Андрей Платонов "История семьи. Ч. III. Лившиц"

Сохранились кое-что из маминой переписки, касающейся нашего семейного быта.

Март 1955 г. Записки из роддома сестре.

«Галюська! Все хорошо. И я и дочурка. Мне ничего не надо. Чувствую себя хорошо. Окна очень высокие и заглянуть трудно, лучше не лазай. От мамы пришла телеграмма. Оленька курносая, губки бантиком, щечки пухленькие. Выйду 11го. Сейчас пришла врач. Целую Марина».

23 февраля 1959 г. Из Ржева в Москву. Маме.

«Здравствуй дорогая мамуленька! Вот я и не дожидаясь письма, пишу тебе опять. Только что отправила тебе перевод. Собственно я даже и не знаю, сможешь ты приехать или нет. Хотя Олька уже ждет тебя не дождется и каждый день спрашивает, а почему бабушка Мура не едет. Мамуля 100 руб. я тебе должна, это старый долг, а 250 на покупки. Я прошу тебя сделать так. Ольке нужен подарок от нас и от бабушки. Она нам деньги давала в Сухуми. От бабушки купи куклу руб. за 80, а от нас пару платьев одно байковое, одно летнее руб. на 80 оба, размер 28, да купи ей 2 пары чулок и носок (размер ботинок 25). А на остальное продукты: колбасы 2 кг, апельсин 1 кг, майонез 2 банки. Если что останется, то купи сладости все на твое усмотрение. Мамуля! Если тебе попадется детский медицинский прибор, то купи, тогда только одно платье байковое. Она всем делает уколы чем попало. Мамуленька пиши, что и как. Да, напиши пожалуйста, когда бабушкин день рождение. Пиши крепко тебя целуем и Галюню».

23 октября (1960 г.). Из Ржева в Сухуми. Адресаты – дочка, мама, бабушка, тетя.

«Здравствуйте дорогие мои Оленька, мамочка, бабуля и Лиля! У нас все в порядке, но так замоталась, что никак не могла написать письмо. Мама уехала в ночь на 14. 14 и 15 я была в колхозе [ездили с завода, называлось „шефская помощь“], а в понедельник 17 ко мне не пришла Даша, вернее пришла утром в 7 час и сказала, что ей дают комнату очень далеко и сидеть она не сможет. 17 и 18-го я была дома сама, а потом пришла бабка, которую нашел Виктор [Егоров – коллега, друг и сосед]. Пока хорошо, но я просто боюсь радоваться. Меня подкупило то, что Андрюшка сразу к ней пошел без слез. Работы сейчас очень много. Очень устаю, и вечером валюсь спать. Андрюшка с каждым днем проказничает все больше и больше. Начинает болтать, но ничего не поймешь. 15го у нас затопили [отопление], стекла Саша вставил, так что в квартире тепло, хотя пока окна и не заклеивали. На твое заявление нет никакого ответа. Сегодня я была на базаре и Саша пытался посадить Андрюшку на горшек, но он вставал и сажал сам всех Олиных кукол по очереди и приговаривал при этом „а-а“. У нас выпал снег и лежит уже дня 4. Андрюшка ходит гулять в шубе и валенках с галошами. В коляске не сидит, все ходит и ходит, а кататься просит на санках. А позавчера сам поднялся по лестнице, держась за железные прутки [на второй этаж]. Жажда деятельности у него колоссальная. Целый день бегает, стоит включить радио начинает плясать и уже не на одном месте, а бегает по кругу. Как там вы живете? Как моя Олька? Папка очень обижается, что Олечка ему ничего не пишет. Он очень за ней скучает. Я тоже. Ждем от Вас писем. Привезите нам лаврового листа и Андрюшке носочки шерстяные. Андрюшка проснулся, кончаю письмо. Передавайте привет тете Вале [вдове маминого дяди]. Крепко Вас целую моих дорогих. Марина. Привет от Саши. Сегодня посылаю 350 руб., если нужно еще, напиши. Вышлю после праздника».

Письмо начала лета 1966 или 1967 г., из Сухуми в Москву.

«Мамуленька и Галюся, здравствуйте! Не знаю кого застанет письмо в Москве, но в Ригу еще писать не рискую. Одно письмо я послала в Москву, наверно Вы его уже получили. Сегодня девятый день в Сухуми, всего не напишешь. Приеду расскажу. У тети Вали Наташа болеет свинкой и туда нельзя, но мы ходили с ребятами в обезьяний питомник и Олька упросила меня через гору пройти к тете Вале. Мы прошли крикнули ее и на расстоянии 3 м немного поговорили. Бабушка совсем постарела, боится оставаться одна и часто пьет сердечные капли. Мне сказала, наверно видимся в последний раз. Олька с Лилей общего языка не нашли. К бабушке ходит физкультурный врач, она попросила его посмотреть ребят. У обоих небольшое искривление позвоночника и немного уплощенная стопа. Назначил на специальные физкультурные занятия. Уже ходили по одному разу. Андрюша будет ходить через день, а Оля каждый день. Часть упражнений можно будет делать дома. Вот и все. Мы в гостях, а не дома. Крепко целую, очень скучаю. Ребята тоже. Пишите. Выехать думаем числа 4го, но пока поезд Ленинград-Сухуми еще не ходит. Не знаю, когда будет ходить. Целую Марина. Бабушка просит, чтобы ты в письмах писала привет Лиле, ради нее».

Письмо конца лета 1966 г., посланное матери в Юрмалу, где в тот год начали снимать дачу в Вайвари.

«Дорогая мамуленька! Уже ждем твоего проезда[1 - Поезд из Риги в Москву идет через Ржев, где останавливался минут на 10—15.]. Ребята спрашивают каждый день. Было небольшое осложнение с устройством Андрюшки в школу[2 - Видимо, в связи с тем, что мне не хватало месяца с небольшим до 7 лет.]. Но сейчас уже все в порядке. Ездили три раза в лес за грибами. Олю брали 3 раза, а Андрюшку один. Сегодня собираемся за клюквой, но Олю брать не хочу, т.к. далеко до болота пешком. Яблоки не вези – здесь немного дороже, так что не стоит возить, если только кг-два, чтобы отдать ребятам у поезда. Уже они договариваются о зимних каникулах[3 - На зимних каникулах нас возили к бабушке с тетей в Москву, где они жили у Чистых прудов в районе ул. Чернышевского (Покровки).], но я им сказала, что у обоих должны быть все пятерки. Пусть стараются. Фотокарточки получились не очень хорошие. Видимо, номер бумаги не подходит, а здесь никакой нет. Посылаю Олькино письмо, хотя не хотела посылать, т.к. много ошибок. Ждем твоего сообщения о дне проезда. Крепко целую. Марина. Привет Майге, Эдгару и мальчикам[4 - Латышам – хозяевам дачи.]».

21 сентября. Из Ржева. «Дорогие мои, здравствуйте! Извините, что так долго не писала, посли приезда занимались уборочными делами. Погода испортилась и картошку копали целую неделю. Машины не ходили и Саша возил по мешку на велосипеде. Картошка неважная. Накопали всего 7 мешков. Саша один раз ездил за клюквой и почти ничего не привез. Один раз ездили за грибами, привезли порядочно. Вечерами в свободное время одним пальцем все стучали по очереди на пианино. Обещали мне с 1го октября договориться с преподавателем, тогда Олька начнет заниматься по-настоящему. Мамочка! Поезд Ленинград-Сухуми уже отменили. Остался южный только один Ленинград-Севастополь. Если ехать им, то нужно делать пересадку в Харькове. Посылаю Олькино письмо, не знаю почему ей в голову пришла сегодня фантазия о шортах. Я обещала ей сшить брюки, но все никак не успеваю. Андрей одолел меня с лошадью. Теперь он мне говорит пошли бабушке деньги на лошадь, а бабушка купит. Я обещала ему на день рождения, а он мне в ответ, во Ржеве таких нет. У нас сейчас ужасно, копают канализацию. Вся улица под окнами раскопана. Не гордитесь, пишите. Крепко целую. Привет от Саши. Марина».

В первых числах января 2020 г. я попросил маму поделиться воспоминаниями и записал на видео.

«Я: Мам, расскажи, какой был дядя Ваня[5 - Иван Николаевич Троицкий]?

М.: Очень добрый был.

Я: С тобой занимался?

М.: Со мной ему заниматься особенно некогда было. Потому что в 45, в 46-м он умер. А меня Лиля увозила. Когда мы вернулись в Сухуми, он уже лежал при смерти в больнице. И тогда моя задача была уводить Вовку, он все рвался к отцу. Отвлекать.

А до этого он работал. Строили они дом. Общались там, когда сажали. Близость очень не было. Тетя Валя его все время как-то… Но он очень бабушку любил. Очень добрый был просто.

Я: Она же только в 45-м вернулась [из лагеря].

М.: Нет, я имею в виду не маму, а свою бабушку.

Мама старше была. Потом, когда она вернулась, ей же в Сухуми нельзя было жить. Ее где-то прописали в Очамчири, она наездами была.

Бабушку Лизу очень любил. Он ко всем очень добро относился.

