Климанов досадливо пристукнул кулаком по столу. Похоже, сегодня был не его день.
Подполковник Дашкевич из службы собственной безопасности был одним из кураторов их конторы, но его боялись больше других “особистов”
. Желчный, въедливый, с вечно тяжелым испепеляющим взором, он поневоле наводил страх одним своим видом. А уж как он прессовал сотрудников, попавшихся даже на самой незначительной мелочи, ? об этом в их учреждении ходили легенды. Достаточно было вспомнить историю Валентиныча, замначальника соседнего отдела, которого с треском выгнали со службы с подачи Дашкевича.
Валентинычу, старому служаке из тех, кого называют рабочими лошадками, позвонил родственник, тянувший оперскую лямку в одном из сельских райотделов под Брянском, с просьбой “пробить” одного из своих “клиентов”. Дело было, в общем-то, обычное ? выяснить, числятся ли за злодеем какие-нибудь грехи по милицейской линии, сколько раз привлекался, за что и как. Запросы идут долго, а тут двоюродный брат в Москве, да притом служит не где-нибудь, а в министерском информационном центре ? грех не воспользоваться!
Ясное дело, замнач не усмотрел в просьбе родственника никакого криминала и по-быстрому навел справки на нужного человека. В тот момент, когда майор передавал по телефону брату данные, его и застукал Дашкевич. Конечно, у Валентиныча был шанс отвертеться, но он, со свойственной ему прямотой и простодушием, так и заявил: да, передавал коллеге информацию из базы. И в объяснительной то же самое написал.
Закончилось все увольнением майора. Уж как ни старались помочь ему и сослуживцы, и начальство ? Дашкевич был неумолим. Особист сделал все, чтобы старого милиционера сгноили на корню: и руководству своего департамента докладную накатал, расписав все в самых черных красках, и даже в прокуратуру сообщил: хотел, видать, чтобы на проштрафившегося замначотдела вдобавок возбудили дело о разглашении. Посадить, конечно, Валентиныча не посадили, но на пенсию выперли в два счета.
“Зараза! И что теперь делать? ? размышлял Климанов. ? Да, нарушаю я, но ведь не бандюкам секретную инфу сливаю, а своим! Хотя Дашкевичу это по фигу, ему лишь бы заловить да наказать на полную катушку. Выпрет с работы, как пить дать. Даже если в полный отказ уйти, все равно не сейчас, так потом загнобит!”
Климанов выругался, потянулся за сигаретами, лежащими как раз рядом с “флешкой” с подметным письмом.
“Твою мать! Ну что за день такой сегодня: и донос, и Змей как колом по голове… Кстати, что он там про Ермаченко говорил?”
С Димой Ермаченко, тридцатидвухлетним капитаном с лицом человека, обиженного на весь мир, Палыч делил служебный кабинет. С первого дня Климанов окрестил своего соседа Паникой, поскольку тот ежечасно впадал в истерику по любому поводу. Когда надо было идти на совещание к руководству, Дима начинал причитать, что его там обязательно будут распекать и позорить перед всем народом. Если к ним в комнату заглядывал кто-то из начальства, то капитан решал, что его хотят подловить на каком-нибудь мелком нарушении распорядка. Даже обычное указание сверху исполнить простенькую справку на полстранички приводило его в полнейшее расстройство, и он заходился в стенаниях, что не успеет уйти с работы пораньше и его вновь будет пилить жена.
Супруга Ермаченко и вправду была, как любил выражаться Диденко, “еще тот фрукт”. Палыч не был воочию знаком с ней, но за два года сидения в одном кабинете с ее благоверным успел заочно возненавидеть дамочку. По десять раз на дню она названивала мужу на мобильный и костерила его на чем свет стоит по любому поводу. А кроме того, дражайшая половина капитана была патологически ревнива. Если ее звонок заставал Панику в столовой, где в очереди к раздаче толпилось немало женщин (их в конторе служило больше половины), то вопли мадам Ермаченко порой не выдерживала хрупкая мембрана мобильника, и те, кто стоял рядом с Димой, отчетливо слышали, как супруга истошно орет: “Ты где? Что у тебя опять там за бабские голоса?!”
