Борис Васильевич Яковлев "Ловец эмоций"

– Дай поцелую тебя в лобик, – Лена склонилась над матерью.

– Для такого поцелуя еще рановато, – ответила мать и отвернула голову в сторону.

Лена щекой коснулась щеки матери, села на край постели, положила цветы на тумбочку, принялась вынимать из пакета сок, виноград и яблоки, предупреждая, что они мыты.

– Ну, как дела? – спросила она, сложив руки на коленях. – Сердце успокоилось?

– Успокоилось, – увядающим тоном ответила мать. – Успокоилось, если это можно назвать покоем.

Елена провела ладонью по волосам матери.

– Какое лечение тебе намутили? – спросила она довольно равнодушным тоном.

Мать с трудом, заикаясь, перечисляла лекарства, коверкая их названия.

– Да Бог с ними, – наконец махнула она ладонью, не отрывая руки от одеяла. – Что же ты столько времени не приходила? Мне ничего приносить не надо. Просто так приехала бы, навестила мать. Может, ее уже нет в живых.

– Ты с головой дружишь? – несвоевременно возмутилась Елена. – Я же к экзаменам готовилась. Тупею, как овца. Ну, не сердись. А путь-то сюда не близкий.

– Да будет тебе, к родной матери можно и за горизонт пешком сходить.

– Что верно, то верно, – поддакнула Клавдия Петровна.

Елена смерила недовольным взглядом встрявшую в разговор.

– А что, верно мать говорит, – Клавдия считала своим долгом встать на защиту Антонины Андреевны.

– Клавдия Петровна, не мешайте, дайте спокойно поговорить с дочерью, – попросила Антонина. – А то шли бы погулять.

– Чего ж гулять. Ко мне, видишь, тоже посетитель пришел, – Клавдия положила руку на колено Дениса.

– Чего она говорит? – шепотом спросила Клавдию глуховатая старушка.

– Вот вас только не хватало, – всплеснула руками раздраженная Клавдия. – Щас я отложу все дела и буду переводить вам. Жуйте уже печенье!

– Ладно, оставим, – неторопливо продолжала Антонина, рассчитывая на длинный разговор с дочерью. – Я больше о тебе, милая, тревожусь. Как ты там без меня?

– Все тип-топ, – ответила Лена как можно беспечнее.

– Ты хочешь сказать, что тебе хорошо без меня? – удивилась мать, заглядывая в глаза дочери.

– Чего ты цепляешься к словам, как пиявка? Икскьюз ми, – Лена разбросила руки в стороны, – я имела в виду, что справляюсь. Так тебя устраивает? – с вызовом спросила она.

– Тише, тише, ты же в больнице, – успокаивала ее мать. – Все же чувствую себя неважно, – грустно вздохнула она. – Кажется, выжала из своего сердца все, что могла.

– С таким сердцем многие живут еще долго, – как могла, попыталась утешить ее дочь.

– Но не с такими детьми.

– Ну уж какая есть. Все тебе не так, блин.

– Не будем хоть здесь ссориться, мать вплела свои пальцы в пальцы Елены. – Как твоя сессия? Какие успехи?

– Да не парься ты, – пониженным тоном ответила Лена. – Экзамены сдала, хвостов нет. Отметки не отличные, конечно, но я на этом не циклюсь. На последнем экзамене спилила все со шпоры. Мы так с девками ржали над разводкой этого тича. У него все со шпорами сдают.

Денис сразу уловил в ее словах обманную нотку. «В ней сидит хороший враль, – определил он для себя. – С экзаменами, совершенно определенно, у нее проблемы. И взгляд при этом отводит в сторону».

– Чем питаешься? – продолжала расспрашивать мать. Она живо интересовалась всем, что происходит с дочерью в ее отсутствие. – Кефир пьешь по утрам?

– Кефир? Только его и глушу. Большую кружку – ту, что с васильками – опрокидываю за раз.

– А овощи?

– Овощи? Э-э… Салаты варганю только так. Огурцы, помидоры, капусту режу крупно, как ты любишь. Симпатишно получается.

Несмотря на бодрый ответ, неестественная улыбка подсказывала Денису о ее лживом повествовании.

– Молодец. Цветы не забываешь поливать?

– Цветы? Гм… Доста-ала, – недовольно прогудела Елена. – Поливаю!

– Леночка, не кричи. Что с тобой? Ты чем-то расстроена?

– Расстроена.

Денис не понимал, что происходило с ним в эту минуту, что приковало его к ее словам, но они словно распирали его голову изнутри. Первое впечатление Дениса о добром, веселом характере Елены очень скоро стало сглаживаться. Удивительно, до чего обманчива внешность! Бросались в глаза ее развязные манеры, и, наблюдая за ней, он все более убеждался, что у него действительно появился нюх на ложь, как у акулы на каплю крови. И эти постоянные переспросы, требующие время для обдумывания, и уклончивые ответы… Боящаяся быть уличенной в правдивости ответов, Елена невольно для себя повышала тон, что не придавало ей убедительности. Но Антонина Андреевна не замечала всего этого в силу глубокой материнской любви.

– Расстроена, – повторила Елена. – Мне не в чем ходить. Нет шмотки, какая прокатила бы в институте. Непрезентабельно выгляжу. Уже готова спецом время выделить для поиска чего-нибудь такого, что резанет глаз.

– У тебя же голубенькое платьице есть, – подсказала мать. – Оно тебе так идет.

– Приехали, голубенькое, – возмутилась Лена. – Оно же коротко мне. Получается полная обнаженка для привлечения самцов. Как романтишно! И на зиму ничего нет. Хочу кофтень, чтоб попу прикрывала.

– Выберусь отсюда – сразу присмотрим тебе что-нибудь, – пообещала мать. – Потерпи.

– Потерпи, – пробубнила Лена. – Еще одну тему разрулить надо. Порыскала в гугле, нашла прикольный сайт. Там челы отписываются о забугорном отдыхе. Только собралась замутить, чтоб вступить к ним в клан, так комп мой начал глючить. Навязывает там «отчеты об отправлении ошибок» и всякую такую лабуду. Юзать просто невозможно.

Мать смотрела на дочь, говорящую на каком-то другом языке, и по этой причине вполне естественно не понимала ее. Клавдия сидела неподвижно, приоткрыв рот, пытаясь понять хоть что-нибудь из долетавших до нее слов, но они почему-то не проникали в мозг, а пускались бегом, будто хотели поскорее скрыться там, где их никто не увидит.

По всей видимости, Елена любила пересыпать свою речь словечками из интернетовских форумов. Денис сдержанно улыбнулся: «Она хорошо осведомлена по части работы с компьютером». Теперь, по мере того как он изучал Елену, выходило, что она не такая уж и хорошенькая.

– Ты о чем сейчас говорила? – спросила Антонина Андреевна. – Я ничего не поняла.

– Где твое догонялово? – Лена высокомерно посмотрела на мать. – Не в средние века живем. Я говорю: компьютер мой накрылся.

– Как жаль. Давай новый тебе купим.

– А где я два кило зелени возьму?

– Зачем зелени? – не поняла мать. – Зелень-то зачем?

– С тобой говорить, мать, все равно, что умереть, потом воскреснуть и еще раз умереть. Я о долларах стучу тебе аську.

– А-а, – поняла, наконец, мать. – Сколько говоришь? Две тысячи? Я, кажется, видела ниже цены. Около двадцати тысяч рублей.

– Кинь линк на источник этой инфы.

– Что кинуть? Не поняла.

– Ты о чем? Я же геймер. Мне нужен понтовый ноут.

– Леночка, я совершенно не понимаю тебя. Говори, пожалуйста, нормальны русским языком. Терпеть не могу этот твой жаргон. Ты же девушка, следи за речью.

– А я что, по-китайски говорю?

– Вроде того. Откуда же я возьму такие деньги? Ты появляешься только тогда, когда что-нибудь требуется от матери.

– Ты что, за всю жизнь не могла накопить этой несчастной суммы? – возмущалась Елена.

– Значит, ты оцениваешь меня в две тысячи долларов? – повысила голос мать. – Как тебе не совестно. А моя любовь уже ничего не значит для тебя? Бессовестная ты, Ленка! Мне лекарства еще надо оплатить, – произнесла она так, словно оправдывалась за свою болезнь, за свою слабость.

Елена пропускала замечания матери мимо ушей, только морщила лоб, с трудом сдерживая себя, чтобы не осадить ее жестким словом.

– Вот ржава тачка, – прошипела Клавдия. – Мигнуть не успеет, как мать потеряет. Потом ищи-свищи.

Повисла молчаливая напряженная пауза.

– Ладно, как твои друзья поживают? – Антонина Андреевна решила сменить тему, подводя постепенно беседу к вопросу, который ее сейчас волновал больше всего. – Как Дима из твоей группы? – осторожно выведывала она.

– Прикольный мэн. Но он в моих френдах не числится.

– У него по-прежнему нервные припадки случаются?

– Бывает. А так все у него идет по сценарию, – пробубнила Елена.

– Представляю, какой неумеха написал сценарий его жизни. Мучения и для него, и для родителей. Бедняжка, – понимающе вздохнула мать.

– По сравнению с другими козлами его припадки ничто.

Прямота Елены поражала всех присутствующих, ставила их в неловкое положение.

– Леночка, перестань ругаться, – взмолилась мать. – И почему козлы? Тебя окружают студенты, приличные ребята.

– Ага, приличные. Мерин на мерине. Один тут приставал вот с таким членом, – Лена отмерила размер ладонью по локоть.

– Ого! – не удержалась Нина Пантелеевна.

– Ты погляди, это она расслышала, – Клавдия хлопнула себя по коленям.

– Лена, перестань! – зашипела Антонина Андреевна. – Слава Богу, отец это не видит. Совсем распоясалась Как это понимать?

– Понимай, как хочешь.

– Как ты с матерью разговариваешь? Тебе не стыдно?

– Ага, пятнами уже вся покрылась от стыда.

– Подумай, каково мне видеть такую дочь, ради которой только и живу? Ты так изменилась, Лена, что мне и жизнь немила. Очень изменилась.

– Ты тоже на месте не стоишь, – жестко парировала дочь.

– Хочешь сказать, что постарела? Верно, постарела. Ты тоже приложила к этому руку. А я-то связывала свою жизнь с твоим будущим, – тихо добавила мать. – Будет когда помощь от тебя.

– Ну, понеслось, – фыркнула Елена.

Было видно, что их встрече предшествовала череда событий, захвативших в свой водоворот довольно много разногласий и ссор.

– Ладно, не будем раскачивать лодку, – предложила перемирие мать. – Перед людьми неудобно, – чуть слышно добавила она.

Лена огляделась вокруг, равнодушно пожала плечами.

– Он растлил тебя? – шепотом спросила Антонина Андреевна.

– Кто?

– Ну, этот … о котором ты говорила.

Лена громко расхохоталась.

– Попробовал бы только. Он бы вмиг у меня в больничку на постоянку устроился. И слово-то какое придумала: «растлил», – Елена опять зашлась смехом.

– Хоть так тебя развеселить, – грустно усмехнулась мать.

– Ты смотри: хохочет – весело дурочке, – опять не сдержалась Клавдия.

Дочь с матерью замолчали. Вся атмосфера в палате показалась Денису насыщенной молчаливым укором. Он уже, было, собрался сказать что-то вроде: «Леночка, вы позволяете себе с матерью слишком много вольностей», или «Разве ваша мама не заслужила лучшего отношения с вашей стороны?», – но вовремя сдержал себя. Неловко вмешиваться, да и трудно беседовать с существом, которое стремится к мятежу, к отрицанию какой бы то ни было логики. Вообще отношения между матерью и дочерью можно было бы назвать отношениями между тихой хранительницей домашнего очага и девицей с бунтующей улицы. Теперь Денис видел Елену другой: эгоистичной, взбалмошной, бессердечной, лживой. И надо же было такому случиться, что все это вместилось в молодом, красивом женском теле.

– Ты правду говоришь? – нарушила тишину Антонина Андреевна.

– Насчет чего? А-а, этого. Успокойся, правду. Ты же знаешь, когда я вру, у меня все валится из рук. Это у тебя чистая вода? – спросила Лена, кивнув в сторону чашки на тумбочке.

– Чистая, пей.

Лена взяла резко чашку, но она выскользнула из ее рук, упала на пол, разбилась. Лена ойкнула, чертыхнулась, потом безвольно опустила руки.

– Простое совпадение, – она недоуменно подала плечами. – Не подумай чего. Я правду говорила. Сейчас уберу.

Она собрала осколки, выбросила их в мусорное ведро. Вернулась, присела на кровать матери.