Ваня грозно склонился надо мной. Было смешно, но одновременно с этим по спине побежали мурашки. С некоторых пор я не любила такие шутки.
– Шучу конечно, – мягко улыбнулся он и поцеловал в нос.
– Ха ха! – иронично воскликнула я.
– Ты всегда так часто краснеешь? – Ваня продолжал улыбаться, глядя на меня.
– С тобой это случается чаще, чем обычно.
– Это не может не радовать. Так же как твое неумение лгать, – чуть помедлив, договорил он.
– Только не пользуйся этим слишком часто!
– Я постараюсь, – Ваня прищурился, глядя на меня. – Но не сегодня. Так, какие у тебя секреты?
О том, чтобы поведать мои секреты Ване, не могло быть и речи. Мои переживания, мои чувства были спрятаны глубоко-глубоко, внутри меня, редко выходя оттуда в виде страшных кошмаров, опустошающих меня и не приносящих ничего, кроме апатии. Вспоминать о них, говорить о них – это не то, что я хотела бы делать.
– В моей жизни не было ничего необычного, – сказала я, глядя в пол.
И когда я несмело посмотрела на Ваню, чтобы понять его реакцию, я поняла, что врать ему – дело бесполезное. Он разгадал мою ложь за секунду, как дурацкий судоку.
– Хорошо. – Тихо-тихо прошелестело в воздухе.
Ваня больше ничего не спросил. Он перешел на другую тему в разговоре, лишь изредка поглядывая на меня, будто пытался прочесть, как раскрытую книгу. Но книга все-таки хотела быть закрытой. Одно дело – видеть мою боль в глазах, другое – знать из-за чего она.
Когда мы прощались под крышей моего подъезда, Ваня лишь поспешно поцеловал меня в щеку, думая о чем-то своем. Пообещав, встретить меня здесь же утром, чтобы пойти вместе в школу, он тут же развернулся и ушел. Дождь уже закончился. Сквозь уходящие пепельные тучи догорали последние краски заката. Внезапный сильный порыв ветра поднял вверх первые желтовато-оранжевые листья. Стало холодней, и застегнув наглухо куртку, я поспешила домой.
***
Ваня стоял на балконе и выпускал серый дым в темнеющее небо. Да, он нервничал даже больше, чем обычно. Прошло минут десять с того момента, как он попрощался с Аней, но в квартире все еще ощущалось ее присутствие. Если зайти обратно в квартиру и сесть на диван, то можно почувствовать еле уловимый аромат цитрусовых, ее аромат. Тишина обычно пустой квартиры еще час назад была наполнена звуками их голосов. Даже сейчас ему это чудилось, поэтому пустота еще не ощущалась.
Подумать только, прошло так мало времени с их первой встречи, а все мысли Вани об этой светловолосой девушке с грустным взглядом. Даже когда она смеялась, в ее глазах виднелась печаль. Что с ней случилось? Этот вопрос вертелся в его голове весь вечер. Но Аня была не готова отвечать на него. Так же, как и он не готов отвечать на ее вопросы. Все, что его не убило, не делало сильнее. Оно продолжало убивать каждый день, в особенности каждую ночь, потому что ночью, несмотря на беспросветную тьму, все видится намного яснее, главное, смотреть не глазами. Аня тоже могла его убить. Своей внутренней драмой. Драма у каждого своя. Ваня хорошо это понимал, но всерьез опасался взвалить на себя непосильную ношу. Что будет, если он не справится? Можно ли просто взять и не думать об этом?
Ваня погасил сигарету о пепельницу, стоящую на круглом столике справа. Это была его последняя сигарета, крайняя, если быть точнее. Парень усмехнулся, вспомнив, как Аня так по-детски вызвалась стать его подругой вместо сигареты. Странная она, то боится всего на свете, то идет смело, напролом. А все-таки, она красивая даже очень. Таких надо остерегаться. Кто знает, что у них в прекрасной головке творится. Красота не только спасает мир, но и губит. Губит людей, поклонявшихся ей. За примером далеко ходить не надо.
Ваня взял со столика пачку распакованных сигарет, на которой было написано “Защитите детей от табачного дыма”, зашел в квартиру и без сожаления выкинул в мусорное ведро. На мгновение ему показалось, что в квартире раздался женский смех, но это, конечно, ему лишь показалось.
Глава 7
На следующее утро я встала вовремя. Кошмаров не было, но я чувствовала себя не в своей тарелке. Вчера, ложась спать, я перебирала в уме все, что было сказано Ваней и мной, и так и не смогла определить, когда же все пошло не так. Я много чего не рассказала Ване. Например, скрыла от него, что я модель. И хотя эта ложь сейчас шла во спасение, мне было некомфортно просыпаться с ней этим утром. И в ближайшее время, когда я пойму, что буду готова к этому небольшому риску, я расскажу ему правду. Лучше об этом, чем о другом. О том, к чему мне самой было страшно возвращаться даже в воспоминаниях.
Мой телефон в очередной раз пропищал, оповещая о сообщениях в мессенджере. Первое, что мне открылось, было от Софи. Она прислала мне свое селфи, где она корчила очень грустную рожицу, на фоне нашей бывшей школы с подписью, что мы учимся лишь для школы, а не для жизни. Она всегда умела меня рассмешить. Вчера я лишь обмолвилась ей о внезапном свидании с Ваней, но говорить на эту тему еще не хотела. Мне хотелось понять свои чувства самостоятельно, а она стала бы примерять все на себя, будучи куда опытней в этих вопросах. Я сделала селфи со смешной рожицей на фоне своих “любимых” розовых стен и написала: “Сколько бы я всего узнала, если бы не ходила в школу”. Бернард Шоу, увидев такой мой самопроизвол, перевернулся бы в гробу, хотя с другой стороны, мне всегда казалось, что в нашем современном мире он был бы очень харизматичным и смешным дядькой.
Следующее сообщение было от мамы. Она как всегда желала доброго утра и зачем-то, сверившись с прогнозом погоды в Москве, привела пример того, что я могла бы надеть сегодня в школу, как будто мне не семнадцать лет, а три годика. Иногда, ладно, не иногда, а очень даже часто, мне хотелось предъявлять ей свой паспорт, чтобы она вспоминала, сколько мне лет. Я пожелала ей доброго утра и хорошего дня в надежде, что она не будет сегодня звонить. Но я ошибалась. Она позвонила мне, когда я закрывала за собой входную дверь, чтобы спросить об успехах в школе, о том, что сегодня на мне все-таки одето, и не забываю ли я ухаживать за кожей лица. Ох, мама, если бы ты знала, кто ждал меня внизу, ты бы спрашивала совсем о другом… Я попрощалась с ней очень быстро, скорее всего вызвав подозрения, но мне было плевать.
Ваня уже стоял у искусственного водоема, весь в лучах бледно-золотого утреннего солнца, прислонившись к перилам и смотря куда-то вдаль. Весь такой спокойный и безмятежный. Хотелось бы и мне быть такой же спокойной! Я затаила дыхание, рассматривая его, пока он не видел моего приближения. Он был одет в черные джинсы и темно-синюю кожаную куртку, которые, как всегда, прекрасно ему шли. Его волосы были немного растрепанными, и мне тут же захотелось взъерошить их еще больше. На ощупь они были мягкими и нежными. Я это уже знала. А еще, знала, что мне хотелось их касаться слишком часто. Ваня обернулся, нежно улыбнулся мне, и на моей душе сразу стало легче.
– Как спала?
– Отлично. Как видишь, сегодня не проспала, – тихо проговорила я, все еще любуясь им. – А ты как спал?
– Очень даже хорошо. Мне снилась одна девушка с длинными волосами…
Ваня притянул меня к себе, сомкнув руки на моей талии. Моя шифоновая юбка заструилась под теплым осенним ветром. Его лицо было так близко к моему лицу, что я видела, как светятся в утреннем свете его серо-зеленые глаза. Я видела себя в них, и мне захотелось, чтобы я отражалась в них всегда. Наши губы сомкнулись, и тысяча электрических разрядов пробежали по мне, перекатываясь вверх и вниз.
– Хорошая погода для середины сентября, правда? – внезапно прервал нас знакомый женский голос.
Мы нехотя оторвались друг от друга, и я встретилась с тяжелым взглядом Мишель. Она стояла в двух метрах от нас, как всегда в чем-то облегающем и коротком, и поправляла свои отутюженные темные локоны.
– Что ты здесь делаешь? Ты же не здесь живешь. – В голосе Вани прозвучало ничем неприкрытое раздражение.
– Я жду Иру. Сегодня я ночевала у нее, и, похоже, кто-то тоже ночевал не в своей постели. – Полные губы Мишель расплылись в злобной улыбке.
– Тебе какая разница, кто где спал? – Ваня так и стоял, обнимая меня, и готовый защитить от кого угодно.
– Мне то без разницы. Но девочку будет жалко, когда она на весь класс будет реветь из-за тебя…
– Почему я должна реветь? – поинтересовалась я, чувствуя нарастающее напряжение, исходящее от Вани.
– Ты будешь от него без ума, и как и другие дурочки попадешь в сеть. – Мишель вновь улыбнулась, видя по выражению моего лица, что попала в цель. – А он бросит тебя, как только насытится тобой.
– Что за бред ты несешь? – отрывисто спросил Ваня.
– Совсем нет. Я говорю чистую правду…
– Бросит так же, как тебя? – сухо усмехнулась я.
Брови Мишель от удивления взлетели вверх, но глаза остались такими же холодными и безразличными.
– Таких как я, не бросают! – быстро вырвалось у нее.
– Тогда мы с тобой в одной лодке, – добавила я, смело глядя в ее холодные голубые глаза.
Сегодня я стала храбрее. Сегодня меня уже не запугать вырыванием волос.
– Это мы еще посмотрим, причем скоро, – Мишель пожала плечами. Было видно, что она, как кобра, собиралась к очередному броску.
– Пойдем, Аня. Тебе незачем слышать все это, – напряженно сказал Ваня, беря меня за руку.
Мы отошли на порядочное количество шагов от дома, когда я не выдержала и спросила:
– Ты со мной не играешь? Потому что если это так, то не надо. Прошу тебя!
– Нет, – твердо произнес Ваня и резко остановился. – Я чувствую к тебе что-то такое, что не позволяет мне ни играть, ни обманывать. Я никогда этого и не делал. Все девушки, с которыми я встречался, всегда прекрасно знали, для чего мне это было надо.
– А для чего тебе это надо было? – ляпнула я, тут же пожалев об этом.
– Ну… для разных целей, – Ваня впервые слегка покраснел.
“Разные цели” я сразу поняла. Мне был неприятен этот разговор. Сама только мысль о его бывших девушках доставляла мне мучительные ощущения в глубине души. И разговаривать об этом мне не хотелось, но я ничего не могла поделать с любопытством.
– Кто разорвал отношения первым, ты или она?
– Она, – тут же выдохнул Ваня.
– Почему?
– Ты правда хочешь знать? – Ваня выжидающе посмотрел на меня.
– Нет. Но лучше я узнаю все подробности от тебя, чем от других, – смущенная, я разглядывала золотистые узоры на своих ботинках.
Мы продолжили идти в ногу друг с другом, а наши руки вновь переплелись.
– Отношения с Мишель начались лишь из-за того, что мне просто нужен был кто-то рядом. Хотелось легкости, безудержного веселья… И все это она могла мне дать. Но мы оказались слишком разными. И Мишель поняла это первой. – Ваня сделал паузу, вгляделся в мои глаза и добавил, – Тебе, наверное, не слишком приятно все это слушать…
Это было более, чем неприятно. Я почему-то начала бояться стать для него очередной такой пустышкой, потому что привыкла быть ею для остальных парней. Для них я просто была красивой девушкой без внутреннего мира и каких-либо душевных переживаний. И когда-то мне это нравилось.
– Есть немного, – замялась я.
– Чтобы нам обоим было неприятно, – Ваня усмехнулся, – расскажи о своих бывших отношениях.
К счастью, у нас было не так много времени на этот нежелательный разговор, иначе мы бы опоздали на урок. Мы миновали перекресток, невдалеке виднелась наша школа.
– Нуу…– я смутилась и пыталась подобрать правильные слова. – Серьезно я встречалась только с Антоном. Это был сын начальника моего отца в Питере. Мы встречались около года.
Я сама себе не могла нарадоваться, что могла говорить об Антоне в таком спокойном тоне. Его поведение в наших не таких уж долгих отношениях способствовало моему упадническому настроению. Он не помогал, а, наоборот, еще больше втягивал меня во тьму.
– Ты любила его?
– Нет. Я вообще никого еще не любила, – не подумав, сказала я и тут же мои щеки залились краской. – А ты?
Мы одновременно остановились под крышей школы. Ваня устремил взгляд вдаль, затем повернулся ко мне, накрутил мою прядь волос на свой палец и произнес тихим, еле слышным, голосом:
– Не любил. Но, кажется, готов это исправить.
Мои глаза широко распахнулись. Он сжал мою ладонь, и мое сердце забилось сильнее обычного. На несколько секунд я перестала дышать, но воздуха мне и не требовалось.
Зазвенел звонок, прервав наше чувство уединения среди многолюдного, залитого умиротворяющим утренним светом, школьного двора. Мы улыбнулись друг другу и побежали на урок, опаздывающие и счастливые.
Первым уроком была алгебра. Мы сели, каждый на свои места, под пристальными взглядами тридцати учеников. Рита, как всегда сидевшая рядом со мной, широко улыбнулась мне и прошептала:
– Как себя чувствуешь? – В ее вопросе отчетливо прозвучала издевка.
Еще вчера Рита атаковала меня вопросами в сети, и на многие вопросы она получила вполне правдивые ответы. Но сейчас, перед всем классом, я была не готова к продолжению.
– Все хорошо. – Я не могла, да и не хотела, скрыть от Риты свои светящиеся от счастья глаза.
– Наверное, доктор был неплох, раз твое самочувствие улучшилось.
– Я не могу передать насколько неплох.
Я обернулась, чтобы посмотреть на Ваню. Он сидел у окна, болтая с соседом по парте, а солнце играло в его светлых волосах, открывая всю красоту и безупречность его лица. Ваня, почувствовав мой взгляд, безмятежно улыбнулся мне. Я опустила глаза и отвернулась, чувствуя как горят мои щеки.
– Больше ничего не говори, я все и так вижу, – тихо проговорила Рита.
Это видели все. Наши встречные взгляды, наши случайные и неслучайные соприкосновения, наши улыбки и смех, наши поцелуи украдкой, сводящие с ума. Я еще никогда не ощущала такой легкости ни с кем. С Ваней я чувствовала пульсацию жизни, ее волнующий ритм. Были ли мы в школе, или катались на гироскутере, или просто ходили в кино, события которого мы не очень-то помнили, потому что, как безудержные, целовались на последних местах, словно созданных лишь для этого.
Всю неделю я чувствовала себя счастливой. Но это было какое-то хрупкое ощущение счастья, когда чувствуешь взаимное притяжение, но еще не знаешь человека, видишь лишь его образ, созданный им же, оболочку, скрывающую что-то внутри, то, что откроется лишь со временем. И примешь ли ты эту сущность, или будешь не готов к тому, что откроется, это было большим вопросом.
Ваня открылся мне первым. Был сентябрьский день, удивительно теплый и солнечный. Мы сидели под яблоней у школы, наслаждаясь нежным утренними светом. Ветер напоминал морской бриз.
– Не верится, что уже завтра будет холодно, – вздохнула я и повернулась к Ване.
– Да, но я всегда согрею тебя, – уверенным тоном сказал он и взял меня за руку. Его прикосновения стали привычным для меня ежедневным ритуалом. – Аня, мне надо кое-что тебе сказать… Даже не так. Мне важно тебе это рассказать.
– Что именно?
– О том, каким я был раньше, – мягко начал Ваня, нахмурившись.
– Ты был маньяком-психопатом?
– Нет, – он улыбнулся и провел рукой по волосам, от чего они стали еще более растрепанными.
– Раз нет, тогда все в порядке! – отшутилась я, хотя видела, что все далеко не в порядке. Мой идеальный парень захотел рассказать о своей неидеальности, и это пугало. – Каким же ты был?
– Не слишком хорошим, – ответил Ваня и после непродолжительной паузы сделал выдох, как будто все это время задерживал дыхание. – Наверное, в психологии это называется подростковым кризисом. Я решил, что не выдерживаю всего того, что было вокруг. Ссоры родителей, их открытые измены, нелюбовь мамы ко мне, – он горько усмехнулся. – Для окружающих я был обычным школьником с офигенно крутым отцом и офигенно крутой матерью, которые, пусть и странно, но жили вместе. Но если бы кто-то решил приглядеться поближе, увидели бы лишь иллюзию семьи, красивую глянцевую картинку. После очередной крупной ссоры родители решили развестись. И все было бы хорошо, если бы спустя пару недель после этого не умер от инсульта мой дедушка. Он был настолько близким мне человеком, даже ближе, чем родители. Я долго не мог смириться с его смертью…
– Мне очень жаль!
Мне было больно смотреть на Ваню сейчас. Я знала какого это, терять близких. От его воспоминаний, таких тяжелых и страшных, он стал очень уставшим, как будто не спал несколько ночей. В его глазах застыла печаль.
– Все это послужило толчком для меня. Мне хотелось что-то делать, чувствовать, открывать. Я начал делать всякие рискованные глупости. Катался в нетрезвом виде на машине и мотоцикле, участвовал в запрещенных гонках.
– Но разве можно водить несовершеннолетним? – задала я вопрос, лишь затем подумав, насколько он сейчас не к месту, как будто меня интересовала лишь эта бредовая деталь.
– Нет, нельзя. – Ваня мрачно посмотрел на меня, сквозь пелену воспоминаний. – Но я, к сожалению, редко попадался, а когда попадался, мне помогали связи и деньги отца.
– Почему “к сожалению”?
– Потому что я хотел, чтобы меня поймали, хотел привлечь внимание к себе. Не быть просто сыном известных родителей. Меня всегда сравнивали с отцом. Злая ирония заключалась в том, что отец мне и помогал выпутаться из очередной сложной ситуации. Лишь сейчас я понял, что я тоже личность, тоже чего-то стою и что-то умею.
– Ты употреблял наркотики? – Я просто не могла не спросить об этом.
– Я курил травку… – Ваня испытывающе посмотрел на меня и поспешно добавил. – Сейчас я вообще ничего не делаю из того, что перечислил.
