– Они ими питаются. Они их пожирают, – захихикала старуха.
– Как пожирают? Но ты же говорила, что переселенцы живут вечно? – озадаченно спросил я ведьму.
– Да, вечно, пока не попадают в лапы цхетов. Те приходят за человеком ночью. Они же должны чем?то питаться. Это цена избавления от недугов.
– Почему именно ночью?
– Они ведут ночной образ жизни. Дневной свет их слепит и отнимает много сил. А в глубине своих пещер, в кромешной темноте, они чувствуют себя превосходно. Их глаза устроены видеть только в темноте.
– Ты об этом знала, когда шла в мертвый город?
– Нет, но догадывалась. Еще идя по подземному проходу в мертвый город, я хорошо изучила настенные надписи и рисунки. Там все достаточно подробно запечатлено. Никто не может сказать, что его не предупреждали, какую цену надо заплатить за так называемую «вечную» жизнь. Этим наскальным изображениям тысячи лет. Не иначе, сам дьявол их там нанес.
– Но, может, у меня есть другой путь? Может, не стоит туда соваться?
– После того, как вы разрушили капище местных богов, вас всех ожидает здесь погибель, – зловеще прошептала ведьма, опять быстро оглядевшись по сторонам, словно боясь, что кто?то может подслушать наш разговор. – Я предупреждала тебя, останови своих солдат. Не трогайте идолов. Это наша святыня, которой тысячи лет. Пролитая кровь жертв на алтаре пропитала там землю до самого пекла. Вы даже не представляете, какая сила таится глубоко под землей. Вы освободили ее, и она обязательно вырвется наружу. Всего лишь дело времени. А ты лишь отмахнулся от меня… Вот расплата за содеянное. Духи не простят вам разрушение храма и надругательства над жрецом. Ты же видишь, мор в твоей центурии уже начался.
Я прекрасно понял, о чем она сейчас говорит. Это произошло две недели назад. Наша разведка неожиданно наткнулась на небольшое поселение варваров. Немного посовещавшись, решили его захватить, к тому же, продовольствие уже было на исходе. От нашего предложения сдаться в обмен на сохранение жизни враг отказался. Мы атаковали неприятеля с двух сторон, чем застали его врасплох. Но варвары не отступили, и завязался яростный бой. Я первый раз видел, как отчаянно они оборонялись. Враг был уничтожен, но и мы потеряли пятерых воинов, не считая семи раненых, с разной степенью тяжести. Продвигаясь дальше вглубь поселения, мои солдаты наткнулись на местный храм, окруженный высокими каменными идолами, где находилось с десяток варваров, которые также отказались сдаваться. Враг был повержен, и в отместку за сопротивление мои солдаты свалили каменных истуканов на землю и раскололи алтарь для жертвоприношения, находящийся внутри храма. Под расколотой крышкой алтаря оказалась пустота, уходящая глубоко под землю. Один из солдат сорвал со стены храма факел и поджёг его, пытаясь осветить глубину этой пустоты, но ничего не было видно. Даже брошенный вниз горящий светоч не помог определить расстояние до дна. Светоч долго летел, выхватывая своим пламенем неровные каменные стены бездны, пока не погас. Тогда один из легионеров не придумал ничего лучше, как с той же целью сбросить вниз тело убитого варвара. Позже воины признались мне, что это был здоровенный эфиоп, все тело которого было расписано причудливыми иероглифами. На наше несчастье, этот варвар, как потом выяснилось, оказался жрецом и провидцем.
Но произошло невероятное. Как бы солдаты ни прислушивались, звук упавшего тела эфиопа до них так и не долетел. Я прибыл слишком поздно, чтобы остановить своих легионеров. Да и, по правде говоря, не сильно строго отчитал их за содеянное. Осмотрев эту пустоту, я приказал ничего больше здесь не трогать и как можно быстрее отсюда убираться.
– Сейчас уже поздно об этом говорить, – ответил я старухе, отчетливо вспоминая события прошедших дней. – Я и сам не ожидал такого исхода. Помоги нам справиться с мором.
– Не могу.
– Но ты же лечишь травами и заговорами? Помоги. Я озолочу тебя.
– Зачем мне твое награбленное золото? – устало вымолвила старуха. – Я тяжело больна. Мне недолго осталось. Скоро покину этот мир. Страна теней будет моим пристанищем. Да и бессильна я против пророчества. Беги отсюда. Все бегите… Все бросайте и бегите. Только в пещере цхетов вы найдете свое спасение… Там ты должен найти амулет, который защитит тебя от пророчества духов, и тогда, возможно, ты сумеешь вернуться домой.
– Как выглядит этот амулет? – с волнением спросил у женщины.
– Не знаю. Из рисунков в пещере неясно. Сам поймешь. Но, помни, у тебя будет всего лишь три луны. Иначе ты потеряешь рассудок, останешься там навсегда и со временем закончишь свою никудышную мертвую жизнь в клыках белых демонических существ. Долина любит непорочные светлые души.
Прежде чем продолжить свой путь к городу Мертвых, я решил немного подкрепиться. Найдя место в тени возле расщелины, я уселся на огромный валун и нарезал несколько ломтиков солонины. Стараясь не замечать отвратительный запах козлятины, принялся медленно жевать, анализируя обстановку. Откровенно сказать, шансов у меня было немного. Представить такое жутко – идти прямиком в преисподнюю, причем по собственному желанию… Запил протухшей водой отвратительное мясо, отчего еще сильнее стала мучить жажда. «Но ничего, – подумал я, – может, в пещере найду воду». Достав из походного ранца точильный камень, начал поправлять острие своего меча. Я все время поступаю так, когда выдается свободная минута. Остро отточенный короткий гладиус не раз спасал мне жизнь в ближнем бою. Думаю, и сейчас не стоит пренебрегать осторожностью, тем более, старуха могла обмануть меня и сейчас пытается заманить в заранее подготовленную ловушку. А что, отомстить за сына – вполне достаточный повод. И все уверения в том, что она хочет помочь, это полная ерунда.
Кроме меча, у меня осталось пять метательных ножей, закрепленных на портупее – из тех десяти, что были заготовлены перед началом завоевательного похода, а еще пилум – двухметровое копье. Пришлось укоротить его, чтобы было удобнее нести. Щит и доспехи не стал брать с собой. Я был так сильно истощен, что вес каждого предмета играл важную роль. В походном ранце, кроме точила, если не считать скудной провизии, был прочный моток веревки, огниво в виде небольшой металлической подковы и самое главное – пучок травы и зелье, которые мне передала старуха.
– Не забудь, что надо принять это зелье прежде, чем войти в пещеру цхетов. Иначе белые существа убаюкают тебя, а потом разорвут на кусочки и сожрут, – напутствовала она перед самой дорогой.
– Признайся, ведь ты даже и не предполагал, что когда?нибудь отправишься в ад, причем добровольно? – захихикала старая ведьма. – Что молчишь? – неожиданно старуха схватила меня за плечо костлявой рукой со вздувшимися темно?синими венами, при этом приблизив свое морщинистое лицо, словно принюхиваясь своим крючковатым носом. – Боишься? Боииишься. Чую, что страшно тебе. Небось мать свою вспоминаешь? Поздно. Ответ за содеянное надо держать. У тебя сейчас одна дорога, прямиком в пекло. Пройдешь испытание, тогда, может, и вернешься домой. А если нет…
Мысли о страшной пещере постоянно одолевали меня и не давали покоя. Чтобы как?то отвлечься, я уселся на камень, прислонившись спиной к утесу, закрыл глаза и пытался подумать о чем?то другом. Потихоньку воспоминания вытеснили реальность, и передо мной пронеслась вся моя жизнь.
Часть первая
Становление легионера
Я родился в богатой семье. Мой отец был видным военачальником, впрочем, как и мой дед и прадед. Вся родословная моей семьи указывала, что мужчины нашего рода были воинами и сражались за укрепление нашего государства – великой и непобедимой Римской Империи. Мама хотела, чтобы родилась девочка. Ей надоело годами ждать своего мужа, пока он завоевывал неизвестные страны и, возвращаясь на короткое время после изнурительных походов, вновь отправлялся на войну. Причем ей еще повезло, что лишь только незначительные раны получал ее супруг в боях.
Но появился я, и меня нарекли Август, тем более я родился в августе месяце. Август Герминий – так звучало мое полное имя. Отец был сказочно рад, когда, вернувшись домой из Греции, впервые увидел меня, вихрастого мальчишку, бегавшего как оголтелый по заднему двору, размахивая над головой сухой веткой от дерева и воображая, что это настоящий гладиус. О моем рождении отец узнал из письма моей матери, на чужбине, далеко от родины. По ее рассказам я представлял своего отца высоким, сильным мужчиной с загорелым и обветренным лицом, который смотрит на окружающий мир умным, проницательным взглядом. И я очень огорчался, когда очередной рисунок, созданный моими неумелыми детскими руками, не совпадал с тем искусным портретом, который в деталях рисовало мое воображение. Мама всегда успокаивала меня, ласково поглаживая по голове и приговаривая: «Ничего. Не расстраивайся. Скоро, сынок, ты увидишь своего отца и обязательно нарисуешь его портрет».
У меня стерся из памяти тот момент, когда отец при первой нашей встрече со смехом подкидывал меня высоко в воздух, а я с испуганным восторгом кричал, широко расставив руки. Это потом мне мама, смеясь, в подробностях все рассказала.
Но радость встречи с отцом была короткой, через месяц он ненадолго уехал по неотложным делам. Зато потом целых пять лет мы все время проводили вместе и практически не расставались. Его рассказы о дальних странах поражали мое воображение, мне так же хотелось отправиться в дикие неизвестные места, чтобы потом улицы Рима приветствовали меня своими праздничными нарядами, а толпа, хлопая в ладоши, дружно кричала в приветствии и мое имя.
Но счастливое время пролетело быстро. Мне отчетливо запомнился тот момент, когда плачущая мама собирала отца в дальний поход. Мы отправились провожать его на сенатскую площадь, где ожидала в боевом построении его когорта. Отец был командиром этого воинского подразделения, насчитывавшего почти пятьсот человек, и носил почетное звание трибуна. Его завораживающий белый плащ прикрывал свободную торжественную тунику с золотистыми полосами-клавиями на рукавах и подоле, а на боку был прицеплен на золотой пряжке короткий меч с отделанной серебром рукоятью. Отец поприветствовал жителей Рима и произнес пламенную речь о безусловной победе римлян над всеми врагами. После этого сенатор Буриус зачитал указ императора, и, под звоны фанфар и крики толпы, парадным шагом когорта двинулась по направлению северных ворот города. Все это время я старался бежать рядом с отцом, но людская толпа мешала мне быть рядом с ним, и вскоре, после очередного настойчивого окрика матери, пришлось отстать. Никогда мне еще не было так тоскливо. Придя домой, я не мог найти себе места. Как же дальше буду жить без отца? Слезы хлынули из глаз, и как бы я ни старался незаметно их вытирать, мама поняла мои переживания и сама не смогла сдержать слез. Осушив выступившую слезинку уголком платка, она подошла и обняла меня.
– Вот и ты скоро, сынок, подрастешь, – печально произнесла она, поцеловав меня в макушку. – Отец воюет, ты уже грезишь битвами… Боюсь, настанет тот момент, когда и тебя я буду провожать…
С этими словами мама горько заплакала, крепко прижав меня к себе.
Я действительно мечтал отправиться в поход, но появилась одна серьезная проблема. Дело в том, что я начал отставать от своих сверстников в развитии. Нет, не в умственном – писать и читать мама меня давно научила, да и точные науки мне в школе давались достаточно легко. Учителя меня хвалили и ставили в пример другим ученикам. Дело было в другом – в физическом развитии. Нет, я не был мал ростом для своих лет, и даже все трое моих близких друзей были меньше меня, но силенок было у меня маловато. Мне было нелегко держать даже облегченный щит (скутум), не говоря о боевом. И деревянный меч, с которым нас учили обращаться, был для меня тяжеловат. Сверстники хихикали втихаря, что очень меня огорчало. Видя мое состояние, мама посоветовалась со своим братом, дядей Просперусом, который по ранению был списан из армии и занимался гончарным делом. Несколько гончарных мастерских, принадлежавших ему, приносили неплохой годовой доход, да и в связи с тяжелым боевым ранением он получал денежное довольствие, назначенное сенатом. Выпущенный варваром дротик попал в бедро дяде Просперусу и повредил сухожилие, что впоследствии повлекло за собой хромоту и судорожные боли в ноге.
Дядя Просперус по просьбе матери стал моим наставником. В первую очередь он показал ряд упражнений, которые надлежало делать ежедневно и даже не по одному разу.
– Ты, главное, не переусердствуй, – наставлял меня дядя. – Твой организм сейчас растет. Нельзя его перегружать. Рост у тебя высокий, а мышцы не поспевают. Но ты не расстраивайся, будешь еще сильным легионером, как твой отец. А чтобы не очень выделяться среди сверстников, я предлагаю тебе научиться бросать камни. Далеко не каждый может точно в цель запустить камень.
– А зачем это вообще нужно? – в недоумении переспросил я его.
– Ну, просто потренируйся на них, – пояснил мне дядя. – Посмотрим, как у тебя сначала будет получаться с камнями, а потом, если ты захочешь, я покажу, как обращаться с настоящим боевым оружием.
На следующий день дядя Просперус укрепил на большущем дубе, росшем возле нашего дома, небольшой щит с нарисованной в центре красной краской мишенью. После этого отмерил триста ступней от мишени и сказал: «Для начала начнем с этого расстояния, а дальше посмотрим на твои успехи».
Делать нечего, я набрал камней и начал один за другим бросать в мишень. Почти все брошенные мной камни отскакивали с гулким звуком от ствола дуба, не задев даже края мишени. А один даже не долетел до дерева. Это очень разозлило меня. Получается, ничего я не умею в военном деле, и вернувшемуся из похода отцу будет очень стыдно за своего сына.
Все свободное время я проводил возле дуба, бросая камни в мишень. И результат не заставил себя долго ждать: буквально через месяц все десять камней, брошенные мной в мишень, точно попали в цель.
– Молодец, Август, – похвалил меня дядя, когда я продемонстрировал ему свои успехи. – Сейчас немного усложним задачу.
С этими словами он шагами отмерил расстояние до мишени в четыреста ступней.
– Тебе придется бросать уже с большей силой, а это будет значительно влиять на точность броска, – пояснил он. – Кроме того, необходима дополнительная внимательность. Ты должен очень хотеть попасть в цель. Представь себе, что перед тобой враг, который в любой момент готов разделаться с тобой.
Шло время, дядя Просперус все больше увеличивал расстояние до цели, при этом не забывал понемногу уменьшать размеры самой мишени.
Через пять месяцев я очень поднаторел в этом деле. Из десяти камней, выпущенных мной, девять точно попадали в маленькую мишень. Кроме камней, я научился бросать любые предметы, которые ложились в заданную мной цель. Доходило до того, что пущенный мной камень сбивал высоко висящее яблоко на расстоянии шестисот ступней. Целясь в неподвижную мишень, я редко стал промахиваться, а вот по движущейся, особенно когда она меняет направления, попасть было гораздо труднее. Дядя Просперус специально хаотично дергал за веревку маленький бочонок, постоянно приговаривая: «По неподвижной цели каждый дурак хоть раз в жизни может попасть… Попади во врага, когда он пытается увернуться и прекрасно видит момент твоего броска. Попытайся просчитать его движения наперед и бросай камень на опережение. Помни, для этого у тебя нет времени, неприятель не будет ждать, пока ты сообразишь, и попытается опередить тебя броском копья. Я встречал воинов, которые могли на очень далекое расстояние метнуть пилум. Все должно быть на подсознательном уровне. Увидел и тут же бросил. И, пока летит камень, тут же определяй другую цель и, не мешкая, бросай второй, а затем, если понадобится, то и десятый. Вот, это и есть высшее мастерство».
Я не заметил и сам, как мышцы мои окрепли, и вслед за глазомером я приобрел сильные руки. Правда, с левой руки точность броска была у меня не такой высокой, как с правой.
Видя мой прогресс, дядя Просперус, как и обещал, взялся обучить меня бросать ножи. Однажды он принес с собой три пугио. Это были настоящие обоюдоострые кинжалы, используемые в армии римскими легионерами.
– Сейчас я покажу тебе, как обращаться с этим оружием, – взвесив в руке кинжал, дядя прицелился в мишень.
Резкий свист пугио рассек воздух, и оружие с огромной силой пробило мишень прямо по центру, погрузившись глубоко в ствол дуба.
– Примерно так, – вытаскивая кинжал из дерева, произнес дядя. – Я думаю, у тебя все получится. Конечно, со временем.
Кроме этого, тебе надо овладеть умением бесшумного шага.
– Это как? По-моему, я нормально хожу. Как все.
– В том-то и дело – как все. Идешь, загребаешь ногами землю, как плугом. Тебя издалека слышно. Пойми, у врага чуткие уши. И поэтому ты должен как можно незаметнее подкрасться к нему, чтобы застать врасплох. Вот смотри, как надо ходить, – с этими словами дядя продемонстрировал походку под кроной дерева, где вся земля была усыпана сухими сучьями.
– Ноги поднимай немного повыше. Если местность засорена различными предметами – камнями, сухими ветками – вот, к примеру, как здесь, – то внимательно смотри под ноги, но ни в коем случае не упускай из виду окружающую обстановку.
– Как можно одновременно смотреть в разные стороны? – озадаченно спросил я у дяди Просперуса. – У меня так не получится.
– Все у тебя получится. И ходить будешь тихим шагом, и кинжалы бросать метко. Надо только тренироваться. Вон, видишь, птица села на ветку.
– Вижу.
– Как она отвернется, попробуй к ней тихонько подойти, чтобы не спугнуть. Потом попробуй к человеку со спины подойти, только не пугай сильно, а то поколотят, – засмеялся дядя. – Не переживай, все у тебя получится. Я в тебя верю. И помни – на войне все навыки пригодятся. И вообще, жизнь – сложная штука, еще неизвестно, в какой обстановке ты можешь оказаться.
Знал бы он тогда, насколько был прав, и с какой благодарностью я буду вспоминать его уроки, которые много раз выручали меня в опасности и спасали мне жизнь.
Буквально через несколько недель я стал ходить намного тише (мама сразу обратила на это внимание, так как не узнавала мою походку) и бросал боевые кинжалы точно в цель. Лишь только мои физические возможности ограничивали дальность полета смертоносного клинка, кроме этого, мамин брат научил меня бросать кинжалы один за другим, практически не целясь.
– Я тебе уже говорил, – втолковывал он мне. – В бою не будет времени для прицеливания. Помни, что враг тоже искусный воин. Относись к нему с уважением. Пренебрежение к врагу ведет к поражению. Я многое повидал на своем веку.
– Расскажи мне, как устроена римская армия?
– Структура легиона включает в себя следующие подразделения, – для простоты объяснения дядя поднял валявшийся ивовый прутик и начал чертить прямоугольники и квадратики. – Вначале – контуберний, в состав которого входит десять солдат. Ими командует декан. Потом идет центурия, она состоит из ста легионеров или десяти контуберниев, бывает и больше. Командует ей центурион. Да, сразу поясню, что численность во всех подразделения римской армии условная. Потом идет манипула, которая состоит из двух центурий во главе со старшим центурионом, и самое главное подразделение легиона – это когорта, включающая в себя до шестисот легионеров. Нет, конечно, все отряды важны и выполняют определенные функции, но когорта – это основа легиона. Она является самостоятельной частью легиона, и командует ей трибун.
– А легион? Он разве не самостоятельный?
– Все зависит от ситуации, – пояснил дядя. – В легион входит десять когорт, и командует им легат. Легат решает перед боем, какие задачи будут выполнять когорты. Может, одну общую, а может, у некоторых будет своя отдельная, причем на поле боя обстановка может несколько раз меняться, и поэтому легат принимает решения, исходя из ситуации.
– Но как можно передать приказ, если на поле боя все перемешалось и стоит невероятный шум мечей и копий?
– Для общего управления легионом и его отдельными подразделениями во время сражения имеется целая система сигналов. Ее должен заранее выучить каждый легионер. Скажу тебе, что это далеко не просто. Существует более двухсот команд и сигналов. Неспособных это усвоить и запомнить неизбежно отчисляют из легиона. Есть звуковые и немые сигналы. Звуковые сигналы, как правило, издаются музыкальным инструментом – трубой или корну. Корну – это такой изогнутый рог. Труба более мощная и звучит для всего легиона, а у корну звук тоньше и пронзительнее. Это для когорт и центурий. А еще есть буцина, та же морская раковина, которая звучит резко и противно. Этот звуковой сигнал предназначен только для кавалерии.
– А барабаны? Я слышал бой барабанов, когда провожал своего отца.
– Это для устрашения врага, – засмеялся дядя Просперус. – Еще есть боевой клич, который начинается издалека злобным ворчанием и достигает оглушительного крика в момент непосредственного столкновения. Ну и еще, конечно, ударные инструменты нужны для торжественных мероприятий. Так сказать, поддержать морально-волевой дух легионеров. И чтобы родным было не так тоскливо. Плакал наверно, когда отца провожал?
– Было дело, – смущаясь, признался я.
– Не надо стыдиться слез встреч и расставаний, – тихо сказал центурион. – У меня до сих пор в душе все переворачивается, когда слышу барабанный бой. Так и стоит перед глазами походный марш когорты.
С этими словами дядя замолчал. Видимо, погрузился в свои воспоминания. Я не мешал ему, понимая, сколько всего пришлось пережить этому отважному воину. Хорошего или плохого – скорее всего, горечи утрат было больше, чем радости побед. Через несколько минут он пришел в себя и бодрым голосом поинтересовался: «Еще какие вопросы есть? Спрашивай».
– Ты про немые команды не рассказал, – напомнил я ему.
– Это жесты. Жестами центурионы отдают приказы рядовым. Сначала они привлекают внимание солдат звуком корну. Затем поднятой вверх рукой дают сигнал: выставленный указательный палец – «внимание», отставленный от кулака большой палец – «атака гладиусами», спрятанный большой палец – «меч в ножны».
– Команд много, не переживай, ты их все освоишь в свое время, – с этими словами Просперус потрепал меня по голове.
– Придется выучить, – невесело ответил я ему. – Представляю, какой будет позор для моего отца, если меня выгонят из легиона.
– Обязательно выучишь. Я помогу тебе.
– Мама рассказывала, что ты командовал центурией. Воевал. Расскажи, как там.
– Да. Я был центурионом. И если бы не это чертово ранение, то был бы сейчас трибуном, как твой отец. Но судьба распорядилась по-своему… Впрочем, не жалею об этом. Только боли в ноге постоянно напоминают о том, как я выжил в этом аду. Не думай, что война – это прогулка за почестями и славой. Красивые доспехи… Девушки, улыбаясь, бросают к ногам цветы. Война – это ежеминутный тяжелый труд, когда спишь урывками под непрерывным дождем, накрывшись походным плащом, положив под голову щит. Ты должен быть готов в любую минуту среди ночи вскочить на ноги и броситься на врага. И поэтому я постараюсь научить тебя всему, что сам знаю и умею.
Через месяц я бросал пугио гораздо точнее, чем дядя Просперус. Кроме этого, самостоятельно научился бросать гