– Клинок упал? Какая незадача!
Халвус улыбнулся, надавливая остриём на грудь проигравшего, заставляя оного пятиться в сторону упавшего оружия.
Играем далее? Или сочтём, что вы
Погорячились? Право же, удача
Вам изменила нынче. Вот итог:
Играй по правилам и не мухлюй, дружок!
Поддев носком упавшее оружие, он поймал его и, протянув озверевшему шулеру, вновь занял приглашающую к поединку стойку. Никитич, повертел клинок, проверяя, всё ли с ним в порядке, ощупал нос на непромокаемость и убедился, что дело плохо. Опытный глаз сразу бы отметил, что в движениях его появилась излишняя нервозность. Халвус же продолжил импровизацию, подобно льву, невозмутимо откусывающему ногу у перепуганной зебры:
– Позвольте дать вам маленький урок!
В бою совсем не дело – горячиться.
Расслабьте кисть. Уже ль пошла не в прок
Потеря шпаги? Глупо торопиться
Так на тот свет. Зачем дразнить клинок?
Играй по правилам, не суетись, дружок!
Собравшись с духом, катала вновь ринулся в бой, но, как и следовало ожидать, лишился шпаги во второй раз, а также получил царапину – клинок Халвуса рассек грудь, оставив не слишком опасную, но достаточно символичную рану, чтобы понять: он прекращает развлекаться.
– Чёрт! – вскрикнул игрок, глядя на окрасившуюся в пурпур рубашку.
Чужеземец же довольно взмахнул рукой, ибо импровизация его нынче складывалась на редкость филигранно:
– Ну, вот и кровь – намёк для торопыг.
И, коли ладите вы с собственным рассудком,
То я советовал бы поумерить пыл,
Признать неправоту и обратить всё в шутку.
Не то придётся мне проткнуть вас, как мешок,
Чтоб неповадно было мухлевать, дружок!
Остановившись у стойки, Халвус бросил трактирщику монету, и на столешнице тут же нарисовалась кружка янтарного пенистого. Опрокинув внутрь освежающий напиток, он продолжил декламацию, приглашающе разведя руки в стороны:
– Итак, вот грудь моя. Здесь – сердце. Ваш укол.
Взревев и выбросив тело в длинный выпад, шулер попробовал нанести удар, но устроитель поэтического вечера ловко увернулся, и шпага Никитича угодила прямёхонько в стеллаж полный бутылок. Зазвенело битое стекло. Загрохотали падающие полки. Трактирщик едва успел нырнуть под стойку, чтоб не быть нанизанным на острие разбушевавшегося пухляша, точно индюшка на вертел. Тогда Халвус прижал руку игрока к стойке и прошептал ему на ушко:
– Я здесь! Ау! Весь ваш, приятель. Ну же!
Попробуем ещё? Шаг…
Казалось, чужеземец, стреляющий рифмой и фехтующий преотменно, дирижировал толстячком, точно кукловод, дёргающий марионетку за ниточки, а тот, вопреки здравому смыслу раз за разом швырял себя по трактиру, ломая всё, что попадалось на пути, и ничего не мог с этим поделать. Очередной укол заставил лицо горе-вояки побагроветь буквально, ибо шпага просто застряла под мышкой иностранца, и вырвать её совершенно не представлялось возможным, какие бы телодвижения он не производил.
Видя, что дело неумолимо движется к развязке, Будраш кивнул перепуганному трактирщику, и тот скрылся за дверьми подсобки.
Халвус же стал вдруг неимоверно серьёзен. Прежнюю иронию и весёлость, будто корова языком слизала. Глаза сделались холодными и колючими, превратившись в два чёрных буравчика, а губы чеканно произнесли:
– Не в укор,
Застряла шпага… Да, дела всё хуже…
Острие клинка ткнулось в грудь каталы там, где билось совершенно испуганное сердце, и Никитичу ничего не оставалось, как следить за губами, произносящими предсмертный приговор. Даже публика онемела в предчувствии безусловно эффектной, но очевидно трагической развязки.
– …вероятно, перед смертью должны произноситься другие слова, а не моё кощунственное стихосложение или тарабарщина, как вы изволили выразиться. Но ничего не поделаешь – вы были напористы, а, значит, я вынужден завершить… – Халвус окинул беглым взором окружающих и начал отсчёт:
– «Но я пообещал. И – вышел срок…»
Дальше, вероятно, случилось бы неизбежное, но тут двери таверны распахнулись с характерным грохотом: так входили только гвардейцы короля! Следом за ними появился офицер и гаркнул: «Шпаги в ножны!».
– Я вас убью, но позже, мой дружок… – шёпотом завершил конокрад строфу, опуская шпагу и вставая рядом с пухляшом, вздохнувшем в великом облегчении.
Офицер прошёл сквозь расступившуюся толпу и остановился перед дуэлянтами.
– Господа! – пристально глядя чужеземцу в глаза, произнёс офицер. – Приказываю сдать оружие и следовать за мной.
Шулер Никитич попытался оправдаться, стирая струящуюся из носа кровь, мол, вышло недоразумение, они, дескать, просто развлекались, но офицер перебил его:
– Разберёмся. Следуйте за мной.
Прежде, чем покинуть таверну «Чёрная каракатица», Халвус отвесил присутствующим благодарный поклон, и публика восторженно зааплодировала, ибо фехтовать, да ещё столь ловко обращаться с рифмой, такого они не то что видеть, а и представить себе не могли.
Канцлер проводил арестованных взглядом и прежде, чем выйти через чёрный ход, бросил на стол монету. Монета, покружившись, легла орлом.
Он нашёл того, кто ему был нужен…
* * *
Мадам Бурвилески возлежала на каменных плитах пола с черпаком на груди и ногой, заброшенной на табурет, загораживая вход телесами. Марго пришлось приложить немалые усилия, чтоб заглянуть внутрь гадальной комнаты, по которой гулял богатырский храп родственницы. Стараясь проявить деликатность по отношению к тётушке, племянница и её ушастый компаньон, кряхтя и поругиваясь каждый на своём наречии, с трудом, но сдвинули спящую дверью и протиснулась в образовавшуюся щель.
– Что это с ней? – шёпотом осведомилась королевишна у шуршика, склоняясь над храпящей и наблюдая торчащую из шеи иголочку.
– Ничего страшного, – невозмутимо отозвался Маленький Бло. – Спит человек. Ночь на дворе… Это естественно! Не отвлекайся, мы спешим.
– Спит? – племянница осторожно извлекла оружие нейтрализации из шеи жертвы и вопросительно сунула иголочку в нос черно-бурому головорезу: – Что за дела? Мы так не договаривались!
– А чего ты шепчешь? – поинтересовался в ответ зверь. – Она всё равно нас не слышит. Кроме того, мы с тобой вообще ни о чём не договаривались… Или ты забыла?! – и он многозначительно махнул ушами, намекая на то, что совсем недавно его соратница уже поспешила с выводами. – Если бы ты была благоразумна, мне не пришлось бы прибегать к столь радикальным методам, а так как время непростительно потеряно, приходится идти напрямки.
– Хм, – недовольно хмыкнув, Марго брезгливо отбросила иголочку в сторону и пробормотала в сердцах: – Волосатый хмырёныш…
– Я всё слышу! – тут же отозвался Бло, с деловым видом обнюхивая комнату и добавляя невозмутимо: – У нас мало времени, ваше величество… Нужна книга!
Королева подошла к шкафчику и, прищурившись, заглянула в скважину висячего замка. Замок оказался не из сложных! Она вынула из причёски булавку и, вслушиваясь в её движение, разомкнула дужку.
– Ого! Какие умелые ручки?! – констатировал черно-бурыш с озорной подковыркой.
– Пустяки, – грустно отмахнулась Маргоша, вспоминая времена, подёрнутые ностальгической дымкой. – Мы с Владиславом и не такое вытворяли в детстве.
Она вынула из шкафа увесистый фолиант в твёрдом кожаном переплёте, на котором было выгравировано крупным шрифтом на померанском наречии:
ГАДАЛЬНАЯ КНИГА.
Издание третье. Переработанное и дополненное.
Взгромоздив увесистый том на стол, она открыла оглавление, пробежалась по нему изящным пальчиком и нашла необходимое.
– Только смотри, ошибиться нам никак нельзя, – заметил дерзкий провокатор, не без волнения в голосе.
– А почему ты не можешь колдонуть, а?
– Это не по «Кодексу». Шуршики не должны вмешиваться в человеческие дела и судьбы… но провоцировать в этом направлении ни одной статьёй не запрещается. «Человек – сам кузнец своего счастья!» – кажется, так у вас говорится.
– Интересная у вас философия! – саркастически отозвалась королевишна. – А главное: удобная! – и она взглянула на Маленького Бло так, как смотрят студенты на экзаменатора: тревожно и безнадёжно одновременно, затем кивнула, скорее себе самой и, выдохнув, начала читать…
* * *
Небо над королевским за?мком полыхнуло заревом и стало сворачиваться в спираль. Ольгу словно бы молния прошила! Она ахнула, задрожала телом и развернулась к Владиславу, точно бык на корриде, выпущенный на поединок: взгляд наэлектризован, грудь вздымается, каждая жилка пульсирует страстью, каждый нерв – натянутая струна. Дикой кошкой возлюбленная выпрыгнула из своего полупрозрачного пеньюара, крепко-накрепко обвила руками шею их величества, и молодожёны рухнули на царское ложе, а свечи разом угасли, пустив струйки сизого дыма. Стая летучих мышей, врезавшись друг за другом в створку окна, осыпалась шариками с новогодней ёлки.
– Какая же ты хищница! – ошеломлённо пробормотал царственный муж. – Дикарка!
– Сама удивляюсь! – извиваясь естеством, отозвалась королева. И глаза её сверкнули красным отблеском дикого животного, пугающим и завораживающим одновременно.
Тут бы их величеству насторожиться, но через мгновение и его обуяла та же колдовская стихия. В глубине зрачка полыхнул огонёк, кровь вскипела, выключив любое понимание окружающей действительности, и первая брачная ночь Ольги и Владислава наполнилась неистовством звериной страсти. Даже слуги, убирающие двор, настороженно замерли, повернув головы в сторону королевской опочивальни, откуда в темень сентябрьской ночи вырвалось рычание дикой не просто кошки, но, пожалуй, пантеры, а ему ответил раскатистый рык льва…
Кто-то даже перекрестился!
* * *
Конокрад шёл по длинным коридорам королевского замка в сопровождении гвардейцев. У дверей тайной канцелярии ему приказали остановиться и встать лицом к стене, а руки сложить за спиной. Офицер тут же исчез, но вскоре появился со словами:
– Введите арестованного…
Халвуса буквально впихнули в кабинет тайного советника.
– Хороши законы: хватать человека, который ничего не сделал! – счёл он возможным возмутиться, увидев у окна человека, предположительно, не последнего в государстве.
Канцлер повернулся в его сторону и кивнул гвардейцам. Те вышли. Не говоря ни слова, офицер вынул из специального крепления у стены две шпаги, одну протянул любителю стихосложения, вторая досталась не последнему человеку маленького роста с холодным взглядом.
– Поединок? – уточнил арестованный на всякий случай.
– Простое любопытство, – ответил Будраш. – Я видел, как вы фехтовали, и у меня появился закономерный интерес.
По привычке Халвус бросил взгляд на остриё. Если поединок тренировочный, на наконечнике должна стоять насадка! Насадка отсутствовала. Это заинтриговало. И он осведомился, так как неплохо знал себе цену:
– Острые? Не боитесь давать оружие арестованному в руки?
– Начинайте… – сухо перебил советник и даже не потрудился встать в стойку.
Эта манера ещё больше насторожила арестанта. Он предпочитал вести себя так же, а потому не преминул уточнить, опять же на всякий случай, дабы, мало ли, не наломать дров:
