Полина Лоторо "Девять кругов. Сборник"

– Ну в зоопарк мы с тобой каждую неделю ходим, мечта это что-то большее.

– А это что значит – мечта?

– Ну это значит очень сильно чего-то хотеть, сильно-пресильно.

– А ты о чём мечтаешь?

– Я мечтаю летать! Представляешь, расставить руки и полететь, загляну в окно к маме, вот она удивится!

Танюша задумалась.

– Может, ты мечтаешь, чтобы твои родители были живы?

Танюша вздрогнула:

– Они… они кричали всё время и дрались. Только я не очень помню.

Бабуля говорит, хорошо, что они умерли. Я их боялась.

Таня обняла подругу.

– Не бойся, я с тобой. Я тебя никогда-никогда не брошу.

Танюша сначала замерла, а потом судорожно вздохнула, выпустила куклу из рук и обняла Таню в ответ.

***

– Живот, говорит, болит, – ровным голосом сообщила бабуле Танюша, пока чистила под её внимательным надзором картошку.

– То-то и оно, что болит… А скоро лопнет и кишки наружу, и поминай как звали твою Таньку.

Танюша вздохнула.

– Ээээ, кулёма, что так толсто повела? Миллионерша что ли половину картошки свиньям отдавать?

Никаких свиней у них, конечно, не было никогда. Танюша всё детство набиралась смелости спросить, что за свиньи и где же они, но так и не смогла.

– Танька твоя всегда дурной-то была, бог всё видит, – продолжала бабуля. – Ну схоронят, туда и дорога.

Губы Танюши задёргались.

– Уууу, чего нюни-то распустила? Ну помрёт и помрёт. Небось, я помру, так и слезинки от тебя не дождусь.

Слёзы катились по Танюшиным щекам. Она перестала их утирать, хотя и не видела больше ни картошку ни нож в своих руках.

– Да куда ты! Не видишь, кровь у тебя?

Танюша не заметила, как порезалась.

– Безрукая! Не зря тебя замуж не берёт никто! Да брось ты эту картошку, палец-то замотай, горе. И сопли утри.

Танюша послушно положила нож и открыла шкафчик с аптечкой.

– Бабуль, – заговорила она, заклеивая длинный красный порез пластырем с зелёнкой. – Я не хочу, чтобы Таня умерла. Как мне её спасти?

Старуха долго молчала, глядя в окно.

– Спасти! Тут главное быстро оборачиваться, дело-то такое… – она пожевала губами. – Ей жить-то может неделя осталась, не больше уже… А ты пока найди, кто серп выточит, да ещё нитку шёлковую освятить надо. Ну это уж я сама… в церковь пойду вот.

Танюша усердно кивала, утирая мокрые щёки. В груди теплело: бабушка поможет, они спасут Таню.

***

Тяжёлая сумка с продуктами вдруг стала невесомой.

– Чё прёшь-то сама, дай помогу.

Таня сдула чёлку со лба. Димка одной рукой взялся за сумку – как будто в ней было не десять килограмм, а десять грамм. И когда успел так вымахать, вроде только что был ниже Тани ростом, а теперь смотрит сверху вниз. Глазами своими синими.

Она молча отпустила ручку сумки, они пошли рядом.

– Не жалеешь, что из школы ушёл? – спросила Таня, когда молчать надоело.

– Чё я дурак, жалеть? – фыркнул Димка. – В путяге красота, уроки почти все нормальные, не тупость как в школе. Кузница даже есть, я вот теперь ножи ковать умею.

– Это что, прямо урок такой? – поразилась Таня.

– Да не, ты чо, это просто. Там типа кружка такого. А в школе чё там? Как?

Таня пожала плечами, сорвала травинку с обочины:

– Да всё по-старому, сейчас девчонок больше, чем мальчишек в классе, так что поспокойнее.

– Некоторым-то девкам тоже лучше бы в путягу уйти, – заметил Димка и переложил сумку в другую руку. – Картошку что ли домой прёшь?

Таня рассеянно кивнула.

– Это каким-таким некоторым, Танюше, да?

– Да хоть бы и ей, катается на двойках, а бабка её пи… бьёт, короче. Толку ей с той школы? Так бы профессию получила, от бабки бы своей съехала.

– Танюша свою бабулю никогда не бросит, – серьёзно сказала Таня, которая тоже последнее время думала об этом, особенно, когда Танюша приходила в школу в платьях с длинным рукавом или кофтах – синяки прятала. Бабуля её – даром, что старая, била смертным боем за любую ерунду.

– Ну и дура, – заключил Димка и тут же торопливо добавил. – Ну ты эта, только не сердись. Я знаю, что она подруга твоя. Я ж ей зла не хочу, наоборот. Только как ей добро-то сделать?

Таня вздохнула, подумала и взяла Димку за руку. За другую, свободную от сумки.

***

Освятить нитку проблем не составило. Танюша купила моток белой шёлковой, как паутина, нитки в швейном. Добродушная тётя Галя на кассе передала бабуле привет. А потом они с бабулей поехали на социальном такси в церковь. Батюшка у них даже не спросил, зачем они нитку святят, видно, решил, что для рубашки какому-нибудь малышу.

С серпом было сложнее, но Танюша придумала, что делать.

– Дим, ну что, ты Танюше выкуешь этот серп?

Димка как раз менял памперс Костику и лицо его выражало решимость, свирепость и страх.

– Чего ей всрался этот среп?

– Говорит, бабушке…

– Только если она этим серпом своей бабке горло вскроет.

– Дим!

– Ну а чего я должен своё… хобби на это тратить? Я ж для удовольствия кую, а не на заказ.

