Строгость формулировок и сухие термины были слабостью юного автора и вовсе не нацелены на бахвальство. Ведь писатели пишут для себя, а те, кому не нравится, могут не читать. “Старо как мир”, есть ли в этом укор? Столько всего великого и жизненного сокрыто в истории и историях, что она порождает.
Придя на следующий день в кабинет к профессору во всеоружии, приправленном уверенностью, мисс Морел буквально сверкала. Не выспавшиеся глаза не были затуманены, они сверкали и были готовы ослепить любого, кто хоть на мгновение усомнится в их ясности.
Увидев изящный стан молодой студентки, проскальзывающий сквозь уходящую толпу, лицо мистера Мартена преобразилось. Чёрные глаза наполнились интересом к её максималистичному нраву, что она упорно скрывала за безмолвностью. И впервые, он отметил, как миловидно выглядели её серые глаза за этими огромными очками, спадающими с носа, которые она аккуратно поправляла костяшками пальцев.
Поставив сумочку коротким рывком со стуком, будто призывающим к раунду, девушка кротким движением заправила за ухо волосы, прямыми колосьями спадающие ниже плеч. Одним взмахом руки преподаватель пригласил мисс Морел сесть напротив и, уставившись словно хищник, ждал её непокорных реплик.
Его движения показались Джейн вызывающими, а взгляд дерзким, больше всего ей хотелось стереть эту ухмылку с его лица и вырвать ручку, которую он перебирал пальцами.
Бегло просмотрев труды целой ночи, мистер Мартен изо всех сил сдерживался лишь бы не засмеяться этому предельному педантизму. Даже пометки на полях, аккуратными маленькими буквами, выдавали немалую скрупулёзность. Но её непокорность хоть и забавляла, детское упрямство жгуче увлекало, и профессор, то и дело, будто провоцировал девушку на реакцию.
Джейн морила себя его оценкой, будто с мольбой изучая каждое движение мужчины, пытаясь понять или увидеть то, что невозможно было прочитать в глазах.
– Вы считаете, что это бред? – вдруг не сдержалась она, сомкнув кулаки то ли для атаки, то ли для защиты.
– Нет, я так не считаю.
– Тогда к чему этот разнос?
– Твои аргументы очень классичны, так думают многие – его голос такой тягучий и грозный заставил притихнуть.
– Что же в этом плохого?
– Но ты же не многие. – он отложил её исписанные со всех сторон листки и отклонился на кресле – тебе действительно нравятся Стендаль, Мериме и, кого ты там ещё назвала?
– Это особая плеяда французских реалистов, – девичий голосок дрогнул, Джейн будто уже была не уверена в том, что говорила или думала – что с ними не так?
– Я понял, проблема не в том, что ты пишешь с методички, ты, вероятно, слишком много читаешь.
– Это, по-вашему, проблема?
– Если начинаешь выдавать чужие мысли за свои, даже не понимая этого, то да. – склонив голову на бок, мистер Мартен сложил ладони домиком.
– Считаете, у меня нет собственных мыслей?
– Я так не считаю, я это вижу, я читаю это каждый раз в твоих работах! – профессор поднял за уголок стопку бумаг, как разгрызанную вещь перед щенком, и грозно прокричал – Тебе следует выползти из своей ракушки, если хочешь писать!
На секунду Джейн охватил шок, парализовавший всё тело, а затем преобразовавшись в волну гнева, зудящего в костяшках рук, злость отразилась в лице холодной гримасой. Она поднялась с места, дугой накрыв разделяющую их преграду, и прокричала с не меньшим напором, снося спесивость с его ядовитого лица.
– Может это вам стоит хоть немного расширить свои границы!
Эта та реакция, которой мистер Мартен добивался, раззадорить улей, чтобы извлечь сладкий мёд. Вряд ли он предполагал масштаб её неоднозначной закрытости и упрямства, но точно знал, что яркий алмаз добыть весьма сложно, а потому следовало запастись терпением, впрочем, мисс Морел его могло не хватить, о чём тоже не следовало забывать. Ибо творческая личность сродни сумасшествию, требовавшего особого подхода и то, что могло помочь раскрыть зачатки сладкого нектара, при неправильном использовании, могло же его и погубить.
Она часто дышала и сжимала побелевшими пальцами кулачки прямо перед собой как разъярённое дитя. Тёмно-русые волосы снова упали вперёд, девушка выпрямилась, поправив очки, и стряхнула пылинку с брюк, усаживаясь на своё место. Этого времени хватило, чтобы совладать с собой, и профессор продолжил:
– Хватит уже спорить со мной и начни слушать. Когда ты только пришла в университет, первый курс, ещё совсем зелёная, но с широко открытыми глазами, ты излагала себя очень искренне, что же случилось потом?
– Я пишу сколько себя помню, я не могла звучать совершенно иначе пару лет назад.
– Но я видел это в тебе, сейчас ты зазнаешься, пишешь сложно и без души. Я не говорил, что ты не умная, но заумные тексты читают лишь те, кто их пишут. Дай мне свой телефон – внезапно оборвав свою тираду, он протянул руку, требующую названного предмета.
– Зачем? – ожидая подвох, Джейн отдала мобильный.
– Порно фильм тебе скачаю. – серьёзным тоном произнёс преподаватель не сразу понятное ехидство – Вот мой номер для связи, на случай если у кого-то не получится явиться на дополнительные.
Он протянул телефон с номером на экране, но без имени, и мисс Морел обозначила его как “Профессор”. Они просидели, без малого, часа два, корпея над каждой строчкой её записей. Не поленившись, мистер Мартен достал её самый первый текст, отыскать который было довольно непросто.
Он хранил далеко не каждую работу, большинство были словно под копирку, но те, что заставляли его увидеть что-то новое, посмотреть на привычное по-иному, он сохранял, как свидетельство ещё неугасаемой любви к литературе.
Джейн нашла эту работу бездарной, наивной и не структурированной. Автора она представляла эдакой простушкой в цветочном платье, колышущимся на ветру, с открытым ртом, словно маленький щенок, бегущей по саду босиком. Этот образ показался профессору крайне забавным, схватившись за голову и сморщив удивлённый лоб, он поправил зачёсанные назад волосы, продолжив излагать мысль.
После того, как мисс Морел ушла, мужчина ещё долго сидел над оставленными ею бумагами. Что-то определенно было в её взгляде, что-то, что он никак не мог прочесть. Он говорил с ней, видел неподдельную злость и непритворно испуганные глаза, прижатого к стене оленёнка. Но он не ощущал себя победителем, даже когда чувствовал, что она готова была уступить.
Пожалуй, сказав, что она его почти не бесит, он погорячился, но теперь мистер Мартен с нетерпением ждал их новой встречи, полагая, что отыскал новый клад, разделяющий его тонкую и, временами, мучительную страсть. Несомненно, ему этого не хватало.
Он строил череду непроходимых дебрей из заданий, пока её не было рядом, подсовывал отдельные темы для сочинений и каждый раз выделял из толпы снующих студентов. Каждый раз, проходя мимо его стола, она здоровалась так, словно это была очередная лекция, но взгляд её был иным. Кажется, раньше заслушиваясь мастерством лектора, она глядела на него как на наставника, а теперь… Что было теперь, он разгадать не мог, но их перепалки порой доходили до смехотворного.
Находя очередной промах, он со смакующей ухмылкой обводил целые предложения ярко-красной ручкой, даже если оно казалось ему вполне приемлемым. Это фамильярное злорадство подстёгивало девушку, но её гнев периодически сменялся покорным вниманием.
– Как можно перефразировать это предложение? – мистер Мартен протянул лист бумаги с помеченным фрагментом и сложил руки перед собой.
Пустующая аудитория приобрела тихое дыхание, задерживающееся при каждом движении оппонентов, а весь кампус буквально замер в ожидании новой волны перепалок.
– Зачем его менять?
– Ты же не научный трактат пишешь. – чёрные глаза сверкнули непонятной ей эмоцией, и мужчина склонил голову набок.
– Литература должна развивать.
– Мысль, но не сводить с ума постоянными поисками в словаре.
– Пара таких вечеров, и словарь не понадобится. – промолвила мисс Морел, прижав плечи, на что профессор, передразнивая, протянул:
– Пара таких вечеров, и твоя литература отправится пылиться на полку.
– Какой же вы все-таки вредный.
– Я? – мужчина разразился хохотом, пока его собеседница нервно сжимала ручку.
– Вы сами читаете великих романистов, вам сложно их понять?
– Тогда и речь, и мысль строились иначе, сейчас нет смысла подражать ушедшей эпохе.
– Я с вами не согласна.
Пожалуй, если бы она согласилась и соглашалась всегда, вся магия этого, непохожего больше ни на что, общения улетучилась бы, оставив привычные нотки скуки и предубеждений.
– Упрямая. – грозно, но без жестокости заметил преподаватель – Хорошо, оставь всё как есть, я напишу тебе свою версию, и ты посмотришь, в чём разница.
– Вызываете меня на дуэль?
Поединок, призванный доказать молодой неопытности её слабые стороны, свою функцию выполнил, оставив на душе жгучее ощущение. Печальный упадок обезоружил профессора, и, впервые, он не знал, что сказать. Умна, несдержанна и, похоже, весьма ранима. Руки её покраснели и покрылись мурашками, она сняла очки и прикрыла глаза от усталости.
– Похоже, мы снова засиделись – заметил он, кинув взгляд в окно, за которым почти стемнело.
Как сонное дитя, Джейн побрела в сторону выхода, прихватив вещи и держа в руках очки. Её изящная фигура под облегающей тканью бежевого платья не отпускала, приковывая будто магической силой.
Когда тень силуэта пропала, спали и чары, и преподаватель вернулся в реалии, полные странных ощущений и сомнений. Что этой юной женщине удавалось пробудить в сознании? Влекла ли его литература или ему просто доставляло удовольствие наблюдать, как она злится, преодолевая себя? Ему казалось, если гнев забавляет, то не о каком сочувствие и речи быть не может, но стоило ей поникнуть, как радости и след простыл, оставив лишь своеобразное чувство и какую-то пустоту. Это чувство было похоже на то, что он испытывал, когда читал – невероятный подъём и стремительное падение духа.
Ему, почему-то, стало грустно оттого, что она, бесспорно, недолюбливала его, обижаясь на методы, которыми он пытался пробудить её окаменевшие представления о прозе.
Заметив своё неоднозначное состояние, которое обычно становится ясно для взора далеко не сразу, мистер Мартен одёрнулся, будто от холода, и принялся собираться домой. Он счёл очевидным абсурдность навязчивых мыслей об этой девушке и задался целью более не грезить об обществе её исключительной натуры.
Избрав отталкивающую манеру поведения, он, буквально, с порога осыпал девушку претензиями, правда пока мысленно, ибо на лекции в окружении десятка глаз не мог вести себя панибратски. Но стоило ей пройти мимо, кинув многозначительный взгляд, и с улыбкой произнести: “Здравствуйте” – как декорации вокруг падали, а десятки глаз превращались в ничто.
Пару раз он ловил себя на мысли, что смотрит на неё чаще, чем на остальных, раньше он предполагал это связано с тем, что она была его единственным слушателем. Сейчас же, он старался изо всех сил, лишь бы не посмотреть, порой насильно отворачиваясь, позволяя себе потерять контроль только тогда, когда она не могла этого заметить.
Занятия стали проходить под налётом таинственности, но никто из них не мог разобрать причину. Джейн пыталась понять отношения преподавателя к ней. Иногда ей казалось, что он ей симпатизировал, она была сложным проектом, но интересным, профессор сам это говорил, и, очевидно, он готовился к их встречам, часто передавая ей бумажки с заданиями прямо на лекциях, но иногда мужчина становился невыносимым. Его требовательность порой доходила до крайности, в попытке перекроить образ мышления он злился кричал и часто закатывал глаза.
Все вокруг знали об их дополнительной программе, потому что весь кампус стоял на ушах, когда их крики доходили до самой администрации.
Секретарь университета, миссис Бернар, одутловатая женщина лет сорока, пару раз делала замечание мистеру Мартену за некомпетентное поведение, но после его заверений и разговора с Джейн, она более не вмешивалась.
Разговоры о красавце преподавателе, Николасе Мартене, с которым можно было остаться наедине на дополнительных, ходили то тут, то там целый месяц, пока не стало ясно, что у всего кампуса не хватит денег, чтобы заставить его работать сверхурочно.
– Хватит втюхивать мне заученные фразы, Джейн! Ты пытаешься доказать, что умна? – не проходило ни дня, чтобы их беседа, начинавшаяся всегда крайне деликатно, не доходила до спора, в котором оба открывали новые возможности своего голоса.
– Я не пытаюсь выглядеть умнее! – кричала в ответ мисс Морел – Я так думаю!
– Хватит уже! Я пытаюсь вдолбить тебе не то, что ты глупая, а то, что ты забываешь думать самостоятельно. И я вообще-то тебя здесь не насильно держу. Хочешь – иди! Давай! Заняться мне больше нечем, как тебя уговаривать. Всё равно мы не сдвинемся с мёртвой точки, пока ты упрямишься. – он бросил ручку на стол и откинулся на стуле, скрипом возвестив о своём вердикте.
– Ладно. – упрямо прошипела Джейн, скрестив руки на груди – Я никуда не пойду.
Изменившись в лице, профессор нагнулся вперёд и словно дьявол со сверкающим взглядом пропел, как пленитель души:
– Я знал, что ты так скажешь. Только позволь задать вопрос, ты хочешь стать лучше, потому что судорожно стремишься к идеалу или хочешь познать то, что тобой ещё неизведанно?
– Я бы хотела выбрать второй вариант, но…
– Ясно. Зачем же вас делают такими правильными?
Мисс Морел поняла, что это был риторический вопрос, но его демонический взгляд и в ней пробуждал язвительность от нежелания покоряться.
– Это следующая тема для текста? – передразнила студентка.
– Почему бы и нет. Подготовь мне анализ данной темы. Если мне вдруг покажется, что ты говоришь чужими словами, я тебе влеплю двойку и не допущу до экзаменов.
Каждый раз возвращаясь домой после наступления темноты, Джейн тихонько следовала в свою комнату, лишь бы не отвечать на неудобные вопросы. И хоть её мать всегда точно знала, в котором часу возвращается дочь, впервые нарочно подловила её на входе в комнату.
– Ты стала поздно возвращаться, – обеспокоенно заметила женщина – у тебя всё хорошо?
– Да, просто пару раз в неделю хожу на дополнительные по литературоведению.
Она открыла дверь, обозначая, что готова закончить разговор, но у матери всегда был набор вопросов, которые она непременно должна была задать.
– У тебя проблемы с успеваемостью?
– Нет, просто хочу повысить свой балл – “и я уже пару месяцев бьюсь над этим” добавила про себя девушка.
– Да, это правильно, ты уж постарайся, важно закончить хорошо.
– Конечно.
Закрытая дверь подпирала личные границы, а мысли о профессоре подпитывали разрушающий порыв к превосходству. Он хотел сочинение о стремление к правильности, так пусть получит “Печальный трактат из уст неидеальной идеальности, о трагичном пути к туманному идеалу, вследствие недовольства и равнодушия, где вся это писанина – лишь повод уйти от жгучей реальности и доказать самому себе, что ты не ничтожество”.
Впрочем, искусство любит страдание, и Джейн точно знала, что человек, так его любивший, обязательно поймёт её слова.
“Счастливые люди не творят искусство” так она назвала свой текст, но отдавать не стала, желая лично видеть, как он будет его читать.
Мисс Морел подозревала, что профессор играет с ней, она не могла поверить в то, что тот говорил. Бесспорно, он был прав во многом, но его красная ручка явно переигрывала, захватывая порой то, что в редактуре не нуждалось. Она знала это, потому что всегда слушала его лекции, то, что он говорил и как, и он наглым образом преуменьшал значения, будучи тем ещё умником.
– С пометкой на пару стилистических ошибок, – пояснял мужчина, повернувшись спиной к студентке – это было хорошо. Мне понравилось, где ты пишешь, что: “счастье любит тишину, а искусство мучения” – пессимистично, но, в целом, неплохо.
– Только не говорите про четвёрку…
– Зато уже твёрдую – это победа. – он присел на край стола, поправив рубашку – Твоя эмоциональность вывела нас на верный путь. Когда ты спокойна и сосредоточена, слишком много думаешь, от этого лезет ненужная чепуха.
– Я не понимаю, чего вы от меня хотите.
– Писатель пишет эмоционально, но сдержанно, о сложных вещах простым языком, о великом, но актуальном. Я знаю, что ты можешь так.
– С чего вы решили, что мне это нужно? – дёрнулась Джейн, накрывая невидимой пеленой труды своей жизни.
– Пишешь – не пишешь – дело твоё, но ты можешь. И ты ведь здесь.
Мистер Мартен прочитал огромное множество книг и научных статей, сам он написал немало работ, хоть и не находил в процессе ничего увлекательного, ему больше нравилось погружаться в мир, а не создавать его. И он был уверен, что она писала, он знал это, как и то, что его звали Николас Мартен или, что он был мужчиной.
Всё познаётся в сравнении, но такой уровень как у неё не мог быть следствием лишь учёбы в университете и «комплекса отличницы». Оттого ему было крайне любопытно узнать её мнение, предпочтения, всё что угодно, лишь бы почувствовать мир, созданный кем-то вроде неё.
2
Университетский кампус – огромный комплекс, чем-то схожий с современной интерпретацией замка Дракулы, особенно в свете закатного солнца, стена, уложенная коричневым камнем, играла тенями и красками. Состоял комплекс из главного здания, с администрацией, столовой, библиотекой и несколькими аудиториями, использующихся в основном для общественных мероприятий, пары учебных корпусов, где кипела жизнь почти беспрерывно, и здания общежития. Вуз престижный и насчитывал несколько филиалов по всему городу. Этот же был с творческим уклоном: литература, искусство, философия. Направления, которые сосредоточили в себе гениев не от мира сего, любителей и просто ценителей, а также тех, у кого были деньги на образование, и кто мог позволить себе хвастливо надеть берет и не учиться.
Не то чтобы в кампусе не имелось безалаберных подростков с алкоголем вместо нейронных связей, жаждущих заманить в свои сети как можно больше бесхребетных, но публика была на редкость спокойная. В главном зале иногда даже проводили вечеринки, по правилам без алкоголя, конечно, впрочем, вряд ли это когда-то кого-то останавливало.
Столовая хорошо кормила, но множество заядлых любителей искусства, что проводили много времени, изучая работы давно умерших столетий, предпочитали много кофе и быстрые перекусы. А потому почти в каждом корпусе стыдливо воздвигалась кофейня, неоновой вывеской ослепляя спокойную архитектуру здания, и, не без успеха, пытающаяся перетянуть внимание сонных зверьков на себя.
В одной из таких кофеен Джейн была не то, чтобы постоянным гостем, но захаживала иногда порадовать себя любимым Брауни за усердную работу. По обыкновению с книгой в руках и сумкой на плече, она, переминаясь с ноги на ногу, гипнотизировала витрину в поисках десерта, которого почему-то не находила. Вокруг стоял лёгкий гул болтливых студентов, а в воздухе витал запах жаренных зёрен, корицы и тёплого молока.
