John Hall "Терма"

Терма
John Hall

Замерзший мир будущего после термогенической катастрофы.Исследовательские лаборатории, поддерживающие последние оплоты человеческих существ.Теплота тела как главный жизненный показатель и как единственный показатель жизнеспособности человека.

John Hall

Терма

Глава 1

Для поддержания жизнеспособности любому телу нужно тепло. Нет тепла – нет жизни. Поддерживать тепло можно множеством разных способов. От секса до пищи, от спорта до разного вида ускорителей. Если из широкого спектра ты ничего не выберешь или не сможешь обеспечить себя, то замёрзнешь, то есть умрешь. Поэтому ты всегда должен внимательно следить за собой и своим телом.

* * *

– Эй! Эй, Краска! – кричу я, стараясь пересилить ветер. – Краска, как ты там?

– Норм! Пока что тепло! – издалека доносится голос моей молоденькой подруги.

– Спускайся вниз, становится слишком опасно! – кричу я, чувствуя, как наш вагончик из стороны в сторону бьет ветер.

– Норм! Ещё минута! Иначе через пятнадцать минут надо будет повторять! – кричит она.

– Давай! И надо отъехать. К нам приближается центр бури! – говорю я, внимательно изучая показатели с мониторов, которыми увешаны стены. Я наблюдаю за графиками, ломаными линиями, числами и шкалами с обозначениями.

– Норм! Щас! – кричит Краска, оставаясь на поверхности нашей экспедиционной капсулы. Слышу несколько жестких ударов. Несколько секунд тишины. Ещё два удара от падения молотка на пол.

– Жми! – ее голос на секунду становится четким и громким. Я поворачиваю ключ зажигания, и через пару секунд, задрожав, наш модуль срывается с места. Краска вернула антенну на место, и благодаря этому мы можем продолжить путь обратно на базу.

– Чего ты таким осторожным стал? – спрашивает она, смеясь и подходя ко мне. – Такое ощущение, будто бы тебя цапнула муха-ссыкуха. А? – она задорно смеётся, а подойдя, кладёт мне руки на плечи.

– Вот! – показываю ей браслет на руке. – Тепло заканчивается. Мне нужно зарядить аккумуляторы шмоток и поесть.

– Эй! Беру свои слова обратно… Ты как всегда перегибаешь палку! – говорит она, присаживаясь в кресло второго пилота и опутывая себя крестом ремней безопасности, надевая сверху раму, как на аттракционах в парке развлечений.

– Да… Только это послужило поводом к тому, чтобы подогнать тебя. Плюс буря мощная. Боюсь, она может занести нас, – говорю я, изредка посматривая на плотно сидящий термокостюм Краски. – Мне бы такой… Тогда было бы проще работать. А так…

– Что «так»? – спрашивает она, мило улыбнувшись мне.

– Мне болты и гайки придется собирать несколько лет на самых больших и самых удачно расположенных свалках, – пожимаю плечами я и ещё раз запускаю щупальце своего взгляда прогуляться по Краске. – Вот «так» мне придётся расплачиваться за подобный костюм. Ибо ни болтов, ни гаек у меня обычно нет. Всё уходит на пожрать и поспать. На большее, что самое скверное, не хватает, – вздыхаю со всеобъемлющей грустью.

– Да ладно тебе! – весело заявляет Краска. – Всё образуется. Работай – и всё будет!

– Я водителем сколько лет батрачу? Вот как ты думаешь? – мой хриплый голос всегда звучит как перфоратор.

– Лет… Не знаю… Шесть… Ведь ты действительно хорош в своём деле! – теперь Краска смотрит на меня и взвешивает мои морщины, повадки, мешки под глазами. – Ну… Не больше десяти, – в итоге заявляет она.

– Почти, – хмыкаю я.

– Угадала? – спрашивает она с широкой улыбкой на лице.

– Почти, – монотонно отвечаю я, не сводя взгляда с дороги.

– А можно точнее? – в её голосе азарт.

– Двадцать, – холодно отвечаю я и поворачиваю голову, чтобы увидеть её реакцию.

– Да ладно?! – голос звучит ниже от шока. – Ты уже двадцать лет гоняешь этот танк?

– Не только этот. Ну, а так – да… Наверное, даже больше двадцати лет, – я пожимаю плечами и самостоятельно удерживаю управление, не позволяя нашей капсуле соскользнуть с намеченного пути.

– А сколько тебе? – спрашивает она, по-прежнему не помогая мне в управлении.

– Достаточно, чтобы сказать тебе о том, что мне нужна помощь. Рули давай! – вот что я отвечаю, ощущая усталость в руках. – Краска, мы попали в лютую метель. Давно таких не было. И, поверь, нам придётся несладко!

– Да ладно! Я же успела вернуть антенну на место! – весело пожимает плечами она. – К тому же наш улов стоит того, чтобы везти его до оплота.

– Аккумуляторы, фильтры для каких-то больших производственных машин и большое количество инструментов, – перечисляю я, пытаясь вспомнить всё найденное нами. – Может быть, с такого большого и жирнючего улова мне упадёт премия в виде отличного термоизоляционного костюма!

– Могу лишь пообещать тебе часть своей выручки, – беззаботно говорит она. – У меня ведь есть такой! А поскольку у меня большие на тебя планы, старичок, то ты нужен мне на все триста шестьдесят, двадцать четыре на семь. И, кстати! – она отстегивается, поднимается с места и идёт к своей сумке, откуда достаёт что-то шелестящее. – На! – она занимает своё место за управлением и одной рукой передает мне что-то странное, в тонкой непонятной упаковке. – На, ешь! Я подержу!

– А что это? – вращаю я в руке это нечто.

– Это батончик. В прошлом году была в экспедиции, и мы нашли остатки завода по производству всяких батончиков. Мы сначала пробовали их только с поверхности. Но они были замёрзшими – ни о чем, а потом, когда оттаяли, вот тут начался кайф! Вот с той поездки я и отбила себе такую чудную-чудность! – слегка пошло она проводит руками вдоль всего тела и извивается при этом. – А, и вот таких ништяков умудрилась дёрнуть пару ящиков. В каждую вылазку беру один. Называются «Сникерс»! Сладко! Неплохо восстанавливает тепло.

– Ой! – вскрикиваю я. – Челюсти свело!

– А-ха-ха-ха! – Краска смеётся надо мной. – Такая же херня и у меня случилась, когда я в первый раз тёпленький пробовала!

«А смех-то у неё звонкий, задорный!» – думаю я.

– Ладно, хватит лясы точить! – немного посерьёзнев после рывка нашей капсулы, говорю я. – За батончик спасибо! Действительно очень вкусно! – откусив второй раз, добавляю я. – Но помощь мне сейчас не помешает! – капсулу начинает трясти и раскачивать. – Так что, пожалуйста, штурвал в руки и помогай рулить. Иначе когда-нибудь мы станем добычей других, таких же, как и мы, коллекционеров!

* * *

Краска, осознавая тяжесть нашего положения, предпочла заняться делом. Дальше мы провели несколько напряжённых часов, в которых наблюдали за следующим: линия пути по нашему навигатору, полоса заряда батареи нашего средства передвижения, личные индикаторы тепла. Все эти показатели были жизненно необходимы. Каждый из них в равной степени означал и наличие жизни, и её отсутствие.

– А ты застал время до термогена? – спросила меня Краска после того, как мы покинули эпицентр снежной бури.

– В смысле, то время, когда всё то, что мы сейчас собираем, работало и функционировало в нормальном режиме? – спросил я, позволяя себе немного расслабиться. Всё же, не в первый и не в последний раз выбираюсь из бури. Опыт, как-никак.

– Ну да! Мне девятнадцать, и весь окружающий мир, насколько я чувствую, не такой, каким он был раньше! И не таким, каким он станет впоследствии. А ты застал прошлое таким… работающим, короче? – в голосе Краски звучало любопытство, интересным образом смешанное с грустью.

– Нет… И, знаешь, мне не интересно, – ответил я, удерживая внезапно начавший прыгать из стороны в сторону штурвал нашей капсулы. – Я живу сегодняшним днём. Прошлые дни меня мало волнуют.

– Фу! Скучный старикан! – фыркнула Краска и ухмыльнулась. А я ухмыльнулся от того, что ухмыльнулась она.

Ветер завывал и бросал нашу капсулу из стороны в сторону. Мы боролись с обстоятельствами, в которые попали: с уменьшающимся теплом и с обычной усталостью, что имела свойство накапливаться. Мы сидели, молчали и лишь изредка проговаривали короткие фразы о том, что устали руки, затекла спина или ноги, и о том, что одному из нас необходимо принять всё управление на себя, чтобы другой имел возможность пару минут размяться и потянуться. Таким образом через несколько часов навигатор вывел нас к огромным воротам в скале. Это и было местом дислокации одного из оставшихся исследовательских комплексов.

– Еда и сон… Еда и сон… Мне нужны еда и сон! – напевала Краска, спрыгивая с макушки нашего исследовательского мини-крейсера.

– Я бы добавил бы к этому ещё душ, – хмуро заметил я, кое-как спускаясь по лестнице. – Долгий, теплый душ! Слишком засиделся в этот раз… Всё тело стонет и болит.

– Дак душ вообще не обсуждается! Душ – это норма! А в остальном – надо было почаще просить, чтобы я подержала управление, – пожала плечами Краска. – И вообще ты слишком много взял на себя. И тепло у тебя заканчивалось, и работать решил до упора! Ты чего это?!

– Хочу термокостюм… – угрюмо ответил я и пошел в сторону стойки регистрации.

– А хочешь, вместе пойдем, я помогу тебе выбрать? – весело спросила она.

– Номер капсулы? – я не успел ответить Краске, так как администратор за стойкой регистрации уже задала мне вопрос, ответ на который вырвался у меня автоматически. – Вам очень повезло, что вы смогли добраться! На связь перестали выходить три экспедиции, – лицо Краски и мое исказились сочувствием и болью, а вот сидящая за компьютером девушка ничуть не смутилась. Она больше походила на киборга, запрограммированного на смесь чувств из брезгливости, усталости, легкой грусти и полного неприятия людей. – Бригада чистильщиков скоро будет. Просим вас подождать в зоне отдыха.

– Зашибись, – проворчал я, – вот тебе и душ, и еда, и сон.

– Да ладно, что ты сегодня такой ворчливый?! – Краска искренне развеселилась. – Ещё одно «бу-бу-бу», и я начну называть тебя стариканом. Подумай над этим! Если станешь стариканом, дороги обратно уже не будет, – она забавлялась от того, что я сначала хотел что-то сказать, возразить, но тут же передумал. А передумал потому, что понял: что бы я ни сказал, это прозвучит как ворчание, и тут Краска меня подловит и сделает так, как и сказала.

В тишине мы зашли в комнату отдыха, где расположились остальные, такие же, как и мы, мусорщики.

– Слушай, а почему ты решил заниматься этим? – спросила Краска, тем самым сама разрывая негласный запрет на мой голос.

– А чем еще? – спросил я, не до конца поняв её вопроса.

– К примеру… К примеру, ты мог бы заниматься поддержкой систем жизнеобеспечения станции. Или быть ученым, который ищет то, как вывести нас из эпохи термогена… Или быть механиком, который чинил бы капсулы. Или, на самый крайний случай, ты мог бы одним из чистильщиков, – начала перечислять она с таким видом, будто бы примеряла на меня каждый из образов.

– А кто сказал о том, что я не был? – спросил я, поставив её перед непреодолимой стеной тупика размышлений.

– Это как? – спросила она, с интересом уставившись на меня.

– Я был ученым. Но разочаровался в исследованиях. Немного побыл и механиком, и наладчиком. Не понравилось. После открытых исследований это вообще не интересно. Чистильщики… Эту кухню я выучил наизусть, когда был ученым. Практически все нечисты на руку, и это печально! – сказал я, а после посмотрел ей в глаза. – А потом убедился в этом, когда немного поработал в этом отделе.

– А надсмотрщиком был? – Краска посмотрела на меня со смесью отвращения и неприкрытой брезгливости.

– Нет, надсмотрщиком не был. Вот куда-куда, а в этот отдел вообще никогда не тянуло. Есть на то личные причины… – проговорил я. – А вот остальными я был.

– Оу… круто! – на лице Краски была смесь из недоверия и любопытства. – А что за исследования? – спросила она. – И почему в итоге мусорщик?

– Исследования до сих пор засекречены. Я не имею права разглашать ни единой детали, но на случай, если ты мне не веришь, вспомни, как я работаю с приборами и датчиками. Это докажет тебе мою принадлежность к исследователям, – сказал я, стараясь не смотреть на нее в этот момент.

– Ну, да… Не поспоришь… – недоверие с лица не пропало, но его стало гораздо меньше. – А почему все же мусорщик?

– Потому, что это позволяет работать с аппаратурой, уходить как можно дальше и испытывать себя, своё тело и разум, – ответил я с полным безразличием в голосе.

– То есть тебе нечего и некого терять, и ты ищешь способ, чтобы покончить с собой, так? – хмыкнула Краска и посмотрела на меня пронзительным взглядом, который я почувствовал.

– Нет… Ты не права. Я жить хочу! Просто, если бы я остался кем-нибудь из перечисленных, я бы превратился в фикус, – сказал я, продолжая свои попытки не смотреть на нее.

– Ты бы превратился в цветочек? – с насмешкой хмыкнула Краска.

– Да. В самый красивый в мире цветочек, – хмыкнул в ответ я. – Но вот знаешь, растением быть не моё. Я так себя чувствовал в исследовательской лаборатории.

– А остальные профессии? – спросила Краска, не выпуская меня из вида.

– Просто не моё, – спокойно ответил я.

– Не, ну как ты мог променять лабу на это?! – спросила она и жестом обвела грузовое помещение. – Там же стерильность, минимум опасности, люди умные… Никаких тебе мародёров… Пиратов… Только работа! – через пару минут тишины она указала на стоянку, а после разочарованно выдохнула.

– А, собсно, в связи с чем ты решила покопаться в моём прошлом? – спросил я, – Настало время пообщаться по душам – или что это за приступы почесушек языком?

– Да так… Просто. Интересно стало, вот и решила повопрошать, – ответила Краска, сплетя руки в замок на груди.

– А это за нами, наверное… – сказал я минут через пять после этого.

К нам шла бригада из пяти человек в объемных костюмах ядовито-желтого цвета. Специальные защитные шлемы они несли в руках, а от больших смотровых окошек то и дело отлетали блики преломляемого света.

– Какой у вас номер? – спросил один из чистильщиков. Скорее всего, он был бригадиром. Ему я и назвал номер нашего судна. Он удовлетворенно коротко кивнул и жестом пригласил покинуть зону отдыха и отправиться к капсуле: для её вскрытия и извлечения всех артефактов мира прошлого.

– Что у вас там? – спросил чистильщик перед тем, как я открыл контейнер. Этот вопрос – самая обычная процедура. Она служила неким клапаном безопасности. От ответа зависело, будет ли надет шлем защиты или его можно будет оставить рядом с экспедиционным шаттлом.