Георгий Агафонович Константиниди "Скакуны Зеленых Лугов. Плащ Атласа"

– Пап, что ты дуешься? – Помпея сделала милое личико и кукольные глазки.

Плутарх злобно фыркнул:

– Ты опять ходила на опушку?

– Меня никто не видел.

– Пусть даже так, на опушку ходить запрещено! Лучше бы ты играла с другими жеребятами.

– У них не все дома!.. – возмутилась Помпея.

За ближайшими деревьями завыли жеребята:

– Кусь, кусь!

Помпея поморщилась от гадких словечек. Плутарх смолчал.

– И вообще, почему мы должны прятаться? Кроме нашего леса есть куда более интересные места! – Помпея не первый раз заводила разговор о лошадях и сейчас снова пыталась убедить отца.

– В этих «интересных местах» нам не будут рады, Помпея! – теперь малышка промолчала. – Пойми, в Елисейском лесу мы все живем… Это наш дом. Нет ничего важнее дома, пусть он не идеален, но это дом, понимаешь?

Помпея лишь скорчила гадкую рожу и высунула язык.

Плутарх устало вздохнул:

– Думаю, однажды поймешь. Идем на проповедь.

Малышка гордо пошла за отцом, а он шагал медленно и устало. Плутарху было уже восемьсот семь лет, и старость начинала сказываться. Помпея упорно не замечала этого, ее куда больше беспокоили крики жеребят:

– Помпея! Кусь-кусь! Мы кусь!

Она не понимала, что вообще означают эти слова? Вроде призыв к игре, но сверстники ее упорно избегают; вроде оскорбление, но делают это слишком приветливо. Оставалось только игнорировать.

Сама проповедь проходила возле огромного ясеня, на стволе которого был искусно вырезан змей, кусающий себя за хвост. Это Уроборос, или как его еще называли, Великий Созидатель. Помпея величала его про себя сэр Змей.

Единороги встали в ряды, и жрицы запели церемониальную песню. Голоса всех единорогов из Клана Атропа слились в один, а лес вокруг озарился слабым свечением, мигающим, как сырой факел.

Раньше не было всего!

Ни лугов, ни высоких гор.

И лишь голос его, как хор,

Разжег яркие жизни костров.

О Уроборос, о Уроборос!

Ты дай жизни и мысли огонь,

Твой свет принесет покой.

Раньше была смута и раздор!

И король, чьи рога как соль

Белы и деревьям подобны!

И правит нами король,

Рога белы, словно соль

И деревьям подобны!

О Уроборос, о Уроборос!

Ты дал нам наместника

Что дал жизни и мысли огонь,

И принес сладкий покой!

Помпея во время песни украдкой поглядывала на стеклянный сосуд с узким горлышком на железной треноге. Лунный песок[6 - Лунный песок – бесполезное алхимическое соединение. Созданное единорогами алхимиками, но почему-то лошади уверенны, что оно может выявлять единорогов в маскировке.] вытек из него в глиняную чашу только на треть. Единорожка вздохнула: еще полсосуда[7 - Полчаса. Всего проповедь длится по реальному времени 2 часа 40 минут.] ждать, когда закончится песнопение, а потом еще столько же слушать молитвы!

От такого уныния Помпея снова захотела взвыть, как порой это делали другие единороги. Да, в Елисейском лесу встречалось много таких обезумевших рогачей. И братья Лиловороги были не единственными, кто целыми днями выли на небо и носились по округе с дикими воплями. Другие тоже сходили с ума и прыгали в бездумном танце. Многие из них жили в центре селений, где туман из Оврага Белого Древа порой поднимался и заполнял землю на несколько кустов[8 - Несколько метров по площади.]. Даже здесь в храме под сводами деревьев Помпея видела его серые щупальца.

Как говорили святые жрицы: «Этот туман исходит от Древа – дара Белокрылого Короля. Туман дарует еще более долгую жизнь, не бойтесь ходить к оврагу и дышать его воздухом».

Помпее совершенно не хотелось ходить к оврагу, там было жутко. Но отец все равно брал ее туда. Стоило Плутарху вдохнуть пары, как он падал навзничь и засыпал мертвым сном. А Помпея от страха затыкала нос и рот сначала копытами, а потом начала брать с собой листья мяты. Так она поступала и на церемонии Белого Древа.

Пусть ей не нравился этот туман, но она относилась с большим уважением к «подарку» Белокрылого Короля, даже если он казался невыносимо странным.

Помпея смутно помнила тот день, когда загадочный незнакомец в черной сутане принес росток Белого Древа. Она тогда была еще совсем маленькой, и мама кормила ее кашей из пшеницы. Помпея помнила только эту фигуру в черной сутане и небольшое серое семечко на красной пуховой подушке.

Остальное Помпея узнала от старого единорога Герата, которому было уже под тысячу лет. Он – единственный интересный собеседник в Елисейском лесу. Герат поведал, что странный чужеземец принес семечко белого древа и повелел посадить в полнолуние. После того как семя быстро проросло, мама Помпеи, Персия, попыталась вырвать росток с корнем, но ей помешали. Что стало с ней дальше, Герат не знал. Молодые единороги любили рассказывать сказки, будто Персию Голуборогую изгнали, и агийвцы насадили ее на пики.

Такая злая легенда вызывала у Помпеи гнев и кучу вопросов: почему мама пыталась вырвать священное древо? Что стало с ней потом? Если ее убили агийвцы, то странно, ведь отряды пограничников появились только девяносто лет назад, а Персия пропала сотню лет назад. И было еще несколько мелких вопросов: кем был тот незнакомец? Как он выглядел? Что вообще делает Белое Древо?

Хотя… На последний вопрос Помпея знала ответ. Его поведали священнослужители, у которых она стажировалась. Белое Древо отправляет достойных единорогов в особое место. Это не Селения – Лунный город, как рассказывал Герат, а некие Аидовы Луга – рай для единорогов, в котором нет ничего кроме наслаждений.

Помпея хотела знать побольше об этом месте. Но поскольку точной информации нет, малышка фантазировала, что в Аидовых лугах зеленая травка, редкие деревца с сочными плодами и много захватывающих книг.

Последнее было особенно важно, потому что книги у единорогов являлись обычными молитвенниками, которые невыносимо читать. Помпея их… нет, не выкидывала, а просто теряла где-нибудь в кустах.

Плутарх частенько негодовал:

– Ох, ты сведешь меня в могилу! Помпея, перестань забивать в мой гроб новые гвозди! Я бы трижды перевернулся в земле из-за твоего поведения, дочка!

Все отцовские реплики связаны со смертью. Только Помпея всерьез их не воспринимала. Вот Герату уже тысяча лет, и он до сих пор жив. Хотя он мало что говорит, но рядом с Помпеей становился невероятно общительным. И он единственный, кто не бывает на проповедях и не читает молитв. Как он объяснял:

– Уробороса не нужно просить, чтобы он услышал. А Белорогий Король всегда будет в наших сердцах, а не в статуях и песнях.

Помпее нравились такие речи. Она даже завидовала Герату: он не торчит целыми солнцами на молитвах.

Песок из сосуда высыпался уже наполовину, а солнце постепенно поднималось к зениту. Мрачный лес наполнялся ярким светом, проникающим сквозь густую листву. Малышке казалось, что церемония никогда не закончится, но вот жрицы взяли высокую ноту, а сосуд опустел…

– Спасибо всем, кто явился к нам почтить Великого Созидателя! Да воссияют ваши звезды!

В ответ единороги прокричали:

– Да восславится Белорогий Король!

После песнопения Помпея с отцом под шутки и оскорбления малышей отправились домой, а затем по обыкновению занялись садом. Время от времени другие единороги приходили к Плутарху, чтобы вылечить свои «недуги».

Так Галеон Желторогий пришел с жалобой на копыто:

– Поставил я его на корень старого древа, может, оно на меня порчу в обиду нашлет? Помоги.

Помпея устало закатила глаза. Только с такими просьбами к папе и приходят. Просят демонов отвести или духов отпугнуть, ну или от плохих примет защитить. Помпея отрицала суеверия. Порой она думала: может, с ней что-то не так, как и говорит отец?

– Помпея, скачи в шалаш, принеси мои амулеты и мази, – затем Плутарх обратился к Желторогому. – Сейчас все отведем, а ты рассказывай подробно. Как и когда наступил, что чувствовал, когда оскорбил старое дерево?

Помпея послушно поскакала. В шалаше находилась мебель, изготовленная из мертвых деревьев. Несмотря на ненадежность такого материала, магия единорогов смогла облагородить гнилую древесину. Жаль, что искры магии, которые выпускают единороги, только и годятся для того, чтобы переделывать всякий мусор.

Помпея много слышала от Герата о силе единорогов: как они могли управлять огнем и водой, воздухом и землей. И как могли сиять подобно ярким звездам в темных пещерах.

«Славные были времена», – прозвучал скрипучий кряхтящий голос в воспоминаниях.

Малышка только согласно кивала. Она очень хотела засветиться подобно маленькой звездочке, но отец убеждал:

«Это в прошлом. Мы не должны летать в облаках, Помпея».

Плутарх говорил это с грустью в голосе. И было ясно, что лекарь тоже мечтает о магии. Но пока он просто лекарь, и сейчас Помпея подходит к старому шкафу и достает оттуда деревянного змея на веревочке, кусающего себя за хвост.

Галеон был так рад, что получил амулет защиты; неважно, что у него их пять штук, лишним не будет. Помпея с тоской глядела, как довольный клиент гарцует прочь от их шалаша.

– Что толку от амулетов? – пробубнила единорожка.

Отец недовольно на нее покосился, а дочь продолжила:

– Если дерево обиделось на него, что мешало Галеону попросить прощения?

– Мы не можем общаться с деревьями, Помпея.

– А Герат говорил, что раньше могли! И даже дружили с дриадами.

Плутарх вздохнул:

– Герат уже стар, малышка, он много что рассказывает… В том числе и байки о мире в Зеленоземье.

– А разве сейчас не мир? – Помпея притворно заинтересовалась.

Плутарх удивленно посмотрел на дочку.

– Герат тебе разве не рассказывал?

– Нет, – соврала Помпея.

– Ты, значит, и песни на церемониях не слушаешь? И не поешь? – отец спросил с нескрываемой печалью, ведь получается, что его дочь вообще не верует, а это грозит страшным несчастьем.

– Почему, пою и слушаю… Только не понимаю, – малышка снова слукавила.

Помпее очень хотелось услышать, что расскажет отец о событиях, произошедших тысячу лет назад.

Плутарх призадумался.

– Ладно, сейчас все разъясню, – набрав побольше воздуха, он начал сказ. – Много лет тому назад в Зеленоземье правил мудрый Белорогий Король… – Помпее привиделась в тени белая фигура, с чего вдруг? – Его доброта и мудрость освещали все земли Гинеи. Под его покровительством у всех народов не было недостатка в еде, воде и в свободе, – Помпея услышала счастливый смех и цокот копыт, наверно другие жеребята. – Правя из своей Олимпийской вышки, стоявшей на Белых равнинах, Белорогий Король видел каждую живую душу, – Помпее почудилось, что кто-то взмахнул крыльями прямо возле нее, наверно пичужка. – Но он не смог увидеть предателя в своих рядах!

Тень от шалаша стала темнее или нет?

– Однажды в темную грозу раздался крик, и верные придворные нашли своего правителя с воткнутым ножом в спину, – на плечо Помпее упала чья-то слеза… Нет, это просто роса. – Много дней народы скорбели о своем короле и неустанно искали убийцу и предателя. Но тот так и не был найден, – это что, крики? Кто-то ссорится? – А неприязнь между народами росла, и вскоре начались войны! – звучит звон мечей, вернее, шелест листьев. – Народы в попытках доказать свою невиновность проливали реки крови. И когда племена начали мельчать, их правители провозгласили: «Уйдем мы в свои земли со своими подданными! Нет нам больше желания сражаться с подлецами!» Так и ушли народы Зеленоземья в свои королевства, и не стало больше доверия и мира между племенами. И будет так вовеки веков!

Помпея вдруг услышала монотонные голоса за спиной и в ужасе обернулась.

– В чем дело? – забеспокоился Плутарх.

– Папа, ты не слышал? – единорожка пыталась высмотреть в чаще хоть кого-нибудь…

– Не слышал что?

– Да ничего…

Плутарх засобирался в шалаш за дневником, и Помпея задала вопрос:

– Как ты думаешь, кто был предателем?

Лекарь задумался.

– Тот, кому Белорогий Король более всего доверял.

Отец понуро побрел за дневником, но его окликнула Клима Розоворогая.

– Плутарх!

Ее белая шерсть изящно сверкала в редких лучах солнца, проникающих сквозь листву. Она грациозно гарцевала, прижимая к себе старый горшок с… засохшим растением?

Помпее показалось, что такое украшение не сочетается с волосами, закрученными в хвостик, и голубыми резными браслетами на копытах. Но что не сделает красавица Розоворогая, чтобы завоевать сердце любимого?