Я: Ничего тебе не рассказывал? Про гражданскую [войну]?

М.: Об этом все молчали. Детям вообще ничего не говорили. Боялись, что мы где-то проговоримся.

Он рассказывал, как они где-то на перевале.

Я: Во время войны с немцами.

М.: Он же возглавил истребительный батальон. Собрали в Сухуми всех штатских.

Он оттуда Вовку[6 - Усыновил найденного в горах кавказского мальчика.] привез. Кое-что рассказывал. Не дали они немцам пройти сюда [в Сухуми].

М.: Они с тетей Валей[7 - Валя – жена дяди Вани.] отличались. Я-то жела у Лили, а они, пока не построили, жили в бабушкиной комнате. У бабушки было отдельное жилье. Они жили с ней. Потом тетя Галя[8 - Галина Яковлевна Троицкая – сестра мамы.] с бабушкой была в этой комнате, пока не уехала учиться в Москву.

И они строили (этот участок получили), и строили домик. Сажали все. Это я помню, как сажали, выбирали все. Там две груши, каких сортов, мне иногда до сих пор снится (!) этот участок: виноград на кипарисе вьется, мандариновые деревья, хурма. Огорода не было, был сад только. Какая-то, может, грядочка зелени была. Огурцов, помидоров не было.

Я: Шелковица?

М.: Шелковицы росли дикие везде, мы не сажали. Фейхоа была.

Я: Инжир?

М.: Инжира не было. Тоже они везде росли, полно было.

Фейхоа была, очень красивые цветы у нее, груши. Яблони не помню. Груши помню, несколько груш было. По правую сторону мандарины и хурма. Участок был такой с горкой, покатый. И дом стоял на столбах. Около калитки здесь меньше столбы, а туда дальше. И низ весь был открыт. Сначала одну комнату построили, они переехали от бабушки. Потом Юра[9 - Юрий Борисович Троицкий – двоюродный брат мамы.] хотел застроить низ, он имел возможность, а тетя Валя не согласилась.

Я: Так Юра же там не жил?

М.: Ну он уже когда после войны в Воронеже работал.

Я: А Юру ты как помнишь?

М.: Юру я совсем не помню. С Юрой мы только начали после войны, в последние [месяцы] войны, когда в Виннице были.

А когда в Сухуми были, я училась в школе, тогда я помню у него был роман с нашей учительницей физики. Это уже когда он вернулся из госпиталя, раненый. После ранения, его демобилизовали… Любовь всей его жизни.

…

[Потом в Виннице] с ним вместе в мостоотряде работала… Ира, по-моему, ее звали. Она за ним так ухаживала…

Вот, помню, у меня в Виннице были вши. И Юра Лилю ругал, заставлял, «что ж ты делаешь!?». А второй помню эпизод – она мне подстригала ногти на ногах, и один палец мне было очень больно. Я ей говорю, что больно. А она говорит: «Да не может быть тут больно, простой ноготь, не вросший». А я прямо плакала, кричала. И вот Юра на нее стал ругаться: «Посмотри внимательно, ты что не видишь, что ребенку больно». Уже мы тогда жили вместе, втроем. А потом он получил какую-то новую работу, уехали они тогда из Винницы с женой [Лидой]. Не помню, Люда[10 - Люда – старшая дочь Юрия Борисовича.] тогда уже родилась или нет еще.

А потом сюда приехала мама и год с нами жила. Шобы я к ней привыкла…»

Мамина сестра, наша тетя – Галина Яковлевна Троицкая (1922—2001)

Была кандидатом искусствоведения. Последние годы перед пенсией работала в Институте искусствознания.

Отец в это время служил председателем Киевской губ. ЧК (уволился из ЧК/ГПУ в 1924 г. в связи с конфликтом с начальником ГПУ Балицким и участием в троцкистской оппозиции). Мама работала организатором дет. домов Печерского р-на.

Родилась с инвалидностью – правая нога была короче.

В апреле 1927 года отец был назначен торгпредом УССР и уполномоченным треста «Донуголь» в Германии.

В берлинской клинике прошла мучительное лечение по вытягиванию ноги. За время лечения почти перестала говорить по-русски, и говорила на немецком, как на родном.

Галя – третья справа в третьем ряду. Берлин, 1927 г.

1929 г. С мамой, дедом, бабушкой и двоюродным братом Юрой

С кузеном Юрой

В начале 30-х семья была в Харькове, в это время Галя подружилась с Петром Якиром, сыном командующего Киевского военного округа. Дружеские отношения сохранялись и потом, в 60-е годы, когда Петр стал известным диссидентом.

Иона Якир с сыном Петром