Самое интересное, что Ермаченко вряд ли гулял от своей благоверной. Во всяком случае, Климанов не помнил, чтобы он общался по телефону с какой-нибудь другой женщиной, кроме жены. Палыч был уверен, что мысль даже о самом невинном флирте вызывает в соседе по кабинету страх, что об этом может прознать супруга. Тем более что семейный крах был чреват для Паники потерей крыши над головой, ибо он жил примаком в тещиной квартире и в случае развода ему пришлось бы, как теперь говорят, перебираться на съемную хату или же возвращаться к отцу с матерью в вымирающую деревеньку на Тамбовщине.
Потому капитан нет-нет, да и завидовал своему соседу по кабинету. Как-никак человек Роговцева, плюс еще москвич с отдельной квартирой. А кроме того, жена досталась не ревнивая, не скандальная ? вон, и на охоту на неделю отпускает, и в несуществующие дежурства и командировки верит. А у него, Димки, одна отрада ? в Интернете посидеть, да и то на службе, выходя в Сеть с климановского ноутбука через мобильный телефон…
“Стоп! ? вдруг осенило Палыча. ? Тот снимок как раз в моем ноуте хранился! И Ленкин адрес с телефоном только на работе, в ежедневнике записан… Он это, больше некому!”
Майор почувствовал, как безысходная тоска сменяется какой-то веселой яростью, и начал торопливо одеваться.
“В контору! Наверняка тот файл у него на рабочей флешке, которую он в столе хранит! Ну, держись, Паника!”
6
На улице дул промозглый сырой ветер, швыряя в лицо хлопья мокрого снега. Переборов желание плюнуть на все и вернуться, Палыч двинулся вглубь двора, где на потеснившем детскую площадку асфальтовом “пятачке” серели запорошенные короба “ракушек”.
Замерзший двигатель долго не схватывался, натужно и обиженно чихая, словно машина сердилась на хозяина за долгое отсутствие. Наконец, прогревшись, мотор заработал, и “Нива” медленно выкатилась наружу.
Запирая “ракушку”, Климанов вдруг спохватился:
“Черт, ведь Анька небось уже сюда собирается! Приедет, а меня нет. Надо бы звякнуть, сказать, что на службу выдернули”.
Жена, как и думалось, не обрадовалась известию.
? Что у них там, совсем совести нет? ? по-детски обиженно произнесла она. ? Человек только с поезда, не поел, не поспал. Тем более в субботу!
? Что поделать, мы ведь люди подневольные, ? отозвался он привычной в таких случаях фразой.
? Все равно это никуда не годится, ? Аня немного помолчала, а потом добавила уже другим, смирившимся тоном: – Ладно, если уж так, то я тогда к Насте по дороге заеду: мы с ней собирались продукты на завтра купить… Да, слушай, тебе на обратном пути сюда не сложно заскочить? А то я Наткин комбинезон забыла вчера впопыхах. Ты бы захватил его, а?
? Ладно, сделаем.
Пришлось возвращаться домой. Впрочем, как оказалось, не зря: Климанова угораздило забыть дома листок с данными аристарховских фигурантов. “Да, верно говорят: нет худа без добра!” ? подумал майор, вновь заводя машину.
Несмотря на выходной, автомобилей на улице было не меньше, чем в будни.
“Видать, не у меня одного нынче черная суббота
”, ? усмехнулся про себя Палыч.
Втиснувшись между приземистым “Мицубиси” и обшарпанной тентованной “Газелью”, Климанов врубил вторую передачу и начал медленно продвигаться в сторону проспекта, надеясь, что за перекрестком “пробка” хоть немного рассосется. Но за светофором движение встало вовсе: посередине улицы застыл трамвай, у передней двери которого змеилась очередь ? с тех пор, как в транспорте установили турникеты, посадка стала занимать вчетверо больше времени.
Поняв, что объехать затор не удастся, майор поставил автомобиль на ручник и стал лениво разглядывать выстроившийся к трамваю народ. В основном это были бойкие пенсионерки, спешащие на ближнюю “оптовку”, где продукты стоили подешевле, чем в магазинах. Лишь двое в хвосте очереди резко выделялись на общем фоне: молодые, субтильные то ли узбеки, то ли таджики, беспокойно озиравшиеся по сторонам. Впрочем, их беспокойство Палычу было понятно ? сто к одному, что эта парочка не имела регистрации и представляла легкую добычу для милиции.
Гастарбайтеры уже почти добрались до подножки трамвая, когда рядом с ними неожиданно выросли две фигуры в сером ? на беду нелегалов их заметили из оказавшегося в “пробке” патрульного “УАЗика”. Климанов с интересом наблюдал, как, отойдя в сторону, азиаты что-то лепечут стражам порядка, а после покорно топают в машину.
“Интересно, в отдел повезут или просто бабло снимут и отпустят?” ? думал Палыч, косясь в сторону коллег.
Однако, вопреки ожиданиям, опоясанный синей полосой внедорожник тронулся с места и, лихо объехав затор по тротуару, свернул в проулок, где находился местный отдел милиции. Климанов проводил автомобиль взглядом, уважительно покачав головой: да, не все еще так плохо на “земле”, остался пока народ, который службу тащит, а не бабки сшибает!
А ведь восемнадцать лет назад, когда Климанов начинал свою милицейскую карьеру, ни у кого из тогдашних сослуживцев и в мыслях не было, чтобы отпустить нарушителя за мзду или потребовать кругленькую сумму за прекращение уголовного дела. Палыч до сих пор помнил, как с ходу с треском вышибли одного новичка-сержанта за то, что тот попытался залезть в бумажник подобранного на улице пьяницы!
И столбы в те годы не пестрели объявлениями: “Приглашаем в органы внутренних дел… ” и обещаниями с три короба. Сам Климанов, например, попал на службу в милицию в общем-то случайно, по протекции начальника паспортного стола, когда, дембельнувшись из армии, пошел в отделение получать свой “серпастый-молоткастый”. Тогда, отдавая документ, пожилой майор как бы невзначай поинтересовался:
? Что дальше-то делать собираешься? В институт поступать или работать?
? Не знаю, ? пожал плечами Леха. ? Работать, наверное. Неохота у родителей на шее сидеть.
? Верно, ? одобрительно кивнул головой начальник. ? Пора самому на ноги становиться. А куда, пока не решил?
? Да нет пока. Пару месяцев отдохну, а там посмотрю.
? Посмотри, посмотри. А то давай к нам, а? ? майор неожиданно заговорщицки подмигнул Климанову. ? Зарплата не меньше, чем на заводе, проезд бесплатный, к тому же график удобный: два дня на службе ? два дома. И до работы тебе будет всего пять минут пехом. Подумай, предложение стоящее!
? Не знаю… ? растерянно промолвил Леха, даже не мысливший о подобном.
? Понимаю, ? по-своему истолковал его ответ паспортист. ? Небось, мыслишь: а вдруг придется, к примеру, старых приятелей по пьянке забирать? Так это не беда! Не хочешь сюда, давай в соседнее отделение. Там, кстати, и командир роты мужик мировой! Ну так как ? по рукам? ? и, не дожидаясь климановского ответа, снял телефонную трубку.
…Уже потом, прослужив пару лет, Палыч догадался, что между начальниками обоих отделений, скорее всего, существовала договоренность, поскольку там, где работал Климанов, новички были из соседних районов, а на территории жило немало милиционеров из ОВД, что находилось рядом с Лехиным домом.
Впрочем, москвичей тогда в милиции были единицы. Основной костяк составляли приезжие из глубинки. В “хозяйстве”, как называли между собой стражи порядка свое место службы, даже существовали “землячества” наподобие армейских. Так, например, выходцы с Тамбовщины старались попасть в один наряд, в один экипаж. То же самое было с калужанами, рязанцами, туляками, уральцами.
Климанов тоже попал на стажировку к землякам: Евстафьев был москвичом, а старший их наряда Мартынов родился на Смоленщине, как и Лехин отец. Узнав, что новичок в прошлом спортсмен, да впридачу еще и охотник, Юрка пришел в дикий восторг:
? Ого, нашего полку прибыло!
Выяснилось, что новый приятель вот уже второй год ездит на Мещеру со старшим опером Диденко, который, по словам Евстафьева, был “матерым зверобоем, родившимся с двустволкой в руках”.
О Петровиче Баламут мог говорить часами. И об охоте, где Дед минувшей зимой в одиночку выследил и завалил матерого секача. И о том, как майор в прошлом году, вернувшись из отпуска, сходу раскрыл серию квартирных краж, которые начальство поспешило записать в “глухари”. Весь первый день, что Климанов проходил с Мартыновым и Евстафьевым, патрулируя улицы, Юрка просто прожужжал все уши о матером сыщике и о своей заветной мечте поскорее перейти в угро из опостылевшей ППС
.
Баламут вообще, как теперь говорят, был “повернут” на розыске. Мало того, что уже в первый год он сумел поступить на заочное в школу милиции, чтобы скорее обрести офицерские погоны, так еще и почти все выходные Евстафьев проводил рядом с Диденко. Исправно носился по городу, отвозя запросы, снимая объяснения со свидетелей. Вместе с майором мотался по адресам, печатал под его диктовку отказные и ориентировки, постигая мудреную оперскую науку.
А кроме того, Юрка рьяно подражал Деду во всем. Повторял его любимые словечки и выражения, чуть сутулил плечи при ходьбе, стригся под “ежик”. Даже курить начал, раздобыв себе точно такую же трубку. Только если Петрович смолил ее, как правило, в собственном кабинете, то Евстафьев все норовил сунуть в зубы чубук прямо на маршруте, вызывая удивленные насмешки у прохожих и постоянные нагоняи от проверяющих.
Зато на службе ни он, ни Мартынов никогда не халтурили. К примеру, если ночью кое-кто из милиционеров старался по возможности прикорнуть где-нибудь на маршруте ? например, в каморке у диспетчерши на трамвайном круге или на опорном пункте, у приятелей-участковых, то Юрка с Андреем добросовестно наматывали километры по темным улицам. Это сейчас почти все патрульные раскатывают на машинах, а тогда милиционеры в основном ходили пешком. И порядку, кстати, куда больше было!
Конечно, поначалу находиться на ногах по двенадцать часов кряду было тяжко, но потом Климанов привык, втянулся. Ему даже нравилось вот так, в форме, с рацией через плечо, преисполненным сознания собственной важности, шагать по району. Новоиспеченному милиционеру льстило, когда к нему почтительно обращались прохожие с просьбой подсказать, как пройти к универмагу, метро, найти нужную улицу, или наблюдать, как стайка подвыпивших ухарей боязливо стихает, завидев приближающийся наряд. А однажды, когда они задержали двоих наглых “братков”, пытавшихся затащить к себе в машину молоденькую девчонку, Лехино сердце долго переполнялось гордостью за себя и напарников. Ее омрачало лишь то, что девушка побоялась писать заявление на распоясавшихся “быков”, и их пришлось отпустить, продержав в отделении от силы пару часов.
Вот только не все потерпевшие были благодарны стражам порядка. Как-то раз, топая вечером по маршруту, приятели услышали истошные крики в ближайшем дворе. Поначалу патрульные решили, что там, как обычно, повздорили местные алкаши, но, прибежав на место, они увидели картину покруче: мордатый детина с испитым лицом таскал за волосы по земле прилично одетую женщину, вдобавок пиная ногами и кроя матом на всю округу.
Первым опомнился Евстафьев. Подскочив, он отшвырнул хулигана от несчастной. Тот поначалу полез было в драку, но двухметровый Юрка без труда сшиб амбала на землю.
Пока Евстафьев с Климановым скручивали обмякшего дебошира, Мартынов начал было вызывать по рации машину, чтобы отвезти задержанного в отделение, но тут оклемавшаяся жертва вдруг налетела коршуном на своих спасителей:
– А-а-а! Не смейте! Не трожьте его, слышите?! – и, буквально вырвав своего мучителя из рук опешивших патрульных, начала причитать над ним: – Пашенька! Сильно они тебя? Ишь, дорвались до власти, сволочи!
В растерянности отпустив дебошира, Леха непонимающе смотрел на вопящую тетку. На ее перекошенный рот с разбитой, начинающей опухать губой. На рассеченную бровь, из-под которой слепо темнел окровавленный глаз, а другой ненавидяще зыркал на Андрея, на Юрку и на него, Климанова. Словно это они, а не благоверный только что лупили ее со всей дури.
А тем временем на крики Пашенькиной жены уже начал подтягиваться завидевший милиционеров и потому осмелевший народ. Четверо мужиков, до этого усердно стучавших в домино и в упор не желавших замечать побоища у себя под боком, теперь, приосанившись, подошли, встав полукругом. Парень и девушка, упоенно прощавшиеся у подъезда, оторвались друг от друга и приблизились, с любопытством наблюдая за происходящим. Сюда же, откуда-то из глубины двора, переваливаясь как утка, присеменила приземистая тучная бабка, чем-то напоминавшая Алевтину из фильма “Дело было в Пенькове”.
? Вот, полюбуйтесь! ? завидев подошедших соседей, по новой заголосила дамочка. – Мужика моего чуть не убили! Думают, если милиция, то все с рук сойдет?! Нет, уж я это так не оставлю!
? Правильно, Танечка, правильно, милая, ? в унисон ей заворковала старуха. ? Надо на них жалобу писать, да куда повыше! Пусть их посодют, а то ишь, людей мордуют почем зря!
? Кто мордует?! ? первым не выдержал Евстафьев. ? Да если бы не мы ? убил бы он ее на фиг!
? А это уж наше дело! ? истерично взвизгнула жена. ? Сами разберемся, нечего лезть куда не просят!
? Вот именно, ? впервые подал голос Пашенька. ? Ишь, черт здоровый, чуть челюсть мне не свернул, козел! ? злобно бросил он Юрке и тут же на всякий случай опасливо отступил назад.
? Кто козел?! ? Евстафьев было шагнул к дебоширу, намереваясь еще раз врезать ему, но между ними внезапно встал Мартынов.
? Что ж, ? подчеркнуто-спокойно произнес он, окинув собравшихся каким-то то ли презрительным, то ли, наоборот, сожалеющим взором. ? Коль претензий ни у кого нет, то, как говорится, извините, граждане. Только уж вы, уважаемая, ? обратился он к Пашенькиной жене, ? в следующий раз не кричите на всю округу, дабы не подумали, что вас тут убивают. И на помощь не зовите, если к своему благоверному не в претензиях, ? старший наряда с достоинством козырнул и зашагал прочь. Следом за ним двинулись вконец ошалевший Климанов и клокочущий от злости Евстафьев.
? И какого хрена мы задний ход дали? ? возмущался он. ? Надо было этого урода за рога и в “обезьянник”. Мелкое хулиганство как минимум оформили, а то бы и вообще под двести шестую
подвели!
? Доказывать бы замучались, ? отвечал Мартынов. ? Мы для суда не свидетели.
? А другие? ? не унимался Юрка. ? Там, почитай, полный двор народу был! Надо было доминошников припрячь или на худой конец ту парочку.
? Ага, разбежался, так бы и пошли они тебе в свидетели, ? усмехнулся Андрей. ? Больно охота им связываться! Тут, наоборот, мы бы крайними остались: эта семейка как пить дать на наши рапорта встречную кляузу накатала бы. И старуха за них бы с ходу подписалась ? ее только на моей памяти раз десять за самогон штрафовали. Уж она-то всегда рада нашему брату нагадить!
? И теперь нам утереться и сделать вид, что так и надо, да? ? продолжал кипятиться Баламут. – Типа, пускай нам и дальше всякая мразь в лицо плюет? Эх, зря ты мне не дал напоследок ему по чайнику настучать. В другой раз не стал бы рыпаться!
? Во-первых, не ори. А во-вторых, негоже нам, призванным за порядком следить, драку на людях устраивать.
? Ничего. Вот в выходной отловлю этого хмыря в укромном месте и урою на фиг!
? Угу, и за хулиганку сядешь. Чудак ты, Юра: второй год уже служишь, а так и не понял, что здесь тебе лавров и почестей не будет, а как раз наоборот. Так что либо тяни лямку, как положено, либо в народное хозяйство трудиться иди.
? И уйду! Только не на гражданку, а в розыск. В гробу видал я эту ППС!
? А в сыщиках, думаешь, лучше? Ошибаешься.
? Там хотя бы пьяных таскать не надо и со всякой шелупонью возиться!
В ответ Мартынов только махнул рукой ? спорить с Евстафьевым было бесполезно.
А с той скандальной семейкой Климанов спустя несколько лет столкнулся уже будучи участковым. На этот раз упившийся до чертиков Пашенька пырнул жену ножом. Но и тогда посадить его не удалось: супруга, только придя в себя, сразу же заявила, что наткнулась на лезвие сама, и вдобавок подбила мужа накатать жалобу. Дескать, это его в милиции застращали и заставили себя оговорить.
Последующий месяц Палыч запомнил надолго. Всех, кто имел хоть какое-то касательство к разбирательству с той поножовщиной, затаскали в прокуратуру. Законникам, видимо, тоже не терпелось “срубить палку”
и посадить хоть кого-нибудь из милицейской братии, но, слава Богу, обошлось: следователь, возбудивший дело, получил неполное служебное соответствие, а остальные, в том числе и Климанов, отделались выговорами.
Тогда Палыч окончательно убедился: лучше не лезть с благими намерениями в разные сомнительные ситуации. С тех пор он, получив заявление от потерпевшего или телефонограмму из больницы, куда доставляли очередного избитого-покалеченного, старался подогнать дело под “отказняк”, благо лазеек в том же уголовно-процессуальном кодексе было достаточно.
Но это произошло позже, а пока Климанов, шагая по темным, начинающим пустеть улицам, болезненно переживал недавнее фиаско и хоть помалкивал, но в споре между приятелями душой был больше на стороне справедливо негодующего Юрки, нежели педантичного, уставного до мозга костей Андрея.
Мартынов, несмотря на свои неполные двадцать семь, казался куда взрослее и солиднее своих ровесников. Выросший в большой крестьянской семье, а потом дослужившийся в армии до старшины, он продолжал по привычке опекать, наставлять, воспитывать и здесь. Причем не только новичков-милиционеров. Выходя на маршрут, он не просто присматривал за порядком, не разрешая распивать бормотуху во дворах или втридорога торговать из-под полы дефицитной в ту пору водкой. К примеру, заприметив где-нибудь незапертый подвал, он считал своим долгом немедля поставить об этом в известность участкового, а то и начальство местного ДЭЗа:
? Непорядок это. Неровен час, облюбует это местечко молодежь и начнет там пьянствовать, а то и, не дай Бог, клей нюхать! Вы бы распорядились замок повесить и петли покрепче приварить.
А кроме того, Мартынов никогда не старался задержать для плана лишнего пьяницу или другую легкую “жертву”. Сколько раз он осаживал Климанова, когда тот пытался сграбастать какого-нибудь едва держащегося на ногах мужичонку:
? Что он тебе сделал? Не бузит ведь, к людям не пристает. Сам ведь не святой, стакан-другой махнуть никогда не откажешься! Или, думаешь, если у тебя ксива в кармане, то ты правей какого-нибудь токаря-пекаря?
Сам же старшина редко забирал выпивших, если они не буянили или не валялись абсолютными трупами. Зато сколько раз Андрей, видя, что перебравший мужик из местных вот-вот рухнет, брал его на буксир и помогал добраться до дома. Напарников, а в особенности Юрку, такое поведение старшего наряда раздражало.
? Тебе бы не в городовые, а в ясли идти, ? не раз подтрунивал он над Мартыновым. ? Там хоть с детьми будешь нянчиться, а не с этими клоунами.
? Они, к твоему сведению, не клоуны, а люди. А ребятишки у меня свои имеются.
Действительно, Андрей, несмотря на свою молодость, значился отцом двоих пацанов тринадцати и восьми лет. Правда, оба были приемными: Мартынов, в отличие от других сослуживцев, приехавших в Первопрестольную из глубинки, женился не на москвичке, а взял за себя немолодую разведенку, мыкающуюся с двумя детьми в крохотной комнатушке заводского общежития.
Помнится, узнав об этом, многие в отделении покрутили пальцем у виска: дескать, совсем сбрендил. Даже Юрка не преминул упрекнуть товарища:
? Ты чего, Андрюха? За тобой же такие девки бегали: молодые, с квартирой!
