Елена Алексеевна Волохова "Lost boys. Звереныши"

– Я провожу, – и поспешно добавил, – чтоб не обидели.

Клык подошёл к Бусинке с кульком семечек. Хотел что-то сказать, но начал заикаться, в итоге просто сунул кулёк ей в руки и, весь красный, вернулся на свою кровать.

Бусинка счастливо улыбалась. Теперь её никто в приюте не обидит. Ведь у неё есть пять братьев. Всё, как и предсказывал гороскоп в украденном у воспитательницы журнале.

***

Стениш достаточно сухо объяснил госпоже Н, что поиски виновных, а уж тем более браслета не дали результатов. О некоторых тайнах мальчишки не расскажут даже под угрозой наказания. Даже ошейника. Директриса смотрела на Стениша непроницаемым безэмоциональным взглядом, под которым все тушевали. Стениш же ловил себя на мысли, что говорит с ней без особого почтения и безразлично. Должно быть давняя усталость сказывалась на нём и притупляла чувства. Ему хотелось побыстрее закончить с неприятным делом и пойти к Зиберману пить.

– Но вы же наказали каких-то воспитанников, господин Стениш. Подвалами.

– Я лишь предполагаю, что это сделал кто-то из них. Или все пятеро. Не пойму, зачем. Но мотивы у всех детей в приюте бывают очень странные порой. Они могли украсть на спор, от скуки, из придури. А теперь будут молчать, хоть головой об асфальт лупи.

При последней фразе госпожа Н приподняла левую бровь. Стениш чертыхнулся про себя. Что-то он совсем стал перебарщивать со словами.

– Это я образно, – добавил он.

– Понятно, – протянула директриса. – Хорошо. Я поняла вас. Можете быть свободны.

Стениш с облегчением направился к двери.

– Кстати, господин Стениш, – голос директрисы остановил его руку, готовую толкнуть дверь. – Вы приходили ко мне по какому-то делу, когда я поручила вам найти воришку.

– А, да, – Стениш замялся. – Я хотел предупредить, что хочу взять выходной.

– А разве об этом надо предупреждать? У вас же два положенных выходных в неделю. Конечно, идите.

Стениш пробормотал слова благодарности и вышел из кабинета.

«Вот стерва, – думал он. – Даже не замечает, что я тут каждый день. И ночую почти постоянно тут».

Стениш резко остановился от внезапного осознания. Если бы он тогда после визита к Зиберману сразу ушел на свой заслуженный выходной, а не поплёлся к стерве отпрашиваться, то разбираться с ворованными серьгами пришлось бы его напарнику.

– Пора заканчивать с этой хренью. В конце концов, у меня есть своя жизнь.

***

Бар пах табаком, спиртом и намёком на осуществление грязных фантазий. Стениш поднял бокал с виски, чтобы бармен протёр стойку, и опять уставился в янтарно-мерзостную жидкость. Олицетворение его настроения. Чистые льдинки растворяются в крепком алкоголе, как светлые помыслы в тухлой реальности. Чем такое времяпрепровождение отличалось от попоек в обществе Зибермана, он не понимал. Разве что поговорить не с кем. Но находиться в квартире с её спёртым воздухом и бардаком он не мог. Полдня гонял пультом каналы телика и плевался на постоянную рекламу и тупые программы для домохозяек. Когда понял, что с него хватит, вышел без цели из дома. В результате оказался в баре. И понял, что виски здесь дороже выходит, чем в складчину с Зиберманом.

На него пахнуло смесью дорогого парфюма и сладостью мартини. Он вздрогнул и повернул голову в сторону запаха.

Она присела рядом внезапно, но словно была здесь всегда. Чёрная обтягивающая блузка уходила в тёмно-бордовую юбку до колена. Из украшений лишь серьги-гвоздики и кольцо из белого золота. Вьющиеся чёрные волосы собраны в хвост. Алая помада на губах и след от нее на кромке бокала мартини.

«Красивая», – подумал Стениш.

Женщина посмотрела на него и приподняла угол губы в улыбке.

– Трудный день? – дежурная фраза рассекла воздух.

Обалдевший Стениш заморгал и выдавил из себя «эээ».

– Понятно, – она вновь улыбнулась уголком рта. – Очень трудный день.

Стениш заставил себя собраться и произнести как можно спокойнее:

– Скорее трудные сто лет.

– Ого. А хорошо сохранился для уставшего зомби.

– Я сплю в морозильной камере.

Она засмеялась.

– Я Ада, – ладонь с ухоженными пальцами упала в его шершавую ладонь.

– Стениш, – прохрипел он в ответ.

– Нет. Это фамилия. Как твоё имя?

Он замялся, сдвинув брови к переносице.

– Ричард, – выдавил наконец.

– Вот это да, Ричард. Ты действительно заработался. Еле имя своё вспомнил.

Ада достала из сумочки тонкую ментоловую сигарету и прикурила от протянутой Стенишем зажигалки.

– Я не пошлю тебя, если решишь меня угостить. Я буду «Космополитен».

Стениш улыбнулся и кивнул бармену. Ладони его предательски потели, а глаза блуждали по стойке и рядам бутылок, лишь бы не смотреть в сторону Ады.

«Только бы не подумала, что я клеюсь», – пронеслось у него в голове.

– Не бойся, не подумаю.

Фраза вынудила Стениша посмотреть ей в глаза. Чёрные. Красивые.

– Ты телепат? – спросил он.

Она кивнула.

– Обычно после такого открытия большая часть мужиков отстаёт сама собой.

– Стрёмно, наверное, – слово из приютского лексикона вырвалось как-то само.

– Напротив, это к лучшему. Уходят те, кто боятся.

– Я не боюсь, – в голове Стениша сами собой всплыли образы госпожи Н и перепачканных воспитанников.

– Я знаю.

Алые губы коснулись ледяной красноты коктейля.

– Чем занимаешься, Ричард? Где же это несколько дней идут за сотню лет?

– Я воспитатель.

– Сказал «воспитатель», подумал «надзиратель», – улыбка дрожала на уголке губы.

Стениш вздохнул.

– Ты не могла бы?..

– Конечно-конечно. Я не читаю специально. Просто некоторые мысли очень сильны.

Стениш кивнул в знак того, что всё нормально.

Вторая порция коктейля и виски подходила к концу. Пустой и такой лёгкий разговор освобождал голову от суеты и взваленных на себя обязанностей. Она смеялась, дотрагиваясь пальцами до руки Стэниша. После каждого глотка на губах оставалось всё меньше помады. И всё меньше напряжения между ними. И всё больше выпитого спиртного.

– А знаешь, как я сбрасываю усталость? – спросила Ада. – Танец! Я танцую! Тебе тоже стоит попробовать.

Она оглянулась, убедилась, что несколько человек хаотично движутся под музыку, и сказала:

– Пойдём!

– Я не умею.

– Чушь!

Она бросила бармену сумочку, схватила Стениша за руку и потащила за собой.

Музыка ловила её тело и подсказывала движения. Хвост распался, мягкие локоны упали на плечи. Её руки легли ему на плечи, пальцы сомкнулись в замок на затылке. Аромат ментола и коктейля срывался с губ, дразня мужчину. Он притянул её к себе, нашёл языком её язык. Горячий поцелуй обжёг обоих, но не остановил. Они поглощали друг друга, травились ядом страсти. И тогда это казалось им правильным.

Потом он винил себя за слишком большое количество виски, оказавшееся предателем похуже Иуды. Но в тот момент его рассудок не воспринимал ничего, кроме её тела. Он не помнил, когда всё изменилось. Вместо душного бара вдруг холод кафеля в сортире. Её ягодицы на краю раковины и ноги вокруг его бедер. Чёрная блузка задрана к подбородку. Его губы жадно блуждают по нежным соскам. Она дышит ему в ухо:

– Ричард, ещё, Ричард…

Ему так нравится слышать своё имя, нравится быть внутри этой женщины, ощущать её дрожь, слышать протяжные стоны.

– Мне мало, – слышит он и поворачивает её к себе задом.

Восторг в её глазах отражается в заляпанном зеркале. Он смотрит, как груди движутся в такт его движениям. У него слишком долго никого не было, чтобы теперь так быстро отпустить её. Первобытная потребность полностью взяла над ним верх. Её стоны говорили о том, что и она поддалась древнему, как мир, желанию. И лишь исчерпав друг друга и себя самих до конца, они остановились, на несколько мгновений зависнув между двумя мирами.

– Здесь неудобно, – выдохнула Ада.

– Поехали ко мне, – предложил Стениш, снимая презерватив.

Она повернулась, слегка коснулась губами его губ.

– Только сумочку заберу.

И выскользнула из сортира, на ходу поправляя юбку. Стениш наскоро привёл себя в порядок и вышел следом за ней.

В баре её не было.

Он спросил о ней бармена. Тот ответил, что она забрала сумочку и ушла. Неприятный холод прошёлся по спине Стениша. Он расплатился с барменом, надеясь, что Ада просто ждёт его на улице.

Но на улице её не оказалось. Чтобы унять дрожь разочарования и злости, он решил закурить. Но зажигалка как назло отказывалась выпускать огонь. Он швырнул её о стену. А потом заорал на всю улицу, будя голосом сигнализации стоявших рядом машин:

– Сучка! Грязная сучка!

Глава 4. Пещеры и чертоги

В наших играх мы были лордами драконьих подземелий.

Red Dead Fox «Записки на туалетной бумаге»

Приют стоял на отшибе города.

«Воспитательно-коррекционный приют для трудных детей и подростков, оставшихся без попечения родителей», – гласила табличка на главном входе.

Одна сторона его огороженной забором территории тянулась к редким заброшенным постройкам, заблудившимся среди пустыря. Он словно пытался доказать, что является частью города, который не хотел принимать его. Тянулся к нему антеннами и проводами, как ребёнок тянет руку к отвернувшемуся от него взрослому.

Вторая часть приютской территории городу уже не принадлежала. Покрытый диковатым вишнёвым садом, не сдерживаемый дырявым сетчатым забором, приют был также свободен и ободран, как коленки его обитателей.

Сам дом представлял собой диковинное сооружение, этакую архитектурную химеру. Его фундамент, подвальные помещения и часть стен первого этажа относились еще к постройке начала прошлого века. Когда-то давно это было промышленное здание вроде фабрики с обширными подвалами и прочными камнями, готовыми держать на себе три новых этажа, выросших взамен снесённых двумя войнами родных этажей. Новые этажи, столь ненадёжные, крошились со всех сторон, требовали постоянного ремонта и отвергали его, как отвергает тело пересаженные ему чужеродные органы.

Медицинский корпус, пристроенный отдельно к середине здания, являлся самой современной частью приюта. Он походил на космический шаттл, случайно пристыкованный к старой, давно списанной станции и готовый в любой момент отправиться в свободный полёт.

Подвальный этаж нуждался в постоянной заботе, как старый дед, не особо любимый, но слишком нужный, раз держал на себе этажи-приживалы. Подвал покрывался плесенью, протекал влагой и канализацией, привечал крыс, тараканов и клопов, не слишком беспокоясь об их вреде для обитателей. Если было бы возможно, этого деда усыпили бы, но тогда на останках приют не устоял бы. Поэтому подвал регулярно ремонтировали, латали, что могли, чтобы через несколько месяцев снова услышать, как старик откашливает штукатурку и шуршит паразитами.