Среди этих эмигрантов был адвокат Уго Дзанни, с которым она очень подружилась; благодаря ему она изучила итальянский. Она пришла в восторг от храбрости этих шумных революционеров, от их рассказов, от силы их убежденности, от теплоты их характера. Ее поразила редкая щедрость итальянской души. Однокурсники посмеивались над ней, эти дружеские узы казались им мистическими, они замечали, что, когда она разговаривает с итальянцами, глаза ее светятся по-особенному. Вся последующая жизнь Анжелики будет связана с Италией: она попадет под очарование латинского темперамента. В присутствии итальянцев она, кажется, выходит «из тьмы и холода под яркие лучи средиземноморского солнца»[14 - «Моя жизнь». С. 21.].
Анжелика по-прежнему робкая, неуверенная в себе девушка, она не решается примкнуть к горячим спорам других студентов. Она только слушает и впитывает их разговоры. Девушка восхищается своими соотечественниками, участвовавшими в революционных событиях и в покушении на царя как раз в тот день, когда она с букетом в руках стояла на перроне, ожидая царский поезд. Теперь, по прошествии многих лет, она думает о них с любовью.
Однако все свои силы, всю энергию она отдает не политике, а учебе. Преподаватели вызывают ее восхищение. Самый любимый – социалист Селестин Демблон, он читает курс современной французской литературы. Демблон был учеником Виктора Гюго, а Балабанова совершенствовала свой французский язык на его книгах. А еще – Эмиль Вандервельде, один из основателей университета, будущий председатель Социалистического интернационала, в 1924 году ставший министром иностранных дел Бельгии. Когда он входит в аудиторию, студентки не сводят с него взгляда. Однако обаятельному и физически привлекательному Вандервельде Анжелика предпочитает некрасивого и невзрачного Демблона, которому она посвящает свою пробу пера: описание ссоры между Демблоном и депутатом-реакционером, закончившейся дракой. Отстаивая правоту любимого профессора, Анжелика зачитывает свое аллегоричное сочинение группе студентов, и в этот момент в аудиторию входит главный герой повествования. Кровь приливает к ее щекам, во рту пересыхает, она прикрывает лист рукой, но профессор просит ее продолжать, и она, набравшись храбрости, дочитывает до конца. После лекции Демблон провожает девушку домой. Так начинаются их теплые отношения, настоящая крепкая дружба.
Однако в политическом становлении Анжелики важную роль сыграл человек, которого она не могла встретить ни в одном другом университете, кроме Народного дома. Это Георгий Плеханов. По его книгам по философии и теории марксистского движения учились многие революционеры, включая Ленина. Именно Плеханов открыл ей, что такое наука, материалистическое понимание истории. Для Анжелики это луч света, освещающий ее будущее.
Она принимается читать на немецком «Капитал» Карла Маркса и все работы своего нового кумира. Изучает языки: сначала итальянский, потом английский. Ее очень интересует Англия – страна, которая больше других может помочь ей понять современный капитализм. К тому же в Лондоне похоронен Маркс. Она на четыре месяца уезжает в английскую столицу, где продолжает изучать язык и работает над диссертацией по философии и литературе. Но у нее мало денег: тех, что присылает ей мать, недостаточно, чтобы платить за жилье. Анжелика ищет подработку. Она присматривает за ребенком в богатой семье, а в свободное время ходит в Гайд-парк, где слушает ораторов, выступающих перед прохожими, стоя на стуле. Так она повышает свой культурный уровень. Она читает горы книг, пропадая неделями в библиотеке. Но ее мучает один вопрос. Стала ли она марксисткой, потому что действительно глубоко прониклась идеями, или же это случилось под воздействием экономистов и философов, преподававших в новой для нее обстановке? Чтобы ответить на этот вопрос, она решает подвергнуть себя испытанию: послушать лекции других ученых с мировым именем, настаивающих на противоположной точке зрения, защищающих существующее положение вещей.
Она выбирает Лейпциг, самый «бунтарский» город Германии, однако там царит классическая академическая атмосфера. Именно здесь она впервые встречает Розу Люксембург: вот кому хочется подражать, она всеобщий кумир, самая умная социалистка.
Без сомнения, Роза Люксембург была одним из самых одаренных людей того времени. У нее были все качества, которые обычно приписывают мужчинам, и в то же время в ней не было ни грана феминизма или антифеминизма. Она любила природу, искусство, животных. Выйдя с собрания, на котором она отстаивала самые смелые идеи, Роза останавливалась, чтобы убрать с дороги червяка, которого могли раздавить, или любовалась цветком, или гладила какое-нибудь животное[15 - Balabanoff A. Memorie, Societ? editrice L’Avanti!. Pp. 92–93.].
Анжелика прочитала все книги и статьи этой польской революционерки, так быстро занявшей свое место в немецкой политике благодаря интеллекту. Она изучила каждую деталь в Bernstein-Debatte – полемике, развернувшейся вокруг статей, опубликованных в Neue Zeit[16 - «Новое время» (нем.) – журнал Социал-демократической партии Германии. Издавался в Штутгарте в 1883–1923 гг. – Прим. ред.] Эдуардом Бернштейном, известным теоретиком реформизма в немецкой социал-демократии. Бернштейн критиковал некоторые тезисы Маркса, например о постепенном обогащении меньшинства и обнищании рабочего класса. Крайнему пессимизму Маркса он противопоставил постепенные реформы.
Именно в годы, когда Анжелика учится в Брюсселе, а точнее в 1899 году, развязывается эта нашумевшая полемика, в которой свое слово сказала и Роза Люксембург: ее книга «Социальная реформа или революция» имела грандиозный успех. В ней она подвергла жесткой критике идеи Бернштейна, который в реформе капитализма видел конец классовой борьбы. А в глазах польской социалистки эти теории подрывали основы существования социалистической партии:
«Оппортунистическое направление в партии, сформулированное Бернштейном, – не что иное как бессознательное желание обеспечить преобладание мелкобуржуазных элементов, проникнувших в партию. Проблема социальной реформы и революции – это другая сторона проблемы мелкобуржуазного или пролетарского характера рабочего движения»[17 - Люксембург Р. Социальная реформа или революция. М., «Красная новь», 1923.].
Молодая Балабанова полностью на стороне Люксембург, ее идеи отныне навсегда станут ключевыми в миропонимании Анжелики. Она познакомится с Розой в Народном доме Лейпцига: однажды Анжелика случайно окажется рядом с польской революционеркой. Они подружатся и часто будут сидеть вместе на международных съездах социалистов.
Анжелика вдыхает свежий воздух, находясь рядом с великими интеллектуалами левого направления, и погружается в водоворот нового века, открывающего перед ней новые идеи, крупные политические движения. Пролетариат становится более сплоченным, создаются многочисленные партии. Она счастлива: теперь жизнь ее имеет смысл, она участвует в деле освобождения человечества. Ее жажда к знаниям неутолима.
После Лейпцига Балабанова едет в Берлин, где посещает лекции по политэкономии Адольфа Вагнера. Но тамошняя атмосфера кажется ей душной, недоброжелательной, слишком буржуазной. Немецкие университеты видятся ей «казармами», города как бы окутаны «сырым туманом»[18 - «Моя жизнь». С. 31.]. Студенты в аудитории громко топают ногами, выражая патриотические настроения, а профессора приветствуют студентов короткими и надменными кивками[19 - Там же.].
В отличие от Брюсселя в немецких университетах мало женщин-студенток, а таких, как Балабанова, изучающих политэкономию, – еще меньше. Русская девушка страдает и наконец решает, что пуританская университетская жизнь в Германии не для нее. Здесь, в этом северном тумане, перед Анжеликой забрезжил луч света. Среди студентов-социалистов часто упоминалось имя Антонио Лабриолы, университетского преподавателя, который развивал «научные мысли» Маркса в Италии. Там, в Риме, солнце светит круглый год, в университетах кипит жизнь, политика вызывает живой интерес. Любой студент, серьезно воспринимающий революционное движение, отдал бы правую руку за возможность учиться у Лабриолы[20 - Там же. С. 32.].
Анжелика Балабанова упаковывает свои книги, прощается с товарищами и садится на поезд Берлин – Рим. Так начинается новый период ее жизни.
Глава третья
Италия: любовь на долгие годы
Снова стучат колеса поезда, снова можно предаваться мечтаниям. Ей не терпится скорее приехать в Италию, познакомиться с ее культурой, послушать лидеров социализма Средиземноморья. В Риме у нее есть только один знакомый: беженец-социалист, которого она встретила в Брюсселе. Он помог ей найти жилье в меблированных комнатах недалеко от церкви Санта Мария Маджоре. Здесь она встречает Елену Пенсути, с ней они гуляют по столице и знакомятся с местами, где проводят время студенты.
Атмосфера в римском университете очень отличалась от той, что царила в берлинском и лейпцигском. Здесь не было формализма, который так угнетал Анжелику. Ее поразило, как преподаватели приветствуют студентов, а те отвечают им «с непринужденной учтивостью»[21 - «Моя жизнь». С. 33.]. Каждому преподавателю можно было задать любой вопрос во время лекции. И еще: к студентам – и к девушкам, и к юношам – относились одинаково. Ее удивила одна деталь: поведение студенток из богатых и консервативных семей. Они одевались со вкусом и изяществом, и их сопровождали монахини или дуэньи. Но едва ступив на порог университета, они оставляли сопровождающих дам и ускользали на свидание к женихам или поклонникам. Не то чтобы Анжелику это задевало, просто ей казалось, что эти благородные девицы придерживаются гораздо более свободных взглядов, чем те женщины, которые выступали за «свободу пола».
Итак, в центре ее нового мира – Антонио Лабриола. Этот преподаватель философии и политической этики становится ее кумиром. У него были знакомства самого высокого уровня с немецкими социал-демократами, он писал статьи в Neue Zeit, а это издание – библия мирового левого движения. Он вступил в полемику между Бернштейном и Люксембург, а с Энгельсом состоял в долгой переписке, что помогло понять и углубить идеи Маркса в Италии. Его интеллектуальный труд не ограничивался университетскими аудиториями: он сумел преобразовать застывшее социалистическое движение в Италии в партию. На Женевском съезде 1892 года Лабриола не примкнул к Итальянской социалистической партии – он всегда держался на расстоянии от политической арены ввиду критического склада ума: социалисты-теоретики должны быть не руководителями, а лишь учеными. Его теория была такова: в сознании трудящихся политическая партия не возникает сама по себе, для этого нужно время, обучение, знания. Не просветительская проповедь, а длительное и терпеливое обучение масс приведет к созреванию их сознания. Он знал, что «когда “некоторые” более или менее социалисты обращаются к необразованному пролетариату, аполитичному и по большей части реакционно настроенному, они почти всегда рассуждают как утописты и действуют как демагоги»[22 - La corrispondenza di Marx e Engels con gli italiani 1848–1895, a cura di G. Del Bo. Feltrinelli, Milano, 1964. P. 510.]. Для Анжелики это был образец интеллектуала-социалиста.
Анжелика считает «редкой привилегией» возможность слушать лекции Лабриолы. Он учит студентов мыслить оригинально. Однако она не воспринимает эту главную мысль: марксизм Балабановой долго будет оставаться крайне ортодоксальным, схематичным, не признающим раскола.
Там, в аудитории римского университета, на лекциях Лабриолы, она решает вступить в социалистическую партию Италии.
В Италии социалистическая партия уже представляет собой арену борьбы между реформистами и максималистами. Русской студентке пока недостает опыта, чтобы решить, к какому крылу примкнуть. Для нее партия – союз апостолов и братьев, объединенных на пути к земному раю. Она еще не поняла, какое чудовище эта политика и люди, занимающиеся ею. Она еще не осознала на собственном опыте, что худшее предательство – то, что совершает твой товарищ, тот, кто стоял рядом, тот, кто делил с тобой все тяготы и опасности. Но молодая Балабанова, слушая внутренний голос, доверяется инстинкту, примыкает к более радикальному крылу, которое в то время представляет Энрико Ферри. Лично к нему она не испытывает симпатии. Она считает его слишком поверхностным, в отличие от Леонида Биссолати, бывшего «воплощением антидемагогии». И все же ее привлекает революционное течение, а не правое, которое придерживается постепенности в преобразованиях. Анжелика очень внимательно слушает Лабриолу, который замечает эту девушку, не пропускающую ни одну его лекцию, сидящую «в дальнем углу класса»[23 - «Моя жизнь». С. 34.], с таким интересом и вниманием следящую за его мыслью. Вскоре ему становится известно, что русская студентка легко переводит политические и философские статьи с русского языка на французский и немецкий И что она вступила в ИСП (Итальянскую социалистическую партию) и хочет нести «социалистическое слово» в народ. Анжелика попадает в узкий круг студентов, которые после лекции сопровождают профессора в кафе Aragno. Лабриола весьма едко выступает против некоторых политических деятелей, особенно реформистов. Биссолати и Турати он называет ремесленниками от политики. Он самолюбив: показывая Анжелике свою новую книгу, называет себя единственным марксистом в Италии. И завещает это интеллектуальное звание Балабановой: «Когда я умру, останетесь только вы. Вы должны быть исполнителем моей марксистской воли»[24 - «Моя жизнь». С. 35.].
Она обожает «учителя», но, когда начинает приходить к нему домой, немного разочаровывается: ее удивляет одна его слабость – по отношению к дочери, которая настолько самоуверенна, что преподает в университете. Этот потрясающий профессор использовал все свои связи, чтобы устроить Терезу на это место. Лабриола испытывал почти патологическое преклонение перед дочерью. Однажды Анжелика пришла к нему домой и Лабриола решил ей кое-что показать. Проповедник марксизма провел ее в какую-то темную комнату, и там, открыв окно, указал на бюст Терезы, стоявший за бархатным занавесом: «Как он вам нравится? Жаль, что скульптор неточно воспроизвел ее прическу»[25 - Там же. С. 36.]. Студентка воздержалась от комментариев. Проведя рукой по голове статуи, он смахнул пыль. Они вышли на цыпочках, будто боясь разбудить спящего ребенка.
Рим не был эпицентром политического движения, однако здесь был парламент и работали лидеры итальянского социалистического движения, основатели ИСП. Анжелика со своей новой подругой Еленой Пенсути стала заходить в редакцию Avanti![26 - «Вперед!» (итал.) – итальянская газета. Выпускается с 1896 года. Была создана как центральный орган Итальянской социалистической партии. – Прим. ред.] и частенько прогуливалась недалеко от дворца Монтечиторио, где получила возможность познакомиться с Турати, Тревесом, Моргари, Прамполини и другими депутатами парламентской группы. Несколько раз девушек приглашают посидеть с ними в ресторане. Они слушают горячие споры на политические и культурные темы, но сами высказаться не смеют. Первым лидером ИСП, с которым русской девушке удается установить сотрудничество, становится Леонида Биссолати, редактор Avanti! представитель правого крыла реформистов. Днем Анжелика ходит в редакцию – единственное место, где можно найти немецкие марксистские журналы, главным образом Neue Zeit, и беседует с этим доброжелательным господином. Она, будучи высококлассной переводчицей, предлагает ему свои услуги. Биссолати распахивает перед ней двери редакции и признается, что чувствует себя намного моложе, когда с ней разговаривает.
Вторым человеком, вызвавшим восхищение Анжелики, была Анна Кулишева, 1853 или 1857 года рождения (русским интеллигентам нравится окутывать свое происхождение загадочным флером). Аня Розенштейн (это настоящее имя Кулишевой) тоже происходила из очень богатой еврейской купеческой семьи, жившей недалеко от Симферополя. Ее биография удивительна. Будучи молодой нигилисткой, она познакомилась с Бакуниным, вела переписку с Энгельсом. Став анархисткой, она встала в один ряд с социалистом Андреа Коста, от которого у нее родилась дочь. Теперь она товарищ Турати и как врач-гинеколог занимается вопросами условий жизни женщин. Ее миланский салон становится «чем-то мифическим»[27 - Casalini M. La signora del socialismo italiano. Vita di Anna Kuliscioff. Editori Riuniti, Roma, 1987. P.172.], и все дискуссии по политическим и культурным вопросам проходят в квартире, полной книг и газет, что находится над Галереей на Пьяцца Дуомо. Балабанова ждет не дождется момента, когда сможет познакомиться с живой легендой феминизма, во главе угла которого ставятся условия жизни работниц. (В 1900–1902 годах Кулишева занималась подготовкой проекта закона против использования женского и детского труда.)
Все это сделало Анну, целыми днями занятую политической борьбой, в глазах Анжелики еще одним примером для подражания. Анжелика уверена: у нее в руках весь мир и у нее хватит сил его изменить. Она свободна, энергична, выступает против конформизма. Она ездит на велосипеде: вот она быстро мчится по улице Корсо – римляне возмущенно смотрят ей вслед, в глазах их осуждение. Даже ее привычки выдают в ней революционерку. Она отринула старые семейные традиции, отбросила сексуальные табу. Первые ее любовные отношения были свободными: она не признает никакой любви или замужества. Она не хочет создавать семью, не хочет детей: тот, кому предстоит готовить революцию, не имеет времени ни на что другое. Чернигов – это уже далекое прошлое. Она выбрала служение социализму и живет в бедности. В 1903 году она пишет семье письмо, в котором отказывается от всего своего наследства в пользу братьев и говорит, что ей достаточно ежемесячного пособия[28 - Письмо хранится в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), фонд Балабановой.]. В остальном она не хочет иметь ничего общего со своей буржуазной семьей. Однако политика пока еще тянет ее в Россию, где постепенно назревает революция 1905 года. Ей хочется быть здесь, чтобы участвовать в борьбе против тирана. Это не для таких начинающих революционеров как она: даже ее соотечественники советуют ей не делать этот шаг. Лучше оставаться в Италии: партии нужна эта девушка, готовая к кропотливой работе по пропаганде и просвещению людей в деревнях и на рабочих местах.
Социалисты внимательно следят за передвижением итальянских трудящихся, за их обучением и помощью им в чужой стране. Кто в таком деле может быть лучше этой старательной и прилежной девушки?
Я узнала, что швейцарский город Сент-Голл с его огромными текстильными фабриками, на которых работали тысячи итальянцев – особенно девушек и женщин, – и с многочисленными итальянцами-каменщиками был важным центром эмигрантов. Я поехала в Сент-Голл.
Этот город расположен в так называемой немецкой Швейцарии, и немецкий язык является там официальным. Народный дом, который служил штаб-квартирой швейцарским профсоюзам, также был и местом сбора иностранных рабочих, среди которых преобладали итальянцы. Я сразу же увидела трудности, которые испытывали иностранцы как в отношениях со своими работодателями, так и с товарищами по профсоюзу. Благодаря своему умению говорить на многих языках я поняла, что могла бы оказывать итальянским рабочим помощь в качестве переводчицы[29 - «Моя жизнь». С. 40.].
Она становится профессиональным агитатором. Первым ее партийным поручением стала работа в профсоюзе Сент-Голла: она преподавала немецкий язык, вела воспитательную работу. У нее было призвание – содействовать росту сознания и повышению культурного уровня итальянских рабочих. Первое ее выступление состоялось в декабре, в клубе немецких социалистов. Анжелика должна была выступить перед целым залом, где собрались рабочие. Она боялась, что ее ожидает фиаско. На самом деле все прошло блестяще. Неожиданно для себя она оказалась прекрасным оратором и овладела вниманием аудитории, зажигая сердца своей страстной речью.
Стоя на сцене, эта русская девушка, ростом не больше полутора метров, с живыми темными глазами и копной русых волос, преображается. Голос ее звучит свободно и непринужденно, в горле пересохло, лицо горит от возбуждения. Она говорит больше часа, не останавливаясь после повторяющихся неоднократно аплодисментов. После этого случая она становится одним из самых популярных пропагандистов в Швейцарии. Со всех сторон она получает приглашения и нередко выступает по четыре-пять раз в день на итальянском, французском и немецком языках.
18 марта 1903 года ее пригласили товарищи из Лозанны, чтобы отметить годовщину Парижской коммуны. В Народном доме одно за другим следовали выступления, не имевшие у аудитории особого успеха. Но когда слово взяла Балабанова, обстановка изменилась, ведь послушать ее приехало много итальянцев. Лозанна, как многие другие швейцарские города, была наводнена итальянцами: политическими беженцами, уклоняющимися от воинской обязанности, каменщиками и просто бездельниками. Политическая работа была плодотворна, особенно среди многодетных прядильщиц и отцов семейств, которые были вынуждены оставить свои семьи в Италии в самых нищенских условиях. Этот город стал средоточием рабочего движения с сильными революционными тенденциями. Здесь находилась штаб-квартира Социалистической федерации, профсоюзов и редакция еженедельника L’avvenire del lavoratore («Будущее трудящихся»). Здесь жило почти шесть тысяч итальянцев. «Разнообразное и разноцветное полчище, нищее, но деятельное и полное сил, чья штаб-квартира находилась в старой части города, на Рю дю Пре, кривой темной улочке, прозванной местными Boulevard des Italiens (“Бульвар итальянцев”)»[30 - Серрати Д. М. Выставка фашистской революции. Коллекция Пеннати, машинописный текст Il dittatore, b. 72. Текст посвящен Муссолини, ранее не опубликован, написан в 1923 г., когда Серрати находился в заключении в Милане.].
Анжелика сосредоточена на своей речи, но иногда теряет нить. Дело не в девушке. Кто-то ее отвлекает. Среди слушающих – молодой человек с усиками, он упорно смотрит на нее своими глазищами, взор его завораживает. Анжелика не может отвести взгляда от этого итальянца с массивной челюстью и взъерошенной шевелюрой. Ей хочется узнать, кто он такой. Она то и дело бросает на него взгляд. Он выглядит неряшливым и убогим в своих нищенских одеждах, лицо его выражает внутреннюю тревогу, а руки нервно теребят шляпу.
Все это заставляет ее предположить, что перед ней чрезвычайно обездоленный и голодный человек. И когда заканчивается конференция, товарищи подтверждают ее предположение. Она решается подойти к нему.
– Он один из этих несчастных, зовут его Муссолини. Он нигде не работает. Он был школьным учителем, но бросил работу из-за болезни, да и дисциплины ему не хватало.
– И чем же он живет?
– Чем придется. Один из членов Лиги каменщиков уступил ему свою кровать, я попросил жену сшить ему рубашку и нижнее белье – из его простыни. Другой товарищ подкармливает… жалко его!
– Скажите, товарищи, а нельзя ли ему найти какую-нибудь работу?
– Работу? Какую работу? Каменщиком, как мы, он работать не хочет. Его раздражает работа. Дисциплина, без которой не обойтись, когда работаешь… вставать надо рано… и работать как вол – это не для не него…
– К тому же он болен, бедняга, – говорит женщина, у которой четверо детей. – В общем, скажу тебе по правде, Анжелика, мне этот тип не нравится. Когда он приходит, мне становится не по себе. Как только он появляется на пороге, дети убегают, боятся его взгляда. Но он голоден и болен – так, по крайней мере, говорит мой Паоло и Чекко, который уступает ему свою постель[31 - Balabanoff А. Il Traditore, Napoleone editore. Roma, 1973. Pp. 24–25. («Предатель»).].
Анжелику поражают эти слова. Она об этом никогда не будет рассказывать. Хотя и признает, что в тот вечер, 18 марта 1903 года, ее взгляд сам собой притягивался к этому молодому человеку. Она выделяла его из всей аудитории. Девятнадцатилетний Бенито заворожил ее своими гипнотическими «глазищами», она не могла устоять перед его чарами.
Закончив речь, Анжелика идет через зал, наполненный дымом сигарет, проталкивается через толпу бородатых мужчин и женщин в длинных поношенных платьях, громко сдвигает стоящие на ее пути стулья и подходит к Муссолини. Она слышит его жесткий голос, его интонации. Вблизи его взгляд кажется еще более одержимым. Юноша сильно жестикулирует, рот его кривится, он сильно ругается:
– Какие идиоты эти коммунары, настоящие оппортунисты! Они не трогают банки, сейфы! У них не хватило духа экспроприировать богатства у буржуазии. Идиоты и предатели. Предатели… Но, как говорит Балабанова, скоро начнется борьба. И на этот раз… берегитесь, предатели!
Анжелика его перебивает:
– Простите, товарищи сказали мне, что у вас нет работы. Могу я что-нибудь для вас сделать?
– Что-нибудь сделать? – отвечает Муссолини голосом смущенным и в то же время истеричным. – Для меня ничего нельзя сделать. Я обречен. Знаете, я сифилитик и сын алкоголика, что я могу делать? Я ни на что не способен, даже куска хлеба не могу себе заработать[32 - Balabanoff А. Il Traditore. P. 26.].
По мнению некоторых историков, этот рассказ о ее встрече с Муссолини недостоверен.
Чтобы достичь достоверности, нужно отметить расхождение в датах. Анжелика всегда приводит день 18 марта 1903-го, но биографы Муссолини Джорджо Пини и Дулио Сусмел утверждают, что в марте того года уроженец Романьи находился в Кантоне Берна, уже занимаясь пропагандой среди рабочих. Та встреча, о которой упоминает Балабанова, должно быть, произошла в Женеве 18 марта 1904 года[33 - Pini G., Susmel D. Mussolini, l’uomo e l’opera. La Fenice, Firenze, 1953–1955. Р. 421.]. Но если при этих событиях участвовал и Ленин, как указывают Пини и Сусмел, могла ли Анжелика такое забыть, или она не упоминала этого факта намеренно? Это маловероятно: ей скорее свойственно преувеличивать описываемые события, чем скрывать что-то. Кроме того, Балабанова всегда отрицала, что Муссолини и Ленин были знакомы.
Фашистская публицистика всегда старалась принизить значение реконструкций Анжелики, выдавая их за запоздалую злобную реакцию ревнивой и покинутой женщины. Однако уничтожить ее как женщину, не удовлетворенную сексуально, – это слишком просто. Но этот аргумент выдвинул сам Муссолини, а журналисты фашистского режима, например Иваное Фоссати, подхватили его: «Анжелика Балабанова, в которой еще горело прежнее неутоленное желание, двадцать лет подряд брызгала отравленной слюной в сторону дуче»[34 - Fossati I. Da Gualtieri al Quirinale, in «Mussolini». Centro Editoriale Nazionale, Roma, 1958. Р. 41.]. Аргумент этот оборонительный и нелепый, но он по крайней мере подтверждает то, на чем Балабанова настаивала всегда, в том числе и в суде: у нее никогда не было отношений с Муссолини. Именно это долгие годы утверждает Джорджо Джанелли[35 - Джорджо Джанелли – журналист-социалист с большим опытом политической работы, единственный наследник Балабановой по завещанию, которое она составила при жизни. Он был большим другом русской революционерки, считал ее своей второй мамой. В ее честь назвал дочь Анжеликой.], он восстает против канона, согласно которому русская революционерка была одной из многочисленных любовниц молодого социалиста.
Джанелли исходит из соображения, что свободолюбивая Балабанова не постыдилась бы рассказать, как все было на самом деле. А предполагаемая болезнь Муссолини, о которой Анжелика прекрасно знала, исключает гипотезу об их отношениях. И все же в рассказе Балабановой не обошлось без противоречий. В книге «Предатель»[36 - Balabanoff А. Il traditore.] она говорит, что Муссолини сказал ей, что болен сифилисом. В «Воспоминаниях социалистки» уже другая версия: этой болезнью страдал его отец, а не он сам: «Я обречен. Поймите, с отцом-сифилитиком и алкоголиком, что я могу сделать…»[37 - Balabanoff A. Ricordi di una socialista. Donatello De Luigi, Roma, 1946. Р. 77.] Есть и третья версия, ее Анжелика сообщает в 1935 году американскому журналисту Джорджу Селдесу: «Мой отец был алкоголиком, и ему я обязан одной врожденной болезнью»[38 - Selders G. Sawdust Caesar. The Untold History of Mussolini and Fascism. Harper & Brothers, New York, 1935. Р. 41.]. Если не считать всех этих противоречий, по мнению Джанелли, и так достаточно фактов, говорящих о том, что Балабанова не спала с Муссолини. Правда, прямых и точных доказательств нет, однако в дальнейшем мы познакомимся с разными обстоятельствами и услышим свидетельства, указывающие на обратное.
Вернемся к тому вечеру в Лозанне. Бенито исполняет роль последнего нищего, которому никто не в силах помочь, тем самым вызвав в Анжелике жажду миссионерства: она видит в каждом человеке врожденную доброту. Она успокаивает его, указывает на рабочих, сидящих в зале, объясняя, что и они тоже борются за кусок хлеба, но благородная цель – разорвать цепи эксплуатации. «Социализм их освободил, позволил им встать на ноги. Не отчаивайтесь»,[39 - Balabanoff А. Il Traditore. Р. 26.] – ободряет она его. Муссолини точно не знает, чего он хочет от жизни, но он уже неплохой актер. И у него сильная сексуальная харизма. Он признается русской революционерке, что кроме болезни его терзает неуверенность в себе – прекрасный способ вызвать сочувствие и любовь. Она очень хочет ему помочь. Бенито намекает, что не лишен интеллектуальных амбиций: ему предложили пятьдесят франков за перевод брошюры Каутского[40 - Карл Иоганн Каутский – немецкий экономист, историк и социалист. Редактор четвертого тома «Капитала» Карла Маркса. – Прим. ред.] «Грядущая революция». Он только начал изучение немецкого, и ему нужен кто-то, кто в совершенстве владеет этим языком и разделяет марксистские взгляды. И вот перед ним идеальный экземпляр, Анжелика, она наизусть цитирует Каутского, причем на немецком.
– Если дело в этом, вы не должны отчаиваться. Я вам помогу, вы переведете брошюру и получите пятьдесят франков.
– Вы мне поможете?
– Конечно! Как вам известно, я социалистка и, как социалист, считаю своим элементарным долгом отдавать обездоленным то малое, что у меня есть, и то, что я могу сделать. То, что важно для общества, важно и для каждого отдельного трудящегося[41 - Balabanoff A. Il Traditore. Р. 26.].
Тот, кто жил в привилегированных условиях, должен это возмещать. Так думала Анжелика. Такой вот светский вариант христианского искупления.
– Не вижу здесь ничего странного. Если бы я жила в бедности и лишениях, как вы, – говорит она Бенито, – и унаследовала бы болезнь, о которой вы говорите, я не смогла бы сделать того малого, что я делаю[42 - Balabanoff A. Ricordi di una socialista. Р. 78.].
Муссолини польщен и сразу видит в ней отличную возможность. Он никогда еще не встречал такой умной женщины, да к тому же столь высокого происхождения, и она готова помочь ему. Для юноши из провинции Форли открывались невероятные горизонты.
Глава четвертая
Дорогой Бенито, дражайшая Анжелика
Муссолини уже тесно в пределах итальянской общины. В Швейцарии он посещал русских и славянских беженцев, среди которых была прекрасная Элеонора Х., польская студентка медицинского факультета, с которой у него завязались отношения. Теперь у него следующее завоевание – Анжелика. Красавицей ее никак не назовешь. У нее чудесная копна волос, но она невысокая, приземистая, черты ее лица невыразительны: маленький подбородок, «лицо узкое, кажется упрямым из-за пухлой верхней губы… живые карие глаза с проницательным взглядом».[43 - Так ее описывал журналист Игорь Ман, который познакомился с ней в 1947 году. «Когда мы встретились, – рассказывал мне Игорь Манлио Манцелла (это его настоящее имя), – она была очень недоверчива. Она посмотрела на меня своим проницательным взглядом, от которого мне становилось не по себе. По правде говоря, она была недоверчива ко всем журналистам, но как только я сказал, что я наполовину русский со стороны матери, она сразу изменила поведение».]
Внешне Балабанова выглядит бесстрастной и полностью погруженной в политику. А в частной жизни это нежная женщина, заботливая, душевная, обходительная. Она всегда готова выслушать, понять и помочь другим. Находясь рядом с Анжеликой, «дорогой Бенито» понимает, что попал в нужное общество и не должен выпускать из рук этого «драгоценного человека», эту русскую. Для провинциального учителя это неожиданный подарок судьбы, которым можно похвастаться перед сестрой Едвигой.
Среди беженцев, ездящих по Швейцарии, особенно много женщин, и в письмах моего брата до нашего дома доходили имена и характеристики некоторых их этих женщин, которые занимались политикой и уехали со своей родины. Жили они совсем не так, как привыкли мы. Меня очень интересовал один вопрос: тот социализм, что наш отец летними вечерами разъяснял моим братьям, он открывает новые горизонты и женщинам тоже? Им тоже он сулит новую жизнь? Эти эмигрантки, с которыми Бенито встречался там, в Швейцарии, представлялись мне красивыми, смелыми, очень умными. Однако впечатления Бенито иногда разочаровывали, вот почему я так хорошо запомнила его рассказы про Анжелику Балабанову: «Она знает и понимает много вещей, знает марксистские работы, но когда в ее теле кипит кровь, кажется, что в голове идеи истощаются»[44 - Mussolini E. Mio fratello Mussolini. La Fenice, Firenze, 1957. Р. 32. (Е. Муссолини. «Мой брат Муссолини»)].
Именно эти «идеи, которые истощаются» и были крыльями, вознесшими Муссолини в самые верхние круги итальянского социализма. Он сам признает – тридцать лет спустя, на пике своего политического успеха, – что, если бы он не встретил Балабанову, он остался бы никому не известным провинциальным социалистом.
«Я обязан Анжелике гораздо бо?льшим, чем она думает. Она хранила верность идеям, за которые боролась. Она обладала политическими знаниями. Она покинула своих богатых родителей, свою традиционную буржуазную семью, чтобы защищать свои идеи. Ее великодушие, как и ее дружба, как и неприязнь, не знало границ. Если бы при социализме допускалась литургия и религиозные ритуалы, святая Анжелика социализма должна была бы занять значительное место в политическом эмпирее, имевшем Маркса как создателя неба и земли. Если бы я не встретил ее в Швейцарии, я бы оставался мелким партийным активистом, воскресным революционером, и не воспламенился бы сомнительным огнем политического профессионализма, если использовать выражение Сореля»[45 - Begnac de Y. Taccuini mussoliniani. Il Mulino, Bologna, 1990. Р. 5.].
Это серьезное публичное признание, никак не сочетающееся с язвительными словами, написанными им Едвиге, и вторящее воспоминаниям того плодотворного периода: «Возможно, это был единственный период моей жизни, когда я не чувствовал себя одиноким»[46 - Palazzo Venezia. Storia di un regime. Editrice La Rocca, Roma, 1959. P. 129.]. Бенито работает для итальянского профсоюза каменщиков и чернорабочих (по вечерам он редактирует работы собраний). Он встречается с секретарем социалистической секции Гаэтано Таннини, который поручает ему писать статьи в газету «Будущее трудящегося». Это его первый опыт в журналистике, которая навсегда останется его страстью. Он принимает радикальные позиции Костантино Лаццари и революционный синдикализм Артуро Лабриолы и Вальтера Мокки. В этот период молодой человек с очень быстрой речью начинает работу агитатором: он проводит множество выступлений в той же Лозанне, в Ньоне, Фрибуре, Базеле. Его конек – антиклерикальные темы. Он убедительно пишет, пылко ораторствует – одним словом, этот человек не остается незамеченным.
Анжелика развивает его, обучает, посвящает в «святое писание» марксизма. Ей видится будущий политик. Она влюблена в него, правда, безответно. Ей нравятся его грубые повадки, дикий вид, порывистость, чувственность. Но в политике она советует ему быть холодным и вдумчивым, не таким опрометчивым и торопливым. «Calmez-vous, Benitouchka, calmez-vous»,[47 - «Успокойтесь, Бенитушка, успокойтесь» (фр.).] – наставляет его она, когда Муссолини входит в раж.
И тот и другая всегда отрицали, что между ними были сентиментальные отношения, однако в кругах социалистов того времени это секрет Полишинеля: всем известно, что между этими двумя существует привязанность, это не просто дружба между товарищами. У него полно интрижек, она скрытна. Лишь с годами она станет откровеннее в отношении личной жизни. На съездах социалистов, когда зал шумел и мешал ей говорить, она заставляла всех замолчать одной фразой, звучавшей угрожающе для судеб многих семей: «Прекратите кричать, ведь вы все со мной переспали».
С Бенито впервые в жизни Анжелика восполняет потребность в близких отношениях и любви, которых так не хватало ей-девочке и которые сохранились в душе женщины-революционерки. Для Муссолини она «женщина-мать», с которой ему не надо соревноваться: именно так складываются его отношения с противоположным полом, с мужчинами он всегда вступает в соперничество. Между этими двумя людьми возникает взаимная привязанность и односторонняя любовь.
«Заканчивалась зима. Я работал каменщиком в Лозанне, Анжелика делилась со мной секретами хорошего перевода с немецкого. Под руководством Анжелики я приступил к лапидарным главам “Записок о Галльской войне”. Анжелика сопроводила меня в женевский Нион, где мы искали поля, на которых Цезарь возводил аванпосты для своих солдат. В Нионе она прочитала мне слова Цезаря об этих местах, столь важных для его военных походов. На обратном пути мы остановились в Коппе?, желая ощутить обаяние госпожи де Сталь, покорившее Европу, уставшую от революций[48 - В Коппе?, местечке в швейцарском кантоне Во, находится замок, которым владел французский министр финансов Неккер. Его дочь г-жа Сталь привлекала в Коппе замечательных людей того времени. – Прим. перев.]. От Анжелики я впервые услышал о том, что ненависть госпожи де Сталь к Наполеону была не чем иным, как любовью»[49 - Begnac de Y. Taccuini mussoliniani. Р. 28.].
Муссолини в роли Наполеона, Балабанова – госпожи де Сталь. Каждый раз, когда Анжелика вспоминает молодого Бенито, порывистого, страстного, наполненного революционными идеями, ее терзают мстительные чувства, пропитанные горьким ароматом ностальгии. Мучительные противоречивые чувства нахлынули на нее в тот день, когда она узнала о смерти дуче. Анжелика была тогда в Нью-Йорке. На минуту она замерла, не говоря ни слова. Закрыла глаза. А потом отправилась в кино. В 1963 году Джорджо Джанелли запишет эту реконструкцию фактов со слов уже пожилой Балабановой. И когда он мне об этом рассказывал, я был поражен его выводом. «Она казалась очень огорченной. Что ты хочешь, – объяснял он, сидя в гостиной своего дома в Кверчете, в Версилии, – для Анжелики Муссолини – это еще и ее молодость, а для нас, пожилых, воспоминания о молодости всегда прекрасны и сладостны…» Самое удивительное, что Балабанова рассказывала об этом факте и Ивону де Беньяку, биографу Муссолини, который утверждал, что он сын дуче.
После падения фашизма, быстро перестроившись на новую демократическую волну, де Беньяк сотрудничал с Джанелли в журналистском агентстве AGI[50 - Agenzia Giornalistica Italia – одно из главных информационных агентств Италии. Основано в 1950 году. – Прим. ред.]. Однажды он попросил устроить ему встречу с Анжеликой. Джорджо согласился, но с одним условием: никаких намеков на любовную связь Муссолини и Балабановой. «Будь спокоен, – ответил де Беньяк, – я прекрасно знаю, что это только сплетни».
Джорджо заезжает за Анжеликой, и они вместе едут в деревню журналистов, в Кассии, где Ивон живет со своей старушкой матерью, предположительно бывшей любовницей дуче. Просыпаются воспоминания, начинается обмен смущенными взглядами. Женщины рассказывают истории, пережитые ими по разные стороны баррикад. Чай, печенье – и к концу беседы автор «Блокнотов Муссолини», сильно покраснев, спрашивает Анжелику, какими были ее мысли и что она сделала, узнав о смерти Муссолини. «Я сразу позвонила подруге и пригласила сходить со мной в кино. Мне хотелось отвлечься», – таков был ответ Балабановой[51 - Встреча с Де Беньяком также описана в автобиографической книге Д. Джанелли «Una noce nel sacco» («Орех в мешке») Libreria Editrice Gianelli, Forte dei Marmi. 2006. Р. 445.].
Этот длинный экскурс в будущее помогает лучше понять отношения между Бенито и Анжеликой. Отношения, которые будут для нее важнее, чем более поздние с Лениным.
Летом 1904 года она находит время и помогает романьольскому парню перевести брошюру Каутского, развивает в нем интеллект и волю к борьбе за социальное равноправие. Теперь это уже не бродяга, ночующий под мостами. Он сумел найти скромное жилье, где его навещает Балабанова. Их встречи проходят в доме 13 на улице Каролин, напротив Народного дома, в комнате, которую Муссолини снимает у одной старушки. Она готовит им горячий чай. Это тихая, милая женщина, привыкшая к неспокойной жизни изгнанников. Она никогда не вмешивается в жизнь молодых мятежников.
Анжелика корректирует сделанный Муссолини перевод статьи русского анархиста Петра Кропоткина «Речи бунтовщика». Балабанова заставляет его совершенствовать немецкий и французский, приучает заниматься методически, читать книги, заставляет поступить в университет. Анжелика педантична и терпелива. Она воспитывает этот «совершенно не дисциплинированный ум», превращает «чувство оскорбленной гордости и неудовлетворенности»[52 - Balabanoff А. La mia vita di rivoluzionaria. Feltrinelli, Milano. 1979. Pp. 45–46.] в активную политическую деятельность, направляет его революционный бланкизм в марксизм. Она дает ему книги по истории, философии, политэкономии. С культурной точки зрения Муссолини груб и невежественен. Он путешествует с медальоном с изображением Маркса и считает его своим талисманом, хотя прочитал лишь «Манифест Коммунистической партии» – по мнению его отца, в этой работе содержится решение всех проблем общества. Этого маловато для понимания того, что происходит в мире. Балабанова открывает перед Муссолини новые горизонты, либеральных и вольнодумствующих мыслителей. Особенно много она говорит о немецкой философии, которой пропитана.
Я и сегодня хорошо помню силу синтеза этого великого учителя, которого я обрел в лице Анжелики в Швейцарии. Все самое трудное она излагала в схемах, мне сразу становилась понятна суть любой самой трудной вещи. Я и сейчас помню таблицу диалектического развития идеализма[53 - Begnac de Y. Taccuini mussoliniani cit. P. 5.].
Русская марксистка применяет метод механического обучения: вопрос – ответ. Она называет имя Фребеля, и Муссолини отвечает: «Жить, делать, знать». Учительница называет Фихте, студент выпаливает: «Тезис, антитезис, синтез». Гегель – «Закон двойного отрицания». Маркс – «Нужда, работа, классовая борьба»[54 - Там же.].
Когда Балабанова читает лекции, после которых им подают горячий чай, голос ее строг, совсем не как в минуты близости и нежности. Ее конек – лекции по марксистской теологии: «Эмансипация – это философия; сердце философии – пролетариат; это сердце не бьется, если пролетариат морально не растет; пролетариат не поднимается, если его философия не воплощается в жизнь». Муссолини кажется, что перед ним жрица, открывающая «священные тайны марксистской umwazende Praxis»[55 - Практика перевоспитания (нем.).]. Это новый мир для неофитов, в этом мире есть «только один авторитет, – революционер: у него есть одно препятствие, – буржуазия, которая мешает ему познать истину». Тридцать лет спустя Бенито будет вспоминать, как звучал голос Анжелики: «Голос Анжелики придавал речи ритм молитвы – протеста против этого поиска мировой истины»[56 - Begnac de Y. Taccuini mussoliniani cit. Р. 5.].
Но Бенито больше любит читать книги Ницше, Штирнера, Шопенгауэра и особенно Жоржа Сореля, французского теоретика анархо-синдикализма, идеи которого станут основой его политических деяний. Сначала он читает Штирнера в очень плохом переводе на итальянский, но позже знакомится с ним, прочитав по-немецки «Der Einzige und seine Eigentum»[57 - «Единственный и его достояние» (также встречается вариант «Единственный и его собственность») (нем.) – самая известная работа немецкого философа анархо-индивидуалистического толка Макса Штирнера. Была впервые опубликована в 1844 году. Оказала большое влияние на развитие нигилизма, экзистенциализма, анархизма и постмодернизма. – Прим. ред.], которую ему достает Балабанова. Эти авторы созвучны его темпераменту, потому что они прославляют волю, мыслящую личность и деяния отдельного человека, а не масс. Анжелика не замечает, что молодой человек соскальзывает на путь индивидуализма и бланкизма, а не коллективизма. Бенито берет от Анжелики то, что ему подходит. В этот трудный момент жизни она ему удобна – как женщина и как учитель, но ее идеи «его совершенно не интересовали, это точно», – пишет сестра Едвиге. Ее брату нравится русская революционерка, но он не может «освободиться от бытующего мнения, довольно злобного, о женщинах-интеллектуалках: в них, дескать, сильны упрямство и истеричность»[58 - Mussolini E. Mio fratello Mussolini cit. P 161.].
Для Анжелики не секрет, что он, как почти все его современники, сторонник превосходства мужчины. И все же она всеми способами пытается развить его ум. Особенно она бьется над исправлением немарксистского радикализма, и ей кажется, что у нее это получается. Они друзья, товарищи, иногда у них были более близкие отношения. Муссолини нашел мягкое плечо, он может полностью ей открыться и чувствовать себя свободно: бесконечные обсуждения, признания в проступках, надежды на политическое возрождение, отчаяние и бессилие, которое у Бенито выражается очень грубо. С каким-то удовольствием он рассказывает, как в 1902 году, только приехав в Лозанну, он спал под мостом Гран-Пон. Однажды в пять утра его, голодного и замерзшего, забрали полицейские. У него не было ни гроша, он бродил по парку Монбенон голодный как волк. В животе у него урчало, голод и тоска усиливались по мере приближения сумерек, когда в отеле Бо-Риваж начинал играть оркестр. Тут пришли две англичанки. Они расстелили на траве скатерть, уселись рядом и стали доставать из корзины мясо, хлеб с маслом, мандарины и пирожные. Бенито говорит Анжелике, что набросился на одну из них и вырвал еду из ее рук. «Если бы они оказали сопротивление, я бы задушил их, – и он добавил грубое слово. – Вам не кажется, что было бы лучше, если бы я убил этих паразиток? Почему не настает час реванша?»[59 - «Моя жизнь». С. 57.]
Анжелика приходит в ужас от этих слов. Такое поведение недостойно революционера. Она обращает его внимание на то, что убийство двух женщин не решило бы проблему всеобщего голода. «Социальная проблема не решается убийством отдельных людей; нужно изменить систему, и тогда права всех людей будут обеспечены».
«Возможно, ты права, но я был голоден, других мыслей у меня не было. Кроме того, если бы меня посадили в тюрьму, меня бы, по крайней мере, кормили и у меня была бы крыша над головой»[60 - Balabanoff А. Il Traditore. Р. 31.].
