Сергей Ащеулов "Солдатская баллада о войне"

Теперь прости-прощай, беги из-под обстрела,
Быстрее ветра твой стремительный аллюр».
А враг на сопке огрызался озверело
Дождём свинцовым пулемётных амбразур.

Пар из ноздрей коня морозный шёл клубами,
Каурый пробовал чего-то предпринять.
Схватил шинель и потянул её зубами,
Стремясь хоть как-то дядю Ваню приподнять.

Затем настойчивый скакун его ретивый,
Ещё одной своей попыткой волевой,
Сгибая шею с гладкостриженною гривой,
Поводья скинул вниз, мотая головой.

Мол, посредине огнедышащего ада
Он не уйдёт и не оставит одного.
Сберечь от пуль мог дядя Ваня, только надо
Придумать способ, чтобы выманить его.

Когда стал замысел каурого понятный,
Конь не уходит, хоть ропщи, хоть не ропщи.
Он зацепил себя за повод сыромятный
И произнёс что было сил ему: «Тащи».

По льду кровавому, порой в снегу глубоком
Тянул каурый дядю Ваню до леска.
В двух километрах от войны, считай под боком,
Почти в тылу стояли красные войска.

Сквозь дым побоища и через хмарь бурана
Конь осторожно шёл и шаг не ускорял.
След оставляя за собой, сочилась рана,
И много крови дядя Ваня потерял.

В леске каурый у избы остановился
И в ожидании кого-нибудь заржал.
Солдат дозорный у окошка появился,
Через минуту он с носилками бежал.

Когда солдаты дядю Ваню уносили,
Он попросил бойца, за полу теребя:
«Покуда я в санчасти набираюсь силы,
Коня каурого оставьте у себя».

Врач обнаружил в нём осколок от снаряда,
Извлёк, отметив: дяде Ване повезло.
Смерть обессилила почти у сердца рядом,
А это значит, её время не пришло.

Ранений тяжких с дядей Ваней не случалось,
Хоть штурмом брал форты, вошёл с победой в Спасск.
Но каждый раз, когда над ним гроза сгущалась,
Он вспоминал, как конь каурый его спас.

Сопротивлялся враг отчаянно, жестоко.
Неудержима океанская волна:
Японцев, белых смыла из Владивостока.
Там и закончилась Гражданская война.

Ещё врагов немало было у России,
Остатки банд пришлось гонять по всей стране.
В той схватке классовой пощады не просили
И мировой пожар тушили на войне.

Жизнь дяди-Ванина сложна и интересна,
Не зря к ней каждый уважение снискал.
Судьба каурого осталась безызвестна.
Хоть он его по всей Даурии искал.

За переменчивостью дней солнцеворота
С каурым встречу дядя Ваня представлял.
О друге лишь осталось памятное фото,
Где он с конём на фоне крепости стоял.

Уж сколько лет прошло, а дядя Ваня помнит,
Как бронепоезд был подорван на мосту,
И как на всём скаку ломали шеи кони,
Как брали Омск, Иркутск, Хабаровск и Читу.

Вся юность ратная – одна большая вспышка,
Гроза смертельная разверзшихся небес.
И для войны необходима передышка,
Мир на планете нужен ей в противовес.

В войну изрядно дядю Ваню помотало,
Лишь в край родимый фронт его не заносил.
Он опоздал: его родителей не стало,
У их могил в слезах прощения просил.

Все братья, сёстры уже выросли и сами
Судьбой своей распоряжались как могли.
Микола, Фёдор – братья стали кузнецами,
А сёстры смолоду в замужество ушли.

А младший брат Григорий был молотобоец,
Спокойный, добрый, по натуре – боевой.
На фронт в Испанию уйдёт как доброволец,
И в сорок первом сгинет где-то под Москвой.

В те годы курс был на вступление в колхозы,
Мол, коллективом можно голод одолеть.
Не обошлось и без насильственной угрозы,
Волна репрессий заняла десяток лет.

Микола, будучи работником у дяди,
Был вызван опером по делу на допрос.
И под давлением, своей свободы ради,
Ему состряпал ложный письменный донос.

Родного дядю расстрелять приговорили,
Позором тяжким заклеймили вместо гирь.
В правах пожизненно родных всех поразили,
И из Сибири семьи выслали в Сибирь.

Всю свою жизнь об этом помнил дядя Ваня,
Знал только он один, но вид не подавал.
Держал внутри души грехи переживаний
И керосин в костёр вражды не подливал.

Сестру Марию на селе все уважали:
Она за бедных не щадила живота.
Однажды ночью вместе с мужем убежали:
Их обвиняли во вредительстве скота.

В войну с фашистами блокаду пережили,
Окопы рыли и работали в тылу.
Потом в трудармии все силы положили
И в копях медных заслужили похвалу.

Лишь Апросинья с мужем ладно жили-были,
В колхозе робили и ростили детей.
Отца у них фашисты в лагере сгубили,
Об этом им все годы не было вестей.

И Фёдор тоже в плен попал, но возвратился
С звездою выжженной при пытках на груди.
На Соловки был сослан, волей расплатился,
Усвоив заповедь: «Властям не навреди».

Тогда крестьян талдинских многих расстреляли
За саботаж, за невступление в колхоз.
За то, что методы властей не одобряли,
Не сдав для общих нужд зерно и свой покос.

Что оставалось делать дома дяде Ване —
Не сохранилось ни кола и ни двора.
С одной котомкой поутру, на зорьке ранней
Он шёл по белу свету в поисках добра.

Завербовался первым делом в город Сталинск,
Шахтёрский труд познал на собственных плечах.
Давал стране своей родной угля и стали
И выплавлял чугун в мартеновских печах.

Былые дни судьбы никак не отпускали,
В каком краю бы дядя Ваня ни бывал,
Душа рвалась в то фронтовое Забайкалье,
Где он всю молодость свою провоевал.

Есть в жизни всё-таки законы бумеранга,
Когда зов сердца к месту прежнему ведёт.
Через Байкал вёл путь в посёлок Хапчеранга
С мечтой о том, что тут он золото найдёт.

Страна Даурия – гнездовье Чингисхана
И птичий рай, край горделивых журавлей.
Разнообразием своим благоуханна
И нищетой спецконтингента лагерей.

На рудниках народ без титулов и званий,
Не озабоченный отсутствием идей.
Златыми россыпями бредил дядя Ваня,
А повстречал златые россыпи людей.

Пыль-кремний в них не смыла баня-блохомойка,
А души их светлы и помыслы чисты.
Свои страдания они сносили стойко
И никогда нигде не прятались в кусты.

Рабсила местная особенного рода
Шла по этапу к лагерям, как и везде.
Для поселенцев из числа «врагов народа»
Был в Хапчеранге спецотдел НКВД.

Руда в забоях местных оловом богата,
Как не хотела дядя Ванина душа,
Он из простого оловянного солдата
Вдруг превратился в око, опером служа.

Комендатура находилась в спецпосёлке,
Где был учёт «врагов народа» всех мастей.
Бараки сгнившие и холод через щёлки,
Спецконтингент включал всех маленьких детей.

Однажды как-то, пересматривая списки,
Талдинских близких дядя Ваня увидал.
Жена, отец её и дядины детишки —
Отцова брата всей семьёй Микола сдал.