Михаил Дорин "Авиатор: назад в СССР 9"

Обещать Балтину не буду. Пока к семейной я жизни не готов. Хотя, глядя на сегодняшнюю встречу прибывших из Афганистана, мне ненадолго, но захотелось быть семейным человеком и вообще иметь родных. Надо бы в отпуск съездить и бабу Надю повидать.

Процесс подписания рапорта затянулся до следующего дня. Утром пошёл к Буянову домой.

– Родин, сегодня воскресенье. Забывай, Афган! Тут и выходные бывают, – попивая рассол из банки, встретил он меня в дверях своей квартиры.

– Рапорт бы надо быстрее подписать, – сказал я. – Чтобы процесс пошёл.

– Ой, и ты думаешь, что всё так гладко будет? Командира ты ещё не видел нового? – спросил Иван Гаврилович.

– Нет. А он уже прибыл? – поинтересовался я, убирая в папку подписанный комэска рапорт.

– Назначен. Был здесь. Завтра будет на рабочем месте, – кивал Буянов, прикрыв глаза. – Непросто тебе с ним будет.

– А вы?

– У меня над ним власти нет. Да и не будет он слушать нас. Пойди поговори, но на хорошее не надейся, – ответил комэска и попрощался со мной.

На следующий день, после быстрого подписания рапорта у Бажаняна, я с Трефиловичем отправился к командиру. Теперь так просто к нему не попасть.

Новый командир установил график подписания документов. Всё должно подаваться через делопроизводство и приносится только определёнными людьми. По личным вопросам были выделены специальные дни. Сегодня как раз такой день.

– Вы прям подгадали момент, Трефилыч, – сказал я, когда читал распорядок работы приёмной командира.

– Да, – вздыхал седой майор, перебирая бумаги на специальных полках.

В них оставляли документы на рассмотрение и подписание командиром. Потом забирали, не создавая при этом столпотворение в приёмной. Хотя, при Томине здесь «пробок» не было, а он старался принимать всех в любое время.

– Заходите, – позвал нас ефрейтор, вышедший из кабинета.

Ещё и адъютанта себе другого завёл командир, которого зовут Иванов Павел Егорович. Новый человек – новые порядки!

Войдя в кабинет, я представился командиру.

В кабинете всё осталось так же, как и было при Валерии Алексеевиче. Появилось, правда, больше портретов. Да и фотография Томина в ряду командиров полка теперь заняла своё почётное место.

– Сергей Трефилович, что у вас? – спросил полковник.

Среднего роста, короткая стрижка и очень хитрый взгляд. Как с ним общаться, ума не приложу.

– Товарищ полковник, на старшего лейтенанта Родина пришёл запрос на перевод в другую часть…

– Это как? Поясните, – спокойно спросил полковник.

Трефилович объяснил всю ситуацию. Рассказал обо мне и моих стремлениях после Афганистана и показал полковнику пришедшее на меня «отношение».

– И что я должен сделать? – спросил Павел Егорович.

– Вот рапорт, – сказал я и протянул бумагу для подписания новому командиру.

Иванов читал, почёсывая подбородок, периодически поглядывая на меня и на Трефиловича.

– И вы, Балтин, предлагаете мне его отпустить? – спросил Павел Егорович у Балтина.

– Так точно, – громко сказал кадровик.

Я уже начинал нервничать. Пройдя этот барьер, мне придётся ещё выше идти. Но первый шаг очень важен.

Павел Егорович подумал, взял ручку и что-то написал на рапорте. В душе стало тепло. Подписывает, значит, даёт добро на перевод.

– Держи. Свободны, – сказал Иванов и вернулся к своим делам.

Улыбаясь, я взял рапорт и готовился убрать его в папку. Но вердикт на рапорт Иванова был не в мою пользу.

«Нецелесообразно. Полковник Иванов П. Е.» – гласила надпись в левом углу.

Глава 4

Не такой развязки я ожидал в деле своего перевода. Что уж там говорить – я уже во сне видел пальмы и белый песок Вьетнама, а тут споткнулся в самом начале пути перевода.

– Товарищ полковник, на человека пришло отношение, – сказал Балтин. – При Валерии Алексеевиче вопрос о переводе был согласован.

– При всём уважении к памяти героя полковника Томина, в данный момент разбрасываться кадрами мы с вами не можем, – поднял на нас глаза Иванов.

Трефилович посмотрел на меня, намереваясь найти ещё какие-то законные аргументы для перевода в Камрань.

– Направление Вьетнама весьма приоритетное. Люди там нужны очень сильно. Нас могут просто обязать его перевести, – сказал кадровик и присел на стул, на который ему показал полковник.

– Люди нужны везде. Наш полк не исключение. В период формирования Центра переводы невозможны, – сказал Иванов.

– Товарищ командир, часть в Камрани тоже формируется, – сказал я.

– Вот пускай флот сам и находит лётчиков себе в полки. Или у вас какие-то особые планы? – спросил Иванов, убирая в сторону все бумаги. – Вы прибыли из Афганистана недавно?

По лицу командира было видно, что он определённо знает, кто перед ним. Зачем тогда все эти расспросы?

– Так точно, товарищ командир, – громко ответил я.

– Прекрасно. Получили боевой опыт. Награждён боевыми наградами? – спросил Иванов у Трефиловича.

– И не раз. Парень, со всех сторон положительный, – начал хвалить меня кадровик.

– Вот и хорошо. Тогда, товарищ Родин, объясните, зачем мне отпускать подготовленного лётчика? Ещё и с вашим уровнем подготовки, – встал из стола Иванов.

Ну, что и требовалось доказать. Обо мне полковник слышал. Мой уровень ему известен. Значит, будет всеми силами брыкаться, чтобы не отпустить меня.

– Товарищ командир, у меня в планах поступление в школу испытателей. Данный перевод…

– Не продолжайте, Родин, – сказал Иванов и достал из нагрудного кармана лётного комбинезона серебряный портсигар с маленькой красной звездой. – В испытатели… хм, – улыбнулся Иванов, открыл крышку портсигара и достал оттуда папиросу.

– Вы сами в моём возрасте не хотели? – не постеснялся спросить я и поймал недоумевающий взгляд Трефиловича на себе.

Командир пристально посмотрел на меня. В его взгляде читалось, что ему этот разговор начинает надоедать.

Вроде и нужно отказать мне в переводе, но кто его знает, насколько сильно за меня будет царапаться Граблин.

– Мало ли что я хотел. Я, как и вы, между прочим, служу там, где прикажут, – подкурил папиросу Иванов. – Или вы думаете, что после Афганистана вольны выбирать дальнейшее место прохождения службы?

– Вообще-то, Павел Егорович, есть указания по этому поводу из главного управления кадров. Там сказано, что подобная привилегия в выборе места службы у ветеранов Афганистана есть, – заметил Трефилович, перебирая бумаги в портфеле. – Вот и оно, кстати.

– Сергей Трефилович, я читал этот документ. Там сказано, при наличии кадрового резерва и без снижения боеготовности части, верно? – указал на документ Иванов.

– Подтверждаю, – смирительно произнёс Балтин.

С каждой минутой Камрань всё дальше от меня. А с ней и возможность поступить в школу испытателей. Спорить с новым командиром не стоит. Так «махнёт шашкой», что буду вечным дежурным по аэродрому.

– Откуда ты родом? – спросил у меня Иванов.

– Владимирск, – быстро ответил я, и полковник затушил папиросу в пепельнице, закрыв форточку.

– Замечательно. С завтрашнего дня вы, старший лейтенант Родин, в отпуске. Давно же не отдыхали? – спросил командир.

– Так точно, – ответил я, не понимая пока задумки Иванова.

– Сходите в отпуск, выспитесь, отдохните. Через месяц увидимся и тогда решим, что с вами делать, – сказал Иванов и сел на своё место. – Я вас не задерживаю, – указал на дверь полковник, и мы быстро покинули кабинет с Трефиловичем.

Интересное решение от нового командира. Дать мне возможность хорошенько всё обдумать. Хотя подумать действительно нужно!

В Осмоне оставаться не хочется, несмотря на расширение базы.

Пока я собирал свои вещи, в моей комнате сидел на кровати Марик и чавкал, поедая яблоко.

– В отпуск? Это тебе повезло.

– Как будто тебя не отпустили в отпуск, – сказал я, намекнув, что Барсов, как и Гнётов и Мендель тоже убыли отдыхать.

– Да мне это не особо нужно. Я бы лучше поучаствовал в распределении новых должностей, – мечтательно сказал Марк, делая чуть тише музыку на кассетном магнитофоне Шарп.

Привёз же наш красавец каким-то образом в Союз из Афганистана презент, за который многие бы в Осмоне отдали огромные деньги.

Из динамиков играли Арабески вперемешку с Оттаван. Марк продолжал подвывать в такт этим песням в стиле диско на своём ломаном английском.

– Ты так сказал, будто объявление висит на двери отдела кадров. Мол, записывайтесь в свободные клетки, чтобы заранее занять хорошую должность, – сказал я, аккуратно складывая свою рубашку.

– Ой, Серый! Я ж тебе так сказал, поскольку не жду чего-то хорошего от нового командования. Ты сегодня был в эскадрилье? Нет. А там мужики всё мне рассказали, кого и что ожидает, – с набитым ртом проговорил Марк.

В принципе, об этих слухах я знал, но теперь есть подтверждение. Пускай и слабое, если учитывать репутацию Барсова.

Араратович уже не будет командиром полка. Это понятно, раз Иванов уже сидит в бывшем кабинете Томина. Комэска через три месяца уйдёт на пенсию. С Гнётовым непонятки. Ходил он общаться с начальством, но пришёл, как и я с отпускным билетом.

Про Менделя вообще странные разговоры. Он то на север переводится, то ли на Сахалин.

– Карина с кадров сказала, что он к Трефиловичу приходил и просил найти ему место. Чем дальше, тем лучше, – сказал Марк, просматривая книгу Лермонтова. – Как ты это читаешь, если здесь даже картинок нет?!

– Это слишком сильное чтиво для тебя. Начни с чего попроще, – забрал я у него синий том с произведениями великого русского поэта.

– С чего же начать? – с интересом спросил Марик.

– С «Родничка» начни, – сказал я.

– Ой-ой-ой! Смешно, что звездец! – возмутился Барсов. – У тебя когда отъезд?

– Завтра в плане перелётов есть до Астрахани борт. С ними домчу, а там и до дома, – ответил я, застегнув сумку и поставив её под кровать.

Марк вопросительно смотрел на меня, будто ждал от меня денег.

– Что такое? – спросил я, прикладываясь на кровать.

– Ты издеваешься? Сколько нас дома не было? У тебя нигде не чешется? – удивился Марик.

Пожалуй, с ним стоит согласиться. В кабинете Балтина я на Карину смотрел, как волк на зайца.

– Ты если что-то предложить хочешь, то говори. А то издалека заходишь, – сказал я, готовый к предложению весело провести время.

– Родин, ты меня удивляешь. Я думал, ты после Вещевой ещё долго отходить будешь. На тебя это…

– Ты зубы не заговаривай. Предложения какие? – громко сказал я, поднялся с кровати и выключил музыку.

И повёл меня Барсов в городской парк. Время для прогулок он нашёл просто идеальное. На улице плюс 5, и девушки уже давно не носят лёгкие платья. Музыка не играет. Деревья стоят голые, и народу нет совсем.

Странная получается прогулка, когда только мы вдвоём с Мариком, подложив газеты под задницу, восседаем на одной из лавочек.

– Прекрасно, да? – спросил он у меня.

Посмотрел я по сторонам и не увидел хоть что-то хорошее. Одинокие аллеи, покачивающийся от ветра фонарь на столбе, а народ даже рядом с детским кинотеатром «Антошка» не толпится.

– У тебя странный юмор, Марк. Ты же собирался хорошенько погулять. Желательно, привлечь к этому противоположный пол, – возмутился я, укутываясь в свою куртку.

– Ты не понимаешь. Знакомиться нужно именно в таких местах. Неожиданных, я бы сказал, – начал он выдавать мне свою теорию знакомства с девушками.

Пикапер хренов! Собрался заморозить меня на свежем воздухе. После таких посиделок на газетке в парке ничего не захочется, кроме чая горячего.

И только я об этом подумал, как в алее показались две девушки. Причёска аля – высокий хвост, вязанные юбки, длинное цветастое пальто на каждой и аккуратная походка, чтобы не наступить лишний раз в лужу. Чем ближе они к нам, тем сильнее жмутся друг к другу.

Вышли красавицы на свет, и я их внимательно рассмотрел. Одна, рыженькая, закусила нижнюю губу и осмотрела нас сверху вниз. Другая, всем своим видом показывала равнодушие к нашей паре с Марком. Мол, парни ей сейчас неинтересны, а юбку покороче она надела, потому что ей нравится так одеваться зимой.