– Я тебя знать не знаю. За кого мне тебя принимать?
Дима злобно сверкнул глазами. Наклонился, выдернул камень и протянул мне черный пакет из тайника.
– На, смотри: какие там наркотики, – с почти детской обидой высказал он.
Я робко взяла пакет. Мне так неудобно стало. Но любопытство все равно пересилило, и я заглянула в него. И тут же рассмеялась.
– Серьезно?
– Нет, блин! Это для прикрытия пакет, а там дальше наркота твоя лежит. Иди, проверь! – фыркнул Дима и посторонился, чтобы мне было хорошо видно дыру-тайник.
– Нет, я не об этом. Я о том, что… Комиксы? Даже не пошлые журнальчики. Просто комиксы? Зачем ты их прячешь-то?
– Тебе не понять, – насупился он.
– Это смотря на каком языке объяснять. Если на русском, то я неплохо понимаю.
– Ну, вот тебе интересны комиксы?
– Нет. Но тебе-то какое дело, кому что интересно? Это же твое увлечение.
– Вот я и говорю, что тебе не понять.
– К тому же в этом вообще ничего плохого нет. Какой бы другой парень из нашего интерната использовал бы этот тайник для совсем других вещей. И, вообще не исключено, что там бы реально наркотики оказались.
– Вот в том-то и проблема, что они все другие. И я должен такой же, как они, быть: курить, крушить все, девчонок задирать, а не комиксами дурацкими зачитываться!
– Никому ты ничего не должен!
– Ты не поймешь, ты другая. Тебе общество как будто и не нужно совсем. А я не могу так. А если они узнают, то…
– Уважать перестанут?
Дима зыркнул на меня, но уже не злобно.
– Понятно мне. Что тут непонятного? Я же не инопланетянка, в конце концов. На, держи. Никому я не скажу.
Дима аккуратно взял пакет.
– Правда?
– Конечно. Я же все равно ни с кем не общаюсь. Кому я что скажу?
Внимательный, изучающий взгляд.
– Да ладно? Даже если бы общалась, все равно не сказала бы.
– Но почему?
– Зачем мне это? Мы почти не знакомы, ты мне ничего плохого не делал. Зачем мне тебе делать? Тем более нас обоих тут и быть не должно.
– Спасибо тебе. – И робко так улыбнулся.
– Да не за что.
– И, кстати, мы тут с тобой поговорили немного. Но ты, пожалуйста, в интернате виду не подавай: не здоровайся со мной, не разговаривай. В общем, веди себя так, будто мы с тобой и не встречались раньше. А то увидят, что мы с тобой общаемся, вопросы пойдут всякие дурацкие.
– Ну окей, без проблем. Я и не собиралась ничего такого делать.
– Ну вот и ладненько. Я пойду тогда? – зачем-то спросил он, бережно уложив свой секрет на место и прикрыв камнем.
– Угу, – кивнула я.
А вот мне что-то ни черта не ладненько с этих его слов «не здороваться и не общаться». Как-то внутри неприятно и тоскливо стало. Но вот только почему?
Рыжий уже вылез из фонтана.
– Дима?
– А?
– А если ты мне снова ногу в столовке отдавливать будешь, то можно будет тебе хоть что-то сказать? Никаких дурацких вопросов не пойдет?
– Ну, когда неметь нога начнет, тогда, так уж и быть, можешь сказать. – Подмигнул и улыбнулся он.
И я тоже улыбнулась. И вроде сразу не так тоскливо сделалось.
– Ой, вот только не смотри на меня так, – сказала я, взглянув на свою тень, когда Дима скрылся за деревьями.
И перед вами я тоже объясняться не собираюсь. Даже не ждите.
Глава 6. Еще одна сделка?
Помните про те ужасные четыре дня в общей спальне, что мне предстояло прожить до прихода психологини? Так вот, они прошли. О, и не думайте, что они вот так взяли и прошли, как все другие дни. Они просто дико-ужасно-медленно проползли. Четыре ужасных дня, как четыре огромные неповоротливые океанические черепахи.
Но, кстати, могло быть и хуже. Не подумайте, что мне могло что-то понравиться. Это было не хорошо, но могло быть и хуже. Например, меня никто не избил, у меня никто ничего не отобрал, не сломал и не порвал. Меня вообще все обходили стороной и делали вид, что меня нет. Ой, и не думайте, что мне было как-то плохо от этого. Это как раз таки было хорошо. Это и тепло.
О да! Тепло! Кровать, которую мне выделили, стояла вплотную к одной из батарей в комнате. Никто не хотел там спать, потому что там было очень жарко, и места, чтобы отодвинуть эту кровать от батареи, не было. А я кайфовала. Теплоооооо. Да я готова была целовать эту кипяточную батарею. Душу бы продала за тепло.
Да, вот душу бы продала, а свою каморку на общую комнату ни за что бы ни променяла, будь моя воля. Ну не мое это. Чувствую себя не своей тарелке и всё тут. В своей каморке я чувствовала себя как… как дома, что ли. А здесь все равно что на вокзале. Не могу. И прямо скребет меня изнутри. Домой хочу, в свое логово из курток, а не среди этих девок. Хоть и обходят меня стороной, но я то и дело чувствую на себе их взгляды. Будто лазером прожигают. Аж чесаться хочется. Фу!
Ну вот, наконец-то, пришла моя добрая и понимающая психологиня. И она-то расставит все по своим местам. Так вот думала я.
Дура.
– То есть как это Вы и правда дали указание переселить меня в общую комнату девочек?
А я-то наивно верила, что все это козни злой директрисы.
– Аня, это необходимо.
– Что значит «необходимо»? Вы что, не слушали меня? Я ведь говорила Вам, что мне нравится в моей каморке.
– Анечка, я все слышала. Просто поверь мне: так будет лучше.
– Я поняла. Это из-за отопления, да? Вам не нравится, что я живу в холоде? Так я уверена: они только говорят, что у них нет средств в бюджете на каморку. Чего стоит отмахнуться от бесправной малолетки типа меня? Но если ВЫ скажете им починить батарею, точно все сделают как миленькие. Ну, что скажете? Попробуем? Вот увидите, они послушаются.
– Аня, – Евгения Юрьевна пристально посмотрела мне в глаза. Ой не к добру это. – Это не из-за батареи. Хотя, безусловно, неприемлемо, чтобы подросток жил в таких условиях. Но даже если бы с батареей все было в порядке, я бы все равно сказала переселить тебя.
– Не понимаю.
– Так лучше для тебя.
– Я вообще не понимаю, каким боком это лучше для меня?! Я же сказала, что не могу там, эти девки…
– Ммм «девки». Как интересно ты их определила.
– А Вы их видели?!
– Анна, ты повышаешь тон. Что мы говорили о повышенных тонах?
– А что я говорила об общей спальне? Вы же наплевали на мои интересы, почему я должна уважать Ваши?
– Ну, потому что здесь нет моих личных интересов. Кроме того, что я хочу помочь тебе. И разговаривать как адекватная личность, кстати, неплохой навык для любого человека, а не моя личная прихоть.
– Да как Вы хотите помочь мне? Когда я говорю Вам одно, а Вы делаете совершенно другое.
– Хочу помочь тебе научиться жить в обществе и чувствовать себя хорошо.
– Да мне не нужно это общество. Думаете: закинете меня к ним в комнату, и я сразу со всеми подружусь?
– Нет, Аня. Не сразу. И не со всеми.
– Я не хочу с ними дружить вообще. Ни с кем из этих… девочек.
– Хорошо. Тогда скажи мне, с какими девочками или мальчиками ты бы хотела дружить?
– Да какая разница, с кем бы я хотела дружить, если я все равно заперта здесь, и выбора у меня нет? Стоп. А к чему это Вы ведете?
– Аня, ответь мне: у тебя хоть раз в жизни были друзья или люди, с которыми ты хотя бы хотела подружиться?
– Были, конечно!
Евгения Юрьевна вопросительно посмотрела на меня.
– Наверное, – поправилась я, – когда-то были. Но не здесь точно.
– А где и когда? И что это за люди? Расскажи мне о них.
– Да не помню я, маленькая была. И мы переезжали часто – я не успевала ни с кем толком подружиться.
– Но здесь-то у тебя достаточно времени. Сколько ты здесь уже находишься?
– Я говорила Вам, что думаю об этих девочках.
– Аня, послушай, – устало вздохнула психологиня и достала из своей сумки знакомую мне папку.
Ах, вот оно откуда ноги растут. Могла бы и догадаться. Если бы не была такой наивной дурой.
– Ты знаешь, что это такое? – Потрясла папкой она.
– А то.
– Это твое личное дело. И здесь много записей вашего интернатовского психолога.
– Ну что ж.
– Я вижу твой скептицизм. Видимо, у тебя к местному психологу есть определенная неприязнь.
Уже и не только к местному. Все вы из одного теста, как оказалось.
– И после проведенной работы с тобой, к моему глубокому сожалению, могу констатировать, что эта неприязнь двусторонняя. Ибо почти все написанное здесь – субъективная чушь.
Да ладно! А вот это интересно.
– Печально, что таких людей допускают к работе с детьми, тем более с «трудными» детьми, коими вы все здесь окрещены. И совершенно недопустимо, чтобы такой человек, как составитель этих перлов, работал с вашей психикой. И я говорю это не для красного словца, Анна. Меня действительно возмутила эта ситуация, и я решила размотать этот клубок до конца. Я провела исследование работы этого человека и обратилась в нужные инстанции. И смею прогнозировать, что до конца этого месяца он освободит занимаемую им должность.
Эх, рассказать бы ей все-все. Может, клубок-то бы и правда размотался до конца, и мы помахали бы ручкой не только злыдню психологу, но и директрисе, и половине преподов вдобавок. Но нельзя. Слишком рискованно и непредсказуемо. Я и так уже лишилась своей комнаты. К чему приведет меня ТАКАЯ откровенность, и представить страшно.
– Но каким бы плохим человеком не был ваш психолог, он все-таки психолог. И не все его диагнозы были притянуты за уши. В одном я, к сожалению, убедилась сама. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю, Аня, не так ли?
– Моя асоциальность. – Опустила глаза я.
– Ну вот, значит, ты сама все понимаешь.
Ну и что тут ответишь?
– Значит, поступим так. Хочешь вернуться в свою комнату на чердаке?
– Да! – Чуть не обрадовалась я.
– В таком случае я обещаю тебе, что ты вернешься в свою комнату, только с нормальным окном и батареей, естественно, если выполнишь всего одно условие.
– И какое?