Таня вздохнула:

– Ладно, ты же всё равно только ножи умеешь ковать… Серп же сложнее. Спрошу у кого-нибудь в городе.

– Ничего не сложно, – буркнул Димка, присыпая розовую попку Костика тальком. – Чё, думаешь, если гнутый, так сложно? Дилетантка! Там же формы есть для отлива. Чё реально думаешь, не смогу?

Таня пожала плечами, дозированно выражая недоверие – пережать было опасно.

– Посмотрим, – бросил он и поднял свеже переодетого Костика к потолку. Костик удивлённо таращил синие глазки на отца.

Таня поняла точно: Димка серп сделает.

***

Таня слушала её с рассеянной полуулыбкой, хотя Танюша постаралась вложить в объяснения всю душу.

– Таня, бабуля говорит, у них на селе такое было! Нерождённый близнечик мамку изнутри разорвал. Тань, это очень серьёзно! Понимаешь, ты можешь умереть, если меры не принять.

– И что за меры? – весело спросила Таня, покачивая коляску.

Танюша помялась секунду и выпалила:

– Нужно новым серпом его оттуда… достать. А потом ниткой зашить. Ты не бойся, мы к доктору сходим,. Он разрешит. И всё будет хорошо. Пойдём, а, Тань?

Таня рассмеялась:

– Только не говори, что серп для этого у Димки просила… Танюш, так и так всё хорошо. Никакой доктор такие вещи делать всё равно не станет.

– Тогда я… Я сама. – сказала Танюша. И разревелась. – Я так боюсь, что ты умрёшь…

Тут уже в коляске закряхтел Костик.

– Танюш! – укоризненно воскликнула Таня, вынимая сына из коляски. – Ну не смешно уже, Костика пугаешь.

Танюша тоскливо смотрела на подругу. Ну ничего, бабуля что-нибудь придумает. Потому что нельзя просто смотреть, как близкий человек погибает по собственному невежеству.

***

– Танюш, ну пойдём с нами на дискотеку, чего ты. Весело будет, ты же с нами, не одна.

Танюша испуганно смотрела на Таню и мотала головой:

– Бабуля меня прибьёт, ты что. И я… да я сама не хочу.

– Никому я не дам тебя дразнить. И Димка не даст!

При имени Димки лицо Тани стало испуганным.

– Ну Танюш, он же маленький был, когда тебя обижал, глупый. Он теперь совсем другой, он изменился.

– Ты и сама изменилась, – сказала Танюша вдруг и её голос дрогнул. – Ходишь теперь только с ним, а со мной не гуляешь. А говорила, что никогда меня не бросишь.

– Танюш! Так я тебя не бросаю, ты – моя подруга, навсегда-навсегда. А он – мой парень, понимаешь? И у тебя однажды тоже парень будет, а потом замуж выйдем и всё равно будем дружить, да же? И наши дети будут дружить! Ну что, пойдём на танцы? Надо же где-то с будущим мужем знакомиться. Танюш, ну ты чего?

Танюша утирала слёзы и ничего не могла объяснить. Просто зачем Таня эти глупости говорит, это у неё, может, будет муж. Пусть и такой дурак, как Димка. А у Танюши – бабушка. Разве бабушка разрешит? А если разрешит, не зря же она говорит, что Танюша никому не нужна: глупая, некрасивая, неумелая. Недавно картошку сожгла. А ещё она – …чеканушка. Так все ребята говорят, не только Димка. Разве за сумасшедших замуж выходят? Только Тане про такое нельзя говорить – вспомнит ещё, что с сумасшедшими-то вообще-то не дружат. Навсегда.

***

– Так давно я у вас не была, – Таня пила чай на кухне у Танюши и бабули. – Но я ненадолго, Димка с Костиком дольше получаса не выдерживает. Как ваше здоровье, баб Нюр?

– Лучше твоего, – заметила бабуля, прихлёбывая чай. – Ты пей-пей, а то обидимся. Танька, да сядь ты уже, не мельтеши.

Танюша, необычайно оживлённая, раскрасневшаяся, то убирала, то ставила на стол пирожки, конфеты, фрукты, села, наконец, на третью табуретку.

– Конечно давно ты у нас не была, – продолжала бабуля, размачивая в своей чашке пряник. – Чего тебе у нас делать? Жили в нищете, чем тебя угощать было? Ну да и щас не лучше, конечно.

– Таня целую гору нам всего к чаю принесла, – как-то виновато вставила Танюша.

– Все же свои были, – весело сказала Таня. – Я никогда и не сравнивала, кто из подруг живёт лучше.

– А чего сравнивать, у тебя оба родителя инженеры, вы и жили лучше всех… Куда они делись-то? Померли уже что ли?

– Они в деревню на пенсии уехали, – вежливо сказала Таня. Конечно, в детстве она всячески избегала ходить к Танюше в гости в основном потому что боялась её бабулю. А сейчас. Сейчас ей было просто неловко. Понятно, конечно, пожилой человек уже. И всё же… Какая она бестактная, как Танюша с ней всю жизнь…

– Бросили тебя, значит. Ну я вот Таньку-то свою не бросаю. Она никому не нужна, не то что ты, её-то замуж не возьмут, дуру такую.

– Танюша не дура, – тихо, но твёрдо возразила Таня. – Я с ней с яслей дружу. Она не дура.

– Ну да, а замуж не берут, потому что бабка мешает, скажи ещё.

Таня бы и сказала, но Танюша и так сидела ни жива, ни мертва, и пошла какими-то пятнами – как будто бы никак не могла решить, бледнеть ей или краснеть.