Николай Латыпов "Тамара"

Однажды Заки спросил Тамару, – Почему ты не хочешь ездить со мной к брату?

– Потому что твой брат не уважает меня. Как иначе объяснить, что вы разговариваете на татарском, хотя знаете, что мы с сыном не понимаем вас.

– У нас в семье принято говорить на родном языке. Мы так сохраняем свою культуру для потомков.

– Только выглядит это как неуважение к русской культуре. Когда вы только среди татар, это можно понять. Но сейчас вы разговариваете на родном языке рядом с русскими, которые вас не понимают. Вы улыбаетесь и поглядываете на нас, нисколько не думая о том, что я при этом чувствую. И извини, но я не понимаю, кому из потомков может понадобиться твой родной язык, если мы живём в русскоговорящем городе.

– Ты моя жена. И тебе придётся жить в нашей культуре.

Со временем Тамара стала замечать, что, когда отец дома, то сын капризничает и не хочет идти домой. И подумала, что он просто хочет дольше гулять. Потом она стала обращать внимание, что он боится отца.

Тамара не знала татарского языка и общалась с сыном на русском. В яслях с ним общались тоже на русском. Потом его отдали в садик. И везде с ним общались на русском языке. А отец приходил с работы и заставлял его говорить на татарском. Ребёнок не понимал, почему отец требует от него говорить на татарском, и плакал.

Дальше стало ещё хуже. Отец стал наказывать сына за то, что тот не хочет говорить на татарском. Сначала он ставил сына в угол. Тамара молчала, пока он не перешёл все границы.

Они жили в коммуналке и однажды, придя с кухни, она увидела, что сын стоит на коленях и плачет. Она подняла сына и только тогда увидела горох. Тамара была в шоке.

– Ты поставил его коленями на горох? – Тома, не лезь. Я сделаю из него настоящего мужчину.

– Ты сделаешь из него инвалида. – Ты женщина не понимаешь. Он должен слушать отца.

Тамара сама стала бояться оставлять ребёнка с отцом. Муж требовал от неё, чтобы не лезла. Но она не могла смотреть спокойно, как отец измывается над сыном, и продолжала заступаться. Начались ссоры, и он начал её бить. Сначала не сильно, потом появились синяки. Она вызывала милицию, но его выпускали, и всё начиналось снова.

Тамара просила помощи у Ильдара, но он сказал ей, – Ты сама виновата. Если бы ты слушала меня, когда Наиль родился, он был бы наш. Он говорил бы на татарском, и этого ничего бы не было. А теперь слушай мужа и терпи…

В шестьдесят втором врачи обнаружили у Тамары осложнения и рекомендовали полечиться в санатории. В ноябре ей от профсоюза дали путёвку на курорт Моршин в Карпатах. Она отвезла сына в Нюрдор-Котью к бабушке и поехала лечиться. Это были одни из самых счастливых дней. Горы, снег, лес, отдых, экскурсии и танцы. За ней ухаживал галантный мужчина, но ничего серьёзного, просто общались. Он рассказывал о себе, а она о себе. Дни пролетели быстро, и она вернулась домой.

А дома всё началось снова. Теперь к издевательствам над сыном добавились взрывы ревности, – Больше ты сына не будешь отвозить к матери. Он приезжает оттуда, всё позабыв, и татарский язык, и что он Наиль. И с кем это ты на фотографиях на курорте?

– Просто, знакомый. Фотографироваться тоже нельзя? – Я сожгу все эти фотографии, и ты его больше не увидишь.

В шестьдесят третьем, когда он стал её душить, и соседи, вызвав милицию, спасли её, она поняла, что надо бежать. И пока муж отбывал пятнадцать суток, Тамара рассчиталась с работы, собрала вещи, взяла ребёнка и поехала к сестре Галине в Красноярск…

Поезд набирал скорость, а вдоль полотна шла дорога, и по ней мчался автобус. Коля увидел и стал кричать на весь вагон, – Мама, смотри, это папа!

Он стал махать рукой, – Папа! Папа!

Тамара сидела и плакала. А люди в вагоне сочувственно смотрели, то на них, то на автобус и шептались между собой…

Глава 4. Буфетчица.

Галина встретила их на вокзале и была очень рада приезду сестры.

Приехали к ней. У неё была комната в бараке в посёлке Водников. Барак был одноэтажный, во всю длину коридор и общая кухня.

Галина вскипятила чай, достала печенье и варенье. Сели за стол, – Рассказывай. Эта неожиданная телеграмма, – «Встречай!» Я не понимаю, что произошло.

– Да, я сбежала. Посмотри. – И Тамара показала синяки на шее.

– Ужас. А зачем ты за такого выходила? – Он был нормальным.

– Ревновал?

– Это я могла бы простить. Но он стал требовать, чтобы мы с сыном говорили на татарском и забыли наши православные праздники, чтобы забыли рождество и пасху. Но их праздники Ураза-Байрам, Курбан-Байрам я должна была знать. Он стал издеваться, и над сыном, и надо мной, а я стала заступаться за сына.

– Ты меня удивляешь, сестрёнка. Ты о чём думала, когда выходила за татарина? Ты думала, что он станет русским? Ты, и вправду, дура.

– Но это я учила его русскому. Я рассказывала ему про наши праздники, про нашу культуру. И ему было интересно.

– И он должен был после этого стать русским. Не смеши. Культура впитывается с молоком матери. Будешь разводиться?

– Как? Я его уже боюсь. И сына запугал так, что он уже домой идти не хотел.

– Свалилась на мою голову. А чего к маме не поехала?

– А ты не знаешь нашу маму? «Он муж. Слушайся и терпи».

– Ладно. Поживи у меня, пока не устроишься.

Галина прописала сестру и помогла ей найти работу. В рабочее общежитие требовалась буфетчица.

– Галя, ну, какая из меня буфетчица. Эти весы, булки, пельмени, конфеты, печенье. Я в универмаге работала.

– Тома, ты же не дура, справишься. Пока поработай буфетчицей. Потом познакомишься с городом и найдёшь работу лучше.

В садик устроить Колю не получилось. Подавать заявление можно было только по месту прописки. Группы были уже набраны, и заведующая детсадом сказала, что будем ждать случая. Может быть, освободится одно место.

В то время всё бельё стирали руками, а постельное кипятили в баках. Верёвки с бельём висели по всей комнате. И вот приходит с работы Галина, а верёвки оборваны и всё бельё валяется на полу. Колю ещё не успели устроить в садик, и он должен был быть дома. Галина хотела спросить, что случилось, но его нигде не было. Она, чертыхаясь, что упало ещё мокрое бельё, собрала его с пола, унесла на кухню, чтобы перестирать, и пошла спрашивать Колю по соседям. Но никто ничего не мог сказать. Галина пошла искать на улицу, спросила у мальчишек, но и они ничего не знали. Тамара была ещё на работе, и Галина решила, что он погуляет и вернётся, и занялась бельём.

Вскоре пришла Тамара и, увидев, что сына нет, начала ругать Галину, – Как ты так спокойно можешь говорить, что он гуляет? Ведь ему только четыре года, а ты не знаешь где он.

– Ничего не случится с твоим сыном. У нас тут спокойно.

– Сестра называется. За племянником не может посмотреть.

– Ладно, Томка. Ты пройдись по Тимошенкова, а я поднимусь в гору к кладбищу…

Уже стало темно, когда они вернулись. Тамара расплакалась и села на кровать. Галина села рядом и стала утешать сестру. Пришли соседки и стали обсуждать, куда мог пойти ребёнок. И тут раздался голос ребёнка, и из-под кровати показалась ножка. Его вытащили. Он был сонный. Тамара схватила его и обняла. Бабы, увидев это, прослезились.

Оказывается, он стал качаться на верёвках. Они порвались, и он вместе с бельём свалился на пол. А увидев, что натворил, испугался, что его накажут, и залез под кровать, а потом уснул.

Тамара вытерла заплаканное лицо, улыбнулась и сказала сыну, – Не надо бояться и залазить под кровать. Тебя больше никто не накажет.

А Галина сказала, – Надо быстрее его устроить в садик, пока мы не свихнулись.

После этого случая Тамара стала брать Колю на работу…