным напоминанием и угасла. Они с Ма не были близки, казалось, ее мало интересовал взрослый сын. Мартин даже считал, что главные воспоминания о нем у мамы обрываются на счастливом детском периоде. Нечастые встречи сберегли их взаимную нежность и уважение.

«Я тоже постарел, Ма», – Мартин с усилием встал и пошел варить неэтичный, требующий огромных затрат при производстве, но зато органический кофе. Конечно, можно было взять уже готовую к употреблению дымящую чашку из специальной ниши, где незамедлительно появлялось все, что нужно хозяину комнаты, но он изредка позволял себе роскошь личного участия в приготовлении напитка. Приятно самому совершать простые успокаивающие движения: наливать из тонкостенного кувшина журчащую воду, открывать емкость из легкого металла и вдыхать первый, самый яркий аромат маслянистого темного порошка.

Кофейный запах напоминал Мартину о том воображаемом пространстве, которое мама называла уютным словом «дом», пересказывая за редкими совместными завтраками легенды о том, как устроен быт Архива. Мартин слабо верил в достоверность этих историй. Как и все члены Сообщества, он жил в индивидуальных комфортабельных помещениях: невидимая система Корпорации и смышленые машины – инструкты выполняли бытовые задачи в соответствии с пожеланиями. Корпоративные номера были похожи, как выверенный и растиражированный чертеж: светлые полупрозрачные стены, сгущающиеся белым матовым туманом для уединения, плавные линии пола, меняющиеся в соответствии с желаниями и потребностями жильцов, регулирующие освещение экраны-окна, пластичные подоконники, податливо изменяющиеся от легкого касания руки.

Э-Ли иногда добавляла в их жилище какой-нибудь дополнительный элемент: она питала слабость к стульям из материалов, имитирующих дерево. Мартин узнал от жены, увлекающейся потусторонними историями, что в Архиве есть органические растения с твердым стволом и ветвями, образующими крону, что бы это ни значило. Э-Ли пыталась объяснить, что это такое и почему так ценны предметы быта из этого материала, но Мартин не особо вникал в сбивчивые оправдания ее расточительности. Он не препятствовал обустройству номера, хотя и не считал громоздкую мебель необходимой и уж тем более, удобной – куда приятнее развалиться на принимающей форму тела выпуклости, послушно исчезающей, как только в ней пропадает надобность. Иногда он и сам чудил: настраивал параметры быта таким образом, чтобы всякие мелочи оставались в комнате, и когда накапливалось некоторое количество табличек, карточек, каталогов и прочих безделушек, Мартин подолгу перебирал их, раскладывая на специально приобретенном для необычного развлечения высоком стеллаже. Кто-то счел бы это вопиющим беспорядком, но Мартину нравилось, если пространство ненадолго наполнялось необременительным содержимым.

Доктор Мартин Пост пил остывающий кофе, сидя на низком подоконнике и глядя сквозь прозрачную арку окна на широкую извилистую улицу с ровным светлым полотном дороги. Внизу неспешно и изящно двигались автоуборщики, устраняя тонкий пушистый слой нежданно выпавшего утром снега. Один из них закружился и замигал крошечным огоньком на овальной макушке, подставляя ее тонкому лучику, пробившемуся сквозь низкие слоистые облака. Мартин зачем-то помахал рукой, совсем как в тот вечер, когда в последний раз видел уходящего по заснеженной дороге отца.

Глава 2. Э-Ли

Э-Ли стажировалась на должность эксперта в сфере цветовых преобразований – статусная и редкая специальность. Не всякий готов посвятить себя гарантировано лишь одной Идее. Уровень защиты данных по допустимым параметрам модификации настолько высок, что, выбирая этот проект, приходилось смириться с прямотой карьерной линии: все силы будут отданы однажды выбранному делу. Должно состояться что-то действительно исключительное, чтобы появились иные варианты. Э-Лина в подобные тонкости не слишком вникала. Кто в здравом уме откажется от такой роскошной миссии? Младший эксперт Э-Ли мечтала стать первой, кто разберется с одной нерешенной задачей, как будто нарочно оставленной покинувшим мир автором Идеи цвета.

Сидя в своем небольшом временном номере, в котором поселилась, чтобы быть поближе к отделению исследований, и неторопливо разбирая записи на гладких тонких полимерных карточках, уложенных в известном только ей порядке, Э-Лина знала, что вряд ли кто-то нарушит ее уединение – плотность стен сделала комнату невидимой для возможных посетителей. Стажерский кредит доверия гарантирует защищенность от внешнего мира на восемь пунктов короткого цикла. С каждым длинным циклом драгоценный лимит увеличивался пропорционально вкладу в общее дело. Скоро она приступит к очередному витку проекта, станет настоящим экспертом, и тогда ее личное время достигнет двенадцати пунктов. Об абсолютной приватности Э-Лина пока и мечтать не смела, да и зачем ей привилегия незначительного времени полной изолированности? Э-Ли не ощущала ценности тайн, у нее их было еще совсем немного.

Все утро не покидало ощущение, что она что-то упустила. Какое такое важное событие произошло вчера? Что именно она должна помнить? Пришлось начать пересматривать заново все вчерашние палитры в надежде выявить ошибку или хотя бы избавиться от тревожного чувства.

По кабинету слонялся лабораторный инструкт, всем своим видом демонстрируя незаинтересованность. Где этот лентяй пропадал, когда его вызывали, хотелось бы знать?

– Как дела, младший эксперт Э-Лина? Нужна ли тебе помощь? – нейтрально осведомился автопомощник.

Это было что-то новое: обычно угождения от этой заносчивой машины не допросишься.

– А что случилось? Ты хочешь мне что-то сообщить?

Инструкт замер. Задай она прямой вопрос про своего мужа, активировались бы резервные настройки, позволяющие передать информацию, не нарушив право приватности доктора Мартина.

– А что ты хочешь узнать? – подмигнув макушкой, намекнул он.

– Ах, с чего это сегодня такая любезность? Где-то открылся портал щедрости? Я много чего хочу знать, дружочек.

– А ты спроси, – настаивал он.

– Все что угодно? И ты ответишь?

– Отвечу.

– Ну хорошо. Скажи-ка мне, почему автор Идеи цвета установил запрет на сочетание процедур цветовой модификации тела и остановки возраста? – не особо надеясь на ответ, задала давно интересующий ее вопрос Э-Лина.

– У-у-у, – разочарованно загудел инструкт и закрутился на месте, обрабатывая полученный запрос.

– Так я и знала! – вздохнула младший эксперт.