Даниил Путинцев "Ночной шум"

Оба полотенца сиротливо сползли на палас.

Он млел под чудесными руками, делающими массаж. Как долго он лишал себя этих радостей жизни! Целый год без женской ласки, и вдруг такой сумасшедший день. Влюбился в двух красивейших дам. Надо же! Ещё вчера болтался, как цветок в проруби, а сегодня уже попал в такой букет…

– Это только начало! – отозвалась она его мыслям, разминая плечи и скептически оценивая фигуру.

Он поёжился. Да, пузо пора убрать, майор, а то вон как всерьёз выступило…

Она на мгновение прекратила массаж.

– Что решил?

Он приподнялся на локтях.

– Не знаю.

– Ну и сиди тут, как сыч! – упрекнула Людмила. – А мог бы ещё работать, создать семью, завести детишек…

– Ты делаешь мне предложение?

– Ты нужен людям, и не только как массовик-затейник из ДК.

– Да я готов с тобой всю жизнь идти рядом.

– Ну, так иди!

Он развернулся и заключил её в объятия, нежно поцеловал, подумал и хмуро отстранился.

– И многие с тобой шли рядом?

– А ты ревнивый! – не обиделась она. – Немногие.

– Я не то хотел сказать, – Роман прижался к её груди головой. – Ты знала тех четверых?

– Товарищ Отелло, я прекрасно поняла, что вы хотели сказать.

И слегка пощекотала подмышками, он дёрнулся, хохотнув.

– Всё-таки ревнивый! Нет, я не знала этих парней, только со слов Гены.

– Боюсь, я не всё понял.

Людмила взбила ничейную подушку и легла на своей половине.

– В РОСС каждый знает только свою группу численностью пять человек, – продолжила она. – Эти четверо погибли за полгода до нас. Выжил один Гюйс.

– То есть, вы с ним только полгода? – уточнил Роман.

– Да. Гена теперь придирчиво отбирает новую группу. Нас пока трое, и ты четвёртый, непонятный…

– Ты ему тоже психологически помогла? – вырвалось у Оченёва.

Она с жалостью покосилась на него и покачала головой.

– Тогда в перестрелке пуля пробила ему мочевой пузырь, ну и что-то рядом. Ты – врач и должен понимать, что в этом смысле он…

– Прости…

Она прижалась к Роману, взъерошила ему волосы и попросила:

– Потуши свет. Скоро утро.

Он выключил торшер, поворочался немного и потянулся к ней.

– Что такое? Опять?

– Не могу заснуть!

– Долго непочат был? – посочувствовала Людмила.

– Нет, от твоей подушки исходит такой запах, так привораживает и так всё хочется, хочется…

– Ну, сколько ж можно! Терпи…

Он отбросил подушку на кресло и повернулся к ней спиной.

Засыпая, она потянула носом воздух и довольно улыбнулась. Подложенная под простыню травка подействовала. Не зря её подпольная кличка была сначала «Мамуля», а потом – «Химрота»…

Остаток ночи Оченёв почивал крепко, без сновидений, и словно летал по воздуху, как все влюблённые.

Утром в сладкой дрёме в предвкушении повернулся на другой бок, но рука нащупала лишь записку.

Роман присел на кровати и прочитал:

«Ну, ты и соня, женишок! Завтрак, обед и ужин на столе. Я побежала добывать для нас мамонта. Твоя Л.

P.S.: Письмо в целях конспирации сразу после завтрака съесть…»

Оченёв умылся, отворил дверь на балкон, вдохнул пряный от листьев воздух и приступил к физзарядке, которую делал всю жизнь. Руки, ноги, пресс. Растяжка, стойка на голове, кувырки через голову. Кровь забегала по проснувшимся венам. Наконец он оделся и обратился к окну. Вокруг что-то поменялось, свежесть заполнила Романа и позвала на новые свершения.

«Определённо, влюблён, – подумал он. – Вот только в кого?»

В дверь постучали.

Глава 4

На пороге возникла Садовская, за нею скромно стоял Гюйс. Оченёв жестом пригласил их в номер, подошёл к столу и принялся строчить заявление о приёме на работу.

Гюйс невозмутимо сложил подписанный документ в папку, пожал новобранцу руку и хлопнул в ладони. В номер сразу вошла Мамыкина с тазиком воды.

– Наступай, майор! – распорядился подполковник.

Оченёв, вздохнув, снял носки, задрал брюки и встал в посудину с холодной водой. Непроизвольно дёрнулся.

– Мы посвящаем тебя в РОСС. И желаем тебе не сесть в лужу…

Тут же завербованный ощутил, как по спине побежала холодная струя. Это Людмила вылила ему за шиворот стакан воды.

Оченёв взвизгнул и выскочил из тазика.

Когда смех утих, Гюйс посерьёзнел и пригласил к столу. Доедая вчерашние яства, россовцы обсудили предстоящее дело о местных рептилиях.

– Если найдём их, то всем выпишут Нобелевскую премию, – пообещала Людмила. – В хозяйстве сгодится.

И подмигнула Роману. У того отлегло от сердца. Никакой натянутости и напряжённости в отношениях после ночи не возникло. На душе стало легко, свободно и радостно.

Гюйс кратко изложил план. Мамыкина должна была заняться сбором документации. Садовская и Оченёв, как самый примелькавшийся в Щупкино, идут разведывать обстановку в городе и собирать сведения о погибшем.

–Ваши действия, майор?

Подполковник испытывающе посмотрел на него.

– Внедриться в НКВД.

Все оживились.

– Народный Контроль Внутренних Дел. Общество «Шумим, брат, шумим»… Оппозиция из тех, кого власть кинула. Выпускают листовки, устраивают акции. Меня недавно звали туда. Думаю, многое знают о местной мафии, и вообще о городе. Сегодня у них сходка.

– Прекрасно, – согласился Гюйс. – А я связываюсь с местной полицией и осуществляю общее руководство.

По дороге Марина подтрунивала над лихим любовником, чуть не сватала его к своей коллеге. Оченёв смущался и не знал, как себя вести. Потом выдал:

– Живёшь не с кем хочешь, а с кем получается.

Она оценила ответ, показав большой палец.

Остановились возле мемориала «Скорбящей матери». Бронзовая статуя женщина в платке прижимала к себе девочку, заслоняя её от опасности и не в силах спасти.

– Раньше здесь была интересная скульптура, – послышался хорошо поставленный голос. – Она могла бы защитить бедных щупкинцев.

Позади них переминался настоящий гигант, лет двадцати семи. Русый, с длинными волосами и бородой, высокий, крупный, центнера на полтора, молодой, щекастый богатырь в широкой штормовке. Весь так и полыхал здоровьем. Он сосредоточенно наблюдал за вечным огнём, колыхавшимся в медной звезде возле его громадных башмаков.

– И чья это была работа? – кокетливо поинтересовалась Марина.

– Местного художника, – ответил тот. – А потом взгромоздили на неё эту безвкусицу. Единственный плюс – фамилии солдат-героев, – он указал на полукруг пятиметровых столбов за фигуркой женщины и девочки и испещрённых многочисленными фамилиями. – Это святое.

– Так что за скульптор до этого был?

Оченёв хмыкнул. Старый знакомый Анатолий Голод. Эклектик, абстракционист и фольклорист, но прославился кибер-панком. Тогда он ещё не был известен, поэтому его работу сровняли с землёй.

Гигант достал маленькое портмоне, вынул из него фотографию, где ещё стояла скульптурная абстракция, напоминающая странных существ, вырывающихся из-под земли. Оченёв и Садовская переглянулись. Шедевр весьма напоминал памятник рептилиям.

Тот с невозмутимостью викинга убрал фотографию обратно.

– Анатолий всем раздавал фотки со своей скульптурой.

– Он протестовал? – спросила Марина.

– И даже вышел на демонстрацию против сноса, – продолжил гигант. – Позвал многих, но оказался один. Всем было некогда. Представьте, стоит одинокий человек и вопит: «Мы протестуем против произвола властей!» Цирк… Вы случайно не на собрание НКВД?

– Вы догадливы, – улыбнулась ему Садовская. – Идёте с нами?

Он повёл на неё светлыми глазами, в которых зажёгся и потух непонятный огонёк, и отрицательно помотал головой.

– Вы – мастер вербовки, – усмехнулся викинг.

– А вы подмастерье? – прямо посмотрела ему в глаза Садовская. – Как вас зовут? Жак де Моле[1 - Легендарный рыцарь ордена тамплиеров.]?

– Алекс Попович.

– Почему не Алёша Попович?

Неожиданно он развернулся и направился вниз к фонтанам, естественно спускавшимся длинной полосой вниз к реке и заканчивающимся у позолоченной стелы.

Она грустно посмотрела ему вслед. Уже второй адепт за день соскакивает! Неужели, теряет квалификацию?

Тут она перехватила взгляд Романа. Нет, в его случае очень даже получилось. Правда, через посредницу. Впрочем, какая разница, раз он здесь рядом с ней! Неофит ласкал её нежно-глупым взором и блаженно сглатывал слюну, как корова, которую доят. Вот доказательство того, что не потеряна квалификация.

Она саркастически посмотрела на него. Далеко пойдёт этот майор! Не успел насладиться одной победой и уже навострил лыжи к другой.

Она фыркнула и взяла его под руку.

Они вошли в магазин «Мелодия», но вместо музыкальной утвари внутри висела мужская и женская одежда. Продавцы лениво привстали и сели при их появлении, больше не обращая внимания. Откуда-то сбоку Садовская ощутила дуновение по ногам и направилась к открытой двери. Оттуда доносилось:

– Снегоплавильный комбинат – это конец зелёной деревне…

– Новостройки задушат нас!

– Одни мы пытаемся разбудить этот погибающий город…