Борис Васильевич Яковлев "Ловец эмоций"

Ловец эмоций
Борис Васильевич Яковлев

В результате серьезной травмы головного мозга Денис обрел способность считывать эмоции людей подобно полиграфу. Эта способность не только помогает ему оказывать помощь людям в сложных жизненных ситуациях, но и участвовать в раскрытии преступлений.

Борис Яковлев

Ловец эмоций

Борис Яковлев

ЛОВЕЦ

ЭМОЦИЙ

Москва 2023

Любимой жене Надежде посвящается

В результате серьезной травмы головного мозга Денис обрел способность считывать эмоции людей подобно полиграфу. Эта способность не только помогает ему оказывать помощь людям в сложных жизненных ситуациях, но и участвовать в раскрытии преступлений.

Солнечный луч остановился у самой двери врачебного кабинета, словно его распирало любопытство выяснить, что же там за ней кроется, что это там за звук, напоминающий скрип расшатавшегося колесика каталки, обычно одиноко дремлющей у запасного выхода в конце коридора? От посещения этого наивного образа уголки губ больного чуть приподнялись вверх, а сквозь колючую щетину на правой щеке подмигнула мелкая ямочка. «Едва вошел, а уже пытаешься покинуть меня», – продолжал он мысленно беседу с ярким мохнатым пятном на полу, появление которого необычайно радовало его уже потому, что сегодняшний день был третьим днем его новой жизни. Да, врач так и сказал ему следующим утром после многочасовой операции: «Считайте, что вы родились второй раз».

Все это время больной непрестанно пытался вызвать из памяти события прошлой жизни, но какой-то невидимый хищник пожирал воспоминания, напряженная работа ума обреченно блуждала в пустоте, глумясь над его слабостью и беспомощностью. Впрочем, неверно было бы утверждать, будто в свое прошлое и он был абсолютно не вхож. Лежа в палате в неряшливой казенной пижаме под байковым одеялом, он дозированно, каплей за каплей пропитывался робкими сведениями о себе, жившим до того самого мгновения, пока не оказался перед неумолимо набегающим на него автомобилем. Мелькали истертые временем кадры школьной жизни, холостяцкой квартиры, надгробной плиты на могиле матери. Но хоть бы какой отголосок донесся о его профессии, друзьях, увлечениях. Ан нет, не доносился.

Однако он не терзал себя мыслью, что его прежняя судьба пропала без вести, поскольку верил в свою способность совершить со временем прыжок в мир, координаты которого были известны ему до катастрофы. Врач утешил его: «Это временная амнезия. Вам лишь тридцать шесть лет, организм крепкий, все восстановится». К тому же самое замечательное, что отмечал больной, – и отмечал это с упоенным волнением, – в нем поселилась некая поэтическая натура. Колыхание веток плакучей березы за широким окном, мелкая лужа с кудрявыми облаками, одуванчики на газоне, размытые в парах, исходящий от пропитанной жаром земли, трамвайный стон за металлической оградой, – все это невольно наполняло его глаза мимолетной влагой, а кто-то совсем рядом нашептывал, чтобы он не упускал ни одной цветной кляксы, ни одной ноты из чудесным образом созданного мира образов и звуков. Теперь он охотно говорил с незнакомыми людьми на любую тему; услышанное слово вызывало в нем любопытство, интерес, и в то же время, глубокое волнение. Словно обрел способность не только слушать других, но и ощущать их чувства.

– Денис, вы меня не слышите?

Прилетевший вопрос разрезал тишину и вывел больного из раздумий. Он невольно выпрямил спину, пристально посмотрел в сторону вопрошавшего, словно пытаясь выяснить, что хочет от него этот человек, и тут же вспомнил, что находится в кабинете лечащего врача, нейрохирурга Антона Львовича Левинского. Глубоко посаженные глаза, нос с легкой горбинкой, квадратный подбородок вполне соответствовали волевому характеру доктора, пользующегося безграничным авторитетом у пациентов, способных после операций только-только открывать скрытую от них ранее суть замечательного устроения жизни без боли и страданий. И не было такой палаты в отделении, где бы не вспоминали его добрым словом, где бы не думалось, что он был для всех вроде благодетеля, спасителя, непререкаемого пророка их будущей здоровой жизни.

– Прошу прощения, Антон Львович, задумался, – на лице Дениса появилось и застыло кроткое выражение, похожее на печальную улыбку.

Врач подошел к больному, наклонился над ним, заключил его забинтованную голову в свои крепкие ладони, чуть отклонил ее назад.

