9785006253988
ISBN :Возрастное ограничение : 16
Дата обновления : 22.03.2024
Вы не смейтесь, закупила впрок,
всё, что к лету нужно для старушки:
семена, лопату, мастерок.
Всё! Встаю со стоном, со слезами,
но креплюсь, ведь расхожусь потом.
Кое-как по стеночке сползаю
за весёлым солнечным пятном.
А оно уже по полу скачет,
чтобы мне не разгибаться вновь.
Солнышко поёт, а это значит,
что у нас с ним старая любовь.
Перелётные серафимы
Облаков потемнели спины,
непогодой грозя сырой.
Перелётные серафимы
потянулись с Земли домой.
Улетают, взвалив на плечи
воз молитв, покаяний груз.
Им другие летят навстречу,
их на смену шлёт Иисус
исправлять все грехи-пороки,
душ гноище палить огнём,
очищать, приближая сроки
жизни новой, и петь о Нём.
Свят, свят, свят, Господь», —
так взывают
серафимы – любви купель.
Лик свой крыльями закрывая,
пламенеет Иехоэль.
Имя Бога один он знает,
а другие не знают, нет.
Даже близким не открывает
ангел этот большой секрет.
У верховного серафима
враг – преступный Левиофан.
Силы выси неизъяснимы,
вновь летят от Престола к нам.
«Там, где пальмы, апельсины…»
Там, где пальмы, апельсины,
где всегда тепло, уют,
небеса и воды сини,
там смеются и поют.
А у нас и смех сквозь слезы,
и в смешных частушках – яд.
И плакучие березы
по родной Руси стоят.
И любя, и сострадая,
сердце плачет и скорбит.
Не нужны мне пальмы рая,
если там не русский быт.
МАЙ
Весенние заморозки
1
Вместо ожидаемой грозы
снег пошёл, такой нелепый, майский.
Словно крылья легкой стрекозы,
трепетал он, оттеняя краски
гиацинтов нежно-голубых,
розовых, сиреневых, лиловых.
О зиме родимой позабыв,
снег шалел от впечатлений новых.
«Посмотрите, как прекрасны вы
на моём неотразимом фоне», —
он шептал цветам, но те, увы,
в ужасе дрожали поневоле.
Майский день такой не принял дар
и, помёрзнув по вине пришельца,
выкатил горячий солнца шар.
Улеглась незваная метелица.
Зашептались травы и цветы,
отошли от ледяного страха.
Май, чудак, кого приветил ты?
Чуть твои труды не стали прахом.
Снег – беглец в чужую сторону
понял – никому он здесь не нужен,
не украсил серебром весну,
стал он грязной, подзаборной лужей.
2
Утром холод, во, дела!
Я в интимнейшем уборе
к нашей бочке подошла,
что на даче вместо моря,
и водичку нам даёт
к утреннему омовенью.
Стукнулась рука о лёд,
замерла я на мгновенье.
Ледяной взяла кружок…
Как на солнце он блистает,
будто кто его зажёг.
Засветился и не тает.
Крепок, словно щит, и, вот,
я его на радость людям
примостила у ворот —
маяком он вечным будет.
До чего же он красив,
бриллиантами украшен.
Пусть горит, неугасим
лучик света в царстве нашем.
Я вокруг все ох, да ах!
Видя обожанье это,
начал таять он в руках:
всё-таки начало лета.
Размышления в банный день
Я запарила веник берёзовый
для тебя, мой дружок окаянный.
Только в баню куда нетверёзовый…
нетверёзый, верней, в общем, пьяный!?
Он качается, будто бы лодочка,
всё равно ему, если всё кружится,
что залезть на полок после стопочки,
что на крышу, что на супружницу.
И всё мучаюсь, упрекаю я,
ведь не глупая, не уродка я:
«Погоди ужо, неприкаянный,
отхожу тебя сковородкою!».
Затопила я баньку по-белому,
дух берёзовый на семь вёрст вокруг…
Что б сказала я, что бы сделала,
если б ты ещё был со мной, мой друг?
___
Какую чушь диктуют небеса:
Про мужа алкоголика, про баню.
Всю ночь мне не дают сомкнуть глаза,
всё барабанят в уши, барабанят.
Какой убогий невысокий слог,
поток словесный непрерывно льётся,
его никто остановит не смог,
неведомо, откуда что берётся.
Простая мудрость – это мой кумир,
а чепухе моей, прошу, не верьте.
И дайте мысль глобальную, как мир,
об истине, о жизни и о смерти,
о жертве, о любви и о войне,
чтоб знала – каждой строчкой душу раню…
А я всё про себя, да о себе,
про мужа алкоголика, про баню.
.Возвращение к себе
Я вернулась домой,
где иконы в углу
и свечи оплывающий воск.
Здесь и радость и боль
превратились в золу,
обтрепался изысканный лоск.
Пусть на всём этом тлен
и забвения пыль,
новизну не взяла я с собой.
Здесь, я думала, плен,
неприглядная быль.
Оказалось, то было судьбой.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом