В багажнике обнаружились три банки пива. Видимо, остались после последних выходных, когда мы с Ириной ездили на дачу к её новым знакомым. Ирина – это моя жена. Именно знакомые рассказали нам о развалинах, в которых я сейчас находился. Голодная до приключений, она тут же загорелась желанием взглянуть на подобный анахронизм, но по странному стечению обстоятельств я уже давно обшарил древние лабиринты в поисках какого-либо намёка на клад, ведомый детской страстью к загадкам и просто тягой к поиску сокровищ, описанной во всевозможных романах моего детства, а второй половинки всё не было. Прошло более двух часов с тех пор, как я ступил под своды подземелья и, как вы знаете, даже повстречал шуршика, а любимая даже не напоминала о себе телефонным звонком! Наверное, мне следовало бы побеспокоиться, и подобная мысль на мгновение посетила мою, взбудораженную встречей голову, но я отогнал соблазн. Хотелось, чтобы «половинка» сама всё увидела, ведь она так не верит в сказки, ибо ум её глубоко порабощён всякими учениями и кандидатскими, так что для фантазий места просто не остаётся.
Я знать не знал, что в эту минуту моих размышлений она, действительно, торопилась к за?мку, только мотор в очередной раз заглох. Я ведать не ведал, что она пытается мне дозвониться, но сигнал таинственным образом пропадает, а безликий голос отвечает: «Сеть отсутствует!». Я даже предположить не мог, что моя дорогая сидит в машине на раскисшей дороге, потерявшейся в дебрях векового леса, и дождевые потоки нудно колошматят по крыше, отчего бедняжке становится ещё более одиноко и страшно. Обо всём этом я даже не догадывался!
«Ничего, – размышлял я, втягивая шею в спортивный костюм, дабы капли не лезли за шиворот, – увидит шуршика, вот будет потрясение!»
Мою ненаглядную всегда интересовали только голые факты. А что вы хотите?! Археолог по образованию, она серьёзно относилась лишь к зарытым в песках времени осколкам, остальное считалось фантазией скучающих от безделья людей. Впрочем, всё это лирика…
Кроме заветных баночек, я неожиданно наткнулся на довольно потрепанную в путешествиях камеру жены. Что она делала в моей «красавице», а не в четырёхколёсных апартаментах хозяйки – не знаю, но задумываться о данном феномене в ту минуту было совсем не ко времени. Я проверил находку. Аппаратура вполне себе фурычила, хотя некоторая расфокусировка уже давала себя знать. Внутри стояла кассета. Я бегло просмотрел содержание. Пески… верблюды… бедуины… какой-то человек в выгоревшей шляпе выпрыгнул из видавшего виды автомобиля и направился к моей супружнице… На этом события прерывались. Отсутствие интереса со стороны благоверной к данному оптическому прибору, а также то обстоятельство, что забыт он был довольно давно, навело на вполне закономерную мысль: использовать сие чудо человеческого гения в более выгодном свете. Главное, чтобы батареи не сдохли и, в принципе, всё вышло тип-топ… Тем более, пиво! Баночки, найденные в багажнике, обещали несколько занимательных часов в обществе моего нового знакомца.
Итак, вооружившись обещанным, я вернулся в развалины. К великому моему удовольствию, шуршик не исчез, иначе я посомневался бы в крепости собственного рассудка. Напротив! Таинственный персонаж всё так же сидел у костра и поджаривал дикого голубя. Невезучая птичка покрылась хрустящей корочкой и выглядела довольно аппетитно. И хотя прежде я сизарей не ел, аромат приятно щекотал ноздри.
– Только три банки… – неуверенно развёл я руками.
– Негусто, но уже кое-что. Кидай… – каркнул зверь.
Несмотря на потускневший за столетия взгляд, он уверенно поймал брошенное и, подцепив ушко, резким движением когтя мастерски вскрыл банку, которая тут же расщедрилась обильной пеной. Однако любитель хмельного напитка ловко слизал её, сделав затем два больших и очень довольных глотка.
– Значит, говорите, страх… – попытался я возобновить прерванный разговор.
Шуршик отставил угощение в сторону и перевернул птичку на другой бок.
– Многое в жизни определяется страхом. «Вот то, что движет всем живущим на этой планете», – говорил Страдалимус. Даже самый уверенный в себе, подгоняем страхом однажды потерять эту свою уверенность. Я частенько боялся, потому был отчаянным и безрассудным.
– Но всё-таки, почему люди не видят вас?
– Не знаю. «Законы мира нам невнятны». Только лишённый пороков человек способен увидеть шуршика, как ты, например.
– Почему?
Зверь помолчал, пожал плечами и, видимо, не найдя иного ответа, предложил простой, но убедительный довод:
– А как бы ещё мы понимали, у кого следует вырывать сердца?
Лёгкий холодок скатился по моему позвоночнику. Долинский-то не врал! Впрочем, если я видел перед собой столь редкое во всех отношениях создание, мне ничего особенного не грозило.
«С ума сойти! – размышлял я, и восторгу моему не было предела. – Больше шести тысяч лет это существо скитается по нашей планете, и никто ничего о нём не знает! Это же сенсация!»
Я поспешил взять себя в руки, а самого зверька вернуть к повествованию о причинах исхода их племени с планеты Земля около четырёх столетий тому назад.
– И с чего всё началось? – осторожно спросил я, незаметно включая камеру.
Он устремил взгляд ничего не видящих глаз в самую сердцевину пламени и усмехнулся:
– С того, что кое-кто кое-кому захотел кое-что доказать…
С этого момента, пожалуй, я оставлю себя любимого, развалины за?мка с тушкой дикого голубя на вертеле и перейду непосредственно к самой повести, рассказанной однажды последним шуршиком, встреченным мною на планете Земля, несущейся сквозь бесконечность космической пропасти, который затем исчез… И больше я его никогда не видел.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ШУРШИКИ
В которой повествуется о шуршиках, их повадках, пристрастиях и увлечениях, ставших роковыми для широкоросского королевства много столетий тому назад, а также человеках, коим от рождения суждено было стать трагическим звеном в той Великой Мгле, что сошла на землю обетованную в дни правления короля Владислава и жены его – Ольги.
«Повесть о смутных временах»
в авторстве Тихого Тука из племени
«Рыжих одуванчиков»
* * *
«Больше всего следует опасаться идей, которые
переходят в дела.»
Фрэнк Херберт
«Миссия Дюны», 1969 год
Цикл «Вселенная Дюны»
глава первая
БЫТЬ ШУРШИКОМ
Итак, в древние или, если можно так выразиться, стародавние времена жили на земле люди и шуршики. Люди считали, что во всех злоключениях, приносимых на их головы судьбой, виноваты шуршики. Шуршики же полагали, и не без оснований, что не будь «человеков», жилось бы менее вольготно! Вот тут-то и возникает в нашей истории то самое «но», каковое и послужило поводом к нынешнему повествованию…
* * *
Телега выехала из леса, и лошадь белой масти приосанилась, предвкушая окончание рабочего дня и скорую порцию овса в стойле. И хотя хозяин не особенно дёргал поводьями, раскачиваясь на ухабах, ибо его давно сморил полуденный сон, она прекрасно знала дорогу и весело поспешала к дому.
Ковыль в этом году вырос необычайно, потому в нём охотно прятались рябчики, хомячки и прочие зверюшки, не доверявшие глазу диких охотников. Кроме того, в дебрях его мог запросто затаиться человек, а значит… три неунывающих шуршика, оставаясь незамеченными, последние полчаса мяли травинушку своими улюляками[2 - Улюля?к – брюшко шуршика (животик). (Прим. автора.)], следуя за подводой с задремавшим мужиком. Обогнав оную, они устроили засаду там, где дорога круто забирала вправо.
Предмет охоты показался из-за поворота, и над ковылём нарисовались три рыжие морды. Морды принадлежали Толстине? Глобу, Неве?ре Луму и Крошке Пэку. Окинув ещё раз для верности фронт работ, две из них затихарились, и только Пэк задержался, восхищённый грацией лошади белой масти, но лапа товарища мощно увлекла собрата в ковыль, заставив того недовольно пискнуть, пропадая из поля видимости.
Прошло совсем немного времени, и засоня беспокойно вздрогнул, ибо мерное покачивание его колыбели прекратилась. Он протёр глаза, не веря тому, что они видели: сам он сидел на обочине дороги, в руках болтался срезанный фрагмент поводьев, личные вещи были уложены аккуратной стопочкой на внушительном листе лопуха, но ни телеги, ни белоснежной коняшки, ни корзин с вином не было!
– Где?! – вскрикнул мужик и обернулся. – Куда?! – скорее хрюкнул он и посмотрел вокруг.
Вокруг, насколько хватало глаз, мерно покачивался ковыль, высоко в небе звенели жаворонки, а кузнечики стрекотали заливисто, разливая по бескрайним просторам негу и благолепие…
* * *
Тихий Тук, аки сокол, прятался в кроне дерева, наблюдая за женщиной, кормящей кур и уток. Женщина была крупная, с пышными формами и простым росским лицом, но не она волновала воображение дерзкого охотника. Курица чёрной масти давно представлялась ему в виде тушки с хрустящей корочкой, нанизанной на вертел Толстины? Глоба и лениво подставляющей свои бока под весело пляшущие языки пламени. Может быть, она выглядела аппетитно, может быть, резко контрастировала на фоне остальных кур, только цель обрела наконец законченные формы, более того, получила прозвище «Чернушка». Слюна нещадно давила воображение зверька: несушка, приправленная всевозможными пряностями и специями из закромов Толстины? Глоба, скворчит, капли жира пузырятся на сосновых поленьях, а Крошка Пэк, начистив блюдо, стоит навытяжку с ножом и вилкой, как заправский палач, готовый немедленно растерзать мясистую вкусность.
Селянка покормила птицу и исчезла за бревенчатой стеной чуть покосившейся пристройки. Тук стал осторожно спускаться с дерева. Аппетитная курочка меж тем с гордым видом направилась в курятник. Это осложняло охоту, но не губило её на корню. Перемахнув через ограждение, ушастый воришка оказался у ворот птичника, огляделся и исчез в полумраке, пахнущем куриным помётом. Практически вторя ему, в окне избы нарисовались три детских лица, перечёркнутые азартом предстоящей расправы, за ними возникла небритая физиономия отца семейства с вопросом: «Попадёшься ли ты, рыжий мерзавец, на этот раз или нет?!».
Тихоня быстро сориентировался и, даже не успев пикнуть, курятинка оказалась под его рубахой с клювом, перетянутым холстиной. Пора было ретироваться, но шуршик совсем не вовремя заметил два свеженьких яйца. В желудке призывно ёкнуло. Ловко поддев скорлупу ко?гтем, он отправил содержимое находки по назначению, удовлетворённо икнув, на мгновение утратил чувство опасности и был не прав: неосмотрительно шагнув в сторону, на что-то наступил, это что-то ушло из-под ног и, откуда ни возьмись, появился увесистый мешок, что со всего маху передал морде пожирателя яиц молодецкий привет.
– Упс! – только и успел сказать Тук, краем глаза отметив, как быстро замелькало всё вокруг.
Ворота курятника с грохотом опрокинулись, подняв облако пыли, смешанной с грязью, трухой и куриным помётом.
– Стручок мне в бок! – пробормотал бедолага, пытаясь остановить мир, что, сойдя с ума, нёсся по кругу. Из-под него выползла гордая птичка, крайне возмущённая очевидной бестактностью хитропопого злыдня и, лапой стянув с клюва холстину, недовольно кудахтнула. Стараясь двигаться вопреки движению окружающей действительности, Тихоня стал линять через огороды прочь от места своего позорища. Проводив взглядом незадачливого похитителя, Чернушка кинула ревнивый глаз на петуха, окучивающего остальных пеструшек, и припустила за беглецом, столь неудачно позарившимся на её честь и достоинство.
– Так и запишем: сто тринадцатый, – объявил хозяин дома и, взявшись за нож, добавил со знанием дела: – Теперь он к нам до-о-олго не сунется!
Сделав зарубку на шесте, увенчанном деревянной же головой шуршика, отец семейства подмигнул домочадцам, за что был незамедлительно облеплен визжащей от восторга детворой, а также одарен нежным взглядом жены, обещавшим воистину сказочную ночь. Впрочем, вторая половинка не долго тешилась амурными фантазиями. Подхватив вместительный половник, она деловито воткнула руки в боки и поинтересовалась зычно: а не пришла ли пора подкрепиться после славных ратных дел?!
– Да! – раздался в ответ победный вопль.
И хлопнув друг друга по ладошкам, юные следопыты заторопились к столу, испытывая неподражаемое чувство гордости за удачную причастность к великой охоте на похитителя кур.
* * *
– Двадцать четвёртая! – возвестил Толстина? Глоб, втаскивая в подвал корзину с вином.
– Неплохо, – резюмировал Маленький Бло, рисуя циферку в книге учёта. – Не ликёр, конечно, но на чёрный день сгодится.
Крошка Пэк пыхтел под тяжестью корзины, осторожно ступая по лестнице, чтоб не навернуться, пока лапа его не нащупала гладкие плиты подземелья и тогда, недолго думая, он выпалил, переступая порог:
– Как лошадку оформлять будем?
– Пусть проваливает к своему хозяину, – отмахнулся Бло. Тяга рыжего собрата к мелким эффектам его всегда раздражала.
– Не хочет, – возразил Пэк, – утверждает, будто там плохо кормят. Наше сено ей больше по вкусу.
Бло сердито швырнул перо на стол и ощетинился жёстким волосом:
– Не ври, Пэк! Понравилась – оставляй себе. Только не ври, пупындрик растудыт[3 - «Пупындрик растудыт!» – излюбленное идиоматическое выражение Маленького Бло. (Прим. автора.)]! Это не достойно шуршика! Пойми, наконец, рано или поздно своим враньём ты наживёшь на наши кукузики крупные неприятности!
– Ну, ладно уж – неприятности! – Крошка с деланным огорчением потупил глазки. – Присочинить нельзя, что ли?! И почему сразу «не ври»?! – затем, помедлив чуток, добавил с капелькой эдакой лёгкой непритязательности: – Так я могу лошадку оставить?
– Кормить будешь сам, – понапутствовал Глоб.
– А убирать – тем более! – подхватил Бло.
– Не вопрос, – приосанился ушастый хитрец и вышел из подвала, гордо воспряв носом[4 - Воспрять носом (нюхалкой) – вскинуть тумку с (гордым, решительным или задумчивым) видом. (Прим. автора.)].
– Это последняя! – пробасил Неве?ра, внося самую объёмистую корзину с вином. – Кстати, на озере человеки поставили на ночь сети. Можно задуматься на предмет рыбы.
Крошка Пэк между тем вышел во двор с превеликой любовью ко всему живому. Лошадёнка понуро стояла в сторонке, размышляя над отсутствием овса, доброй руке хозяина и крахе надежд на ухоженное стойло. Остановившись напротив печальной скакуньи, шуршик приветливо улыбнулся.
– Всё, красавица, теперь ты моя…
Коняшка медленно подняла на зверька два добрых глаза, полные тоски и непонимания.