– Так0так, глаза ваши сегодня мне уже нравятся, – будто беседуя сам с собой, тихо заключил Левинский. – Как чувствуете себя? Что-нибудь беспокоит? – участливо спрашивал он, устраиваясь на стуле, напротив.

– Точка опоры, – глубоко выдохнул Денис, сжимая пальцы в кулаки и направляя взгляд к потолку.

– Какая точка опоры? – не понял Левинский и даже подался вперед. – О чем вы?

– Понимаете, я чувствую, как на меня находит какое-то просветление. Нахожу точку опоры … – Денис покрутил рукой в воздухе, как человек, не находящий нужных слов для выражения своего состояния. – Уверенность, что ли … И лето какое чудное стоит. Хочется пожить еще на этом свете.

– Понятно, – Левинский вернулся в прежнюю позу. – Простое, но редкое по силе ощущение возвращения духа. Вы меня радуете. Поживете еще. Теперь главное – не сдаваться. Но и никакой спешки, никаких нагрузок.

– И еще одно … – Денис наморщил лоб, подбирая нужные слова, – как бы это выразить … Создается ощущение, будто у меня в голове появились локаторы, улавливающие исходящие от людей волны. Я чувствую, какие они испытывают эмоции, независимо от того, проявляют они их внешне или нет.

– Ну-ну, почтенный, не приписывайте себе способности Всевышнего. Должен огорчить вас относительно якобы нового дара: вы скоро поправитесь и все станет на свои места. Уверяю: это не озарение посетило вас, а просто еще не восстановилась нервная система. Шутка ли, такая травма!

Доктор ободряюще похлопал Дениса по колену, энергично поднялся. Он с удовлетворением отметил про себя: на что он заранее рассчитывал перед операцией, так оно все и выходит. Вот и еще одна жизнь потребовала его вмешательства, еще одна душа вытянута с того света, как бы заманчиво и убедительно не выглядел он – «тот свет» – в некоторых умах. Он повернулся, уже по-деловому направился к скромному рабочему столу, считая разговор с пациентом законченным, как последовавший вопрос: «Расскажите, как все произошло со мной?», – заставил его настороженно обернуться.

– Я же вчера вам все рассказал, что знал. Или вы не помните? – Левинский, опершись руками на спинку стула, пристально посмотрел на больного.

– Помню, помню, – поспешил уверить его Денис. – Попал под машину. Извините, что отнимаю время. Просто хочу еще раз послушать, как это меня угораздило.

Левинскому пришлось повторить историю, пересказанную ему врачом «скорой помощи», услышанную тем, в свою очередь, из уст главного очевидца – матери той самой пятилетней девочки, выбежавшей на проезжую часть за потерявшим легкость воздушным шариком. Денис, оказавшийся волею случая рядом, словчился подхватить девочку и вытащить ее буквально из-под колес набегающего «Мерседеса», разбившего фарой голову спасателя и скрывшегося с места происшествия, не сбавляя скорости. Мать ребенка вызвала неотложку, которая и доставила Дениса в бессознательном состоянии в больницу.

– Если Всевидящий существует, он наверняка вмешался, чтобы дать вам, пусть и маленький, но шанс на жизнь, – заключил доктор. – Судьба иногда устраивает, знаете, человеку проверку – заслуживает ли он звания порядочного человека, героя, если хотите. Вы достойно прошли эту проверку, ценой своей жизни спасали ребенка.

– Доктор, – Денис приподнял руку как бы в знак несогласия, – я не заслуживаю такой похвалы. Впрочем, – он улыбнулся одной щекой, – приятно слышать такое о себе. Может, я тщеславен?

– Возможно, – передернул плечами доктор.

– Я ожидал, что вы будете разубеждать меня, – несколько обидчивым тоном отреагировал Денис.

– Вы желаете, чтобы я лечил вас и от недуга тщеславия?

– Не стоит, – поторопился с ответом Денис. – Боюсь, он неизлечим.

– Вижу: объективная самооценка вам не чужда.

Левинский посмотрел на часы, подошел к столу, провел пальцем по листу с его планом на сегодняшний день, несколько раз еле заметно кивнул головой, как бы соглашаясь с ним.

– Кстати, вас кое-кто собирается навестить, – таинственно-загадочным тоном заявил доктор.

– Кто же?

– Это сюрприз.

– Я предпочел бы осведомленность, – насторожился Денис.

– Ну, хорошо. Ваше одиночество планирует скрасить мама спасенной вами девочки.

– Вот как, – приподнял брови Денис. – Она симпатичная?

– Не хочу показаться грубым, но вы давно смотрелись в зеркало? – доктор приземлил робкий полет фантазии больного.

– Случай помог мне встретить доброго, в кавычках, доктора, – скривился Денис, принимая игру в обмен ироническими уколами, благо теперь это было в его положении более благоразумным, нежели впадать в бессмысленную депрессию. Самое опасное уже позади, оставалось только терпеливо ждать, когда организм сам отыщет тропинку к выздоровлению. А ждать он, судя по всему, умел.

– Премного благодарен за оценку, – рассеянно ответил Левинский, просматривая оглавление свежего медицинского журнала. – Однако не рекомендую подтрунивать над лечащим врачом. Зряшное и опасное занятие.

– Мне стыдно от одной мысли, что посмел бы так поступать, – Денис сложил в подтверждение своих слов губы трубочкой.

– Ладно, недорезанный клоун, ступайте к себе. Отдыхайте. – По шуточному настроению больного Левинский вполне уверовал, что тот находится на пути к восстановлению жизненных сил.

– М-м, жаль расставаться с вами, – погрустнел Денис. – У нас в палате скучновато.

– Больница – вам не цирк, уже погрузившись в свои мысли, машинально ответил доктор.

– Я бы не утверждал это столь категорично, – у Дениса было желание еще немного побалагурить с врачом, но тот, кажется, его уже не слышал.

Денис, кряхтя по-стариковски, поднялся со стула, направился к двери, не ощущая взгляда Левинского на своей спине, вдруг неожиданно развернулся, спросил:

– Антон Львович, врачи не всегда бывают откровенны со своими пациентами, не так ли?

– Что вы говорите? – не расслышал вопрос доктор.

– Я хочу спросить, испытывают ли врачи угрызения совести, не раскрывая истинное состояние здоровья больного?

– Странный вопрос. Врач не должен испытывать угрызения совести по этому поводу, если он убежден, что это пойдет пациенту только на пользу. И не перечесть, сколько было подобных ситуаций. Подчас надежда включает у тяжелобольного неопознанные наукой физиологические резервы, в сравнении с которыми любые чудодейственные лекарства – просто ничто. А то скажешь правду, глядишь, размякнет. Пациент должен верить в позитивность намерений врача, его рекомендациям и, как результат, ощущать целительный процесс, происходящий в определенной части его тела. В противном случае между пациентом и его здоровьем могут начаться нежелательные трения. Весьма нежелательные, а, возможно, и трагические.

– Значит, вы считаете, что такой обман допустим? И даже оправдан? – не унимался Денис.

– Разве это можно назвать обманом? – Левинский скрестил руки на груди. – Нет, это просто умалчивание, рождающее в больном веру в выздоровление. Ведь что такое обман? Обман подразумевает получение для лжеца какой-то выгоды. Какая же выгода для врача в таком случае? Никакая. Он только охраняет нервную систему подопечного от ураганных эмоций. А вы говорите: «угрызения совести». Вот если допущена врачебная ошибка, тогда, действительно, совесть может так загрызть, что … – доктор вздохнул.

– Но не каждому больному умалчивание пойдет на пользу, – осторожно предположил Денис. – Некоторые, узнав правду о себе, захотели бы успеть завершить какие-то дела, уладить вопросы наследства, помириться с родственниками … Да мало ли что еще.

– Есть, конечно, сильные, мужественные личности, – Левинский склонил голову к правому плечу, – хотя неизвестно, как бы они повели себя, узнав, что им осталось совсем немного. Некоторые готовы обманываться и видят в том успокоение. У некоторых больных увядание протекает медленно, и вкус жизни держится у них годами. У других оно происходит быстро. Последнее дело, когда пациент разуверится в слове врача. Он должен испытывать потребность в ободряющем слове лекаря. Кстати, мне нравится это утерянное слово «лекарь». Очень уважаемое было слово. Ле-ка-рь, – с удовольствием протянул он.

– И все же … – Денис попытался вставить слово.

– Никаких «все же»! – спокойным, но твердым тоном прервал его доктор. – Я делаю то единственное, что умею, что, надеюсь, буду делать всю свою жизнь. И даже если не говорю больному всю правду, пусть так, то я знаю, что тем самым помогаю ему оттянуть миг, когда на его гроб будет брошен ком сырой земли. Подчас и сам удивляюсь, насколько долго некоторым удается оттянуть этот миг. Кстати, что это вы завели шарманку на эту тему?

– А что, сосед мой, полковник, совсем так плох? – вопросом на вопрос неожиданно ответил Денис. И спросил именно то, что, только набравшись храбрости, не мог спросить ранее.

– Что-о? – брови Левинского медленно поднялись и застыли в этом положении на несколько секунд. Складывалось впечатление, что вопрос этот застал его врасплох, и он не сразу находил, что ответить. – Что за чушь? Кто … гм-м … кто это сморозил? – раздраженно повышенным тоном выразил неудовольствие он, при этом руки его взметнулись вверх и резко упали. – Медсестры что ли … э-э … языками чешут?

Повышенный тон, нарушение связности речи, манипуляции руками – все это представляло резкий контраст с уверенным, рассудительным профессором. Словом, он сделался на короткое время сам на себя не похож.

– Нет, – поспешил разуверить его Денис, – я об этом сам догадываюсь. По тому как вы общаетесь с ним при обходе – по-другому общаетесь, не как с другими, по … по вибрациям в моей голове.

– Тьфу ты! Он опять за свое, – Левинский крепко хлопнул в ладоши, сжал губы, отвел взгляд в сторону, но тут же неискренне улыбнулся и уже спокойно продолжил. – Очень прошу вас оставить эти нелепые предположения. Полковник этот еще всех нас переживет. Все у него в порядке. И ни что ему не угрожает. Лучше следите за своим режимом и не досаждайте глупостями ни меня, ни тем более больных.

Денис застыл в одной позе, словно вслушиваясь в себя. При этом он смотрел на профессора с каким-то скрытым смыслом, будто получая важную тайную весть о горемыке-полковнике. Сомнения относительно искренности слов доктора теснились в Денисе. Еле ощутимая вибрация опять пробежала от правого виска к затылочной части. Поначалу он увязывал эти странным образом появившиеся вибрации с процессом восстановления после операции ткани мозга, и со временем они должны будут пропасть. Но тут он ошибался: избавиться от них окажется не так-то просто. Трудно было объяснить их появление исключительно при общении с людьми, не предположив возникновение этих ощущений вследствие определенных эмоциональных переживаний собеседников. «Разве такой опытный хирург и, наверняка, порядочный человек, как Левинский, не заслуживает полного доверия? – спрашивал себя Денис. – Но микровыражения его лица, отклонение поведения от обычно присущего ему, эти мои мозговые «локаторы», уловившие сначала растерянность, потом раздражение – все говорит о его неискренности». Эти мысли, с одной стороны, вызывали неловкость ситуации, при которой Денис не мог сказать доктору в глаза, что тот говорит неправду, с другой стороны, причиняли боль осознанием скрытого и, вероятно, скоротечного увядания ставшего симпатичным ему соседа в палате. «Видимо, уже отгостевал». Денис просто не смел и думать, что будет, если полковник узнает правду о своей жизнеспособности. «Нет, этой правды он от меня не услышит».

Левинский проявлял уже меньше пыла, но чувствовалось, что он до конца не выжал из себя раздражение от неожиданного поворота разговора. «Это просто возмутительно – высказывать лечащему врачу подозрения по поводу неискренности его общения с больными, – думал он про себя. – Но, с другой стороны, почему бы этому парню не выразить озабоченность здоровьем соседа? Это вполне естественно, такое случается направо-налево».

– Знаете, – умиротворенно обратился он к Денису, – вы, по всей видимости, милый, неравнодушный человек, но давайте каждый будет заниматься своим делом.

Денис почувствовал в искусственной любезности доктора оттенок неприязни и недовольства обсуждаемой темой.

– Если я говорю, что умолчание является благом для больного, – продолжал на одной ноте доктор, – значит, так и есть. И поставим на этом жирную точку, – он ясно дал понять, что разговор закончен.

– У вас преимущество, доктор, – смиренно вздохнул Денис. – Боже упаси перечить вам. Я не то скажу, так вы отрежете мне еще чего-нибудь.

– Что ж, за этим дело не станет, – просто и естественно ответил Левинский.

– Дабы не дать вам повод наверстать упущенное, удаляюсь восвояси, – Денис, кланяясь, попятился к двери. – Несмотря ни на что, мой рот – на замке, – он перекрестил сомкнутые губы.

– Охотно этому верю, – совсем серьезно отозвался доктор. – Разум-то я вам не вырезал. Пока еще, – добавил он тихо в аккомпанемент скрипящей дверной петле.

Еще несколько мгновений Левинский смотрел в задумчивости на закрывшуюся дверь, молча потирая подбородок, затем тряхнул головой, как обычно пытаются отогнать неприятные мысли, медленно подошел к окну, оперся руками о подоконник, невидящим взглядом уставился в какую-то точку в палисаднике.

* * *