***
Услышав признание Армейского Льва, Дэв не на шутку удивился. Кацман мог запихнуть своего родственничка на любое тёплое местечко. Находясь в здравом уме и твёрдой памяти, заместителю Генерала никто не посмел бы отказать. Вместо этого генерал-полковник отправлял племяшку в регион, где и матёрым-то следопытам приходилось туго (о чём А.Л., отпахав в горах не одно десятилетие, был прекрасно осведомлён).
Но Кацман огрызнулся. В гробу он видал всякие тёплые местечки! Ему требовалось воспитать из Мони настоящего мужика!
***
После случая с отсидкой в Мухлюндии выхлебавший вёдра успокоительного дядюшка решил вплотную взяться за физическое воспитание Мони. Генерал-полковник прекрасно понимал: случись что непредвиденное в тюрьме, молодой дознаватель не сумел бы дать достойный отпор, а охрана – среагировать.
Армейский Лев прямиком отправился к руководителю Аринельского отделения Ордена – Дядьке Черномору. Тот был известен крутым нравом и безжалостным отношением к подчинённым.
Генерал-полковник, помявшись, объяснил аринельцу ситуацию (Моня всего в жизни добился сам, без дядиной протекции. Родственными связями направо и налево не козырял. Даже немного стеснялся. Поэтому, по негласной договорённости, Армейский Лев открывался перед Мониным начальством в самых крайних случаях – Прим. автора).
Дядька Черномор усмехнулся и махнул рукой:
– Приезжай через месяц. Сделаю я из твоего парня человека… То есть эльфа.
***
Но когда Армейский Лев явился в назначенное время с внеплановой проверкой, его ожидал неприятный сюрприз.
Отряд боевых магов слаженно отжимался на скорость на турнике.
Моня, сидя на завалинке, флегматично щелкал семечки…
– Ну не могу я, господин генерал-полковник! – каялся пятнадцать минут спустя Дядька Черномор. – Я только рот открою, а этот паршивец смотрит на меня жалостливыми глазёнками и чуть не плачет (Моне впору было премию давать «Лучшая мужская роль» за изображение перед благодарными зрителями бедняжки-страдашки. – Прим. автора). Да у меня рука не поднимается мальчонку в забег отправить. Не могу. Хоть увольте!
Кацман плюнул и поставил крест на планах пристрастить племяшку к занятиям спортом. Если уж Дядька Черномор сдался…
***
– А тут ты! Дэв, помоги. Ты – моя последняя надежда. Не сумеешь ты – не сумеет никто! – страдальческий закончил полковник. – Ты ведь сможешь, я знаю…
Однажды на развалинах деревеньки отряд Дэва подобрал отощавшего мальчишку – кожа да кости. Воевода пожалел пацана и забрал с собой на Заставу, хотя добрая половина отряда отговаривала его от столь опрометчивого шага. Жить заморышу оставалась навскидку неделя.
Дэв только отмахивался.
…Через десять лет бывший хлюпик получил свой первый Орден Мужества.
Ещё через тридцать лет стал заместителем командира «Летучих мышей»…
***
Воевода внимательно выслушал Лёву с самым сочувствующим выражением на иссечённом лице. Дэву пришлось приложить всю свою недюжинную выдержку, чтобы не загоготать. Полковник Кацман, Армейский Лев, Великий Лев, не сумел справиться с каким-то мелким эльфёнышем!
Прежде чем дать согласие, Дэв справедливо засомневался: захочет ли такой дохляк служить в Приграничье. Но полковник самодовольно заявил:
– Не согласится, а будет умолять, чтобы я его сюда направил. Как только узнает, что работы у вас непочатый край. В Аринелле-то он уже магическую преступность чуть ли не под корень извёл. Поэтому племяш заскучал и попросил подыскать ему местечко поопаснее. Моня – фанатик профессии и страшный трудоголик.
– Гремучая смесь! – с уважением согласился Дэв. – Ну а прослужив под моим командованием месячишко, он не запросится к маме?
По лицу Кацмана скользнула злорадная усмешка.
– Запросится – всыплешь плетей и отправишь на гауптвахту. А прошение в нужник выкинешь – тебе не впервой. Вот проблема!
И тут где-то на задворках сознания Дэва мелькнула мысль: а действительно ли заботой о здоровье племянника объясняется стремление Армейского Льва сплавить пацана в глухомань? Или здесь какая-то другая причина, о которой он, Воевода, пока ещё не знает?
В любом случае он приложит все силы, чтобы не только воспитать из хлюпика настоящего мужчину, но и вернуть его к любящей маме в целости и сохранности.
Даже если генерал-полковник и мечтает об обратном.
***
– Берусь, – сказал Дэв. – Но играем по моим правилам: ты принимаешь на себя все риски нахождения племянника в Приграничье, он подчиняется только мне. И только мне решать, что делать, если требования вашего Управления Дознания вступят в противоречие с моими. Поймаю за руку на взятке или ином преступлении – вышвырну с Заставы. Сразу. С соответствующим донесением. И не погнушаюсь выступить на трибунале с обвинением. Устраивает? Тогда я готов принять младшего Кацмана.
– Марголиса, – уточнил А.Л. – Он сын Эсфири. Моей сестры-близнеца.
На мгновение лицо Дэва омрачилось, и А.Л. показалось, что Воевода вздумал пойти на попятную. Генерал-полковник хотел уже спросить, чем сын Эсфири отличается от сына того же младшего брата Мойши, но не успел. Дэв тряхнул головой и буркнул:
– Ладно. Воспитал тебя – воспитаю и его.
Воевода высунул голову в приёмную, где в ожидании исхода переговоров мялся декан, и зычно рыкнул:
– Разбей, Старик!
***
На следующее утро вчерашние выпускники выстроились в очереди к телепорту для отбытия на новое место службы. Секач постарался затесаться в самый конец, чтобы не попасться на глаза бывшим сокурсникам. Да куда там! Его отлавливали. Пожимали руку. Покровительственно хлопали по плечу и поздравляли полушёпотом.
После объявления результатов экзамена, когда в числе сдавших не прозвучало имя атьдватийца, народ сильно озадачился. Но стоило старосте завопить: «Ребя, а я знаю, кого отобрал себе Воевода! Секача и Грача!» – всё сразу встало на свои места.
Молодые выпускники были свято убеждены: не выдав Секачу диплом, хитрый А. Л. отмазал его от службы при дворе. Зачем? Чтобы без помех сплавить своему наставнику Дэву!
Секач не стал разубеждать наивных сокурсников.
***
Сам атьдватиец жестоко страдал.
Его прежнее неодолимое желание попасть в Приграничье сменилось полнейшей апатией. Мысли об отречении от Рода казались сейчас кощунственными и пришедшими в угаре безумства. Да Отец с ними, и с дипломом, и с потраченными пятью годами жизни, и с мечтами! Предложи Секачу кто сейчас уехать ко двору курфюрста – хоть мойщиком полов! – парень радостно бы ухватился за предложение. Даже хранителем королевского ночного горшка не погнушался устроиться – лишь бы обратно, в среду расово полноценных атьдватийцев.
Стоя с вещмешком в очереди к телепорту, молодой следопыт не слышал ни щенячьих восторгов Грача по поводу нового места службы, ни радостных напутствий преподавателей (А повод радоваться у педсостава был ого-го какой! Курс, на котором учился Секач, по праву считался самым бедовым со дня основания Академии. – Прим. автора). В голове у бедняги металась одна мысль: чем он, настоящий, истинный атьдватиец, сумел прогневить судьбу, что она дала ему ТАКОЙ пендель?
После того, как Воевода сменил камуфляж на гражданское, обнаружилась совершенно чудовищная вещь.
Владыка Приграничья Дэв оказался эльфом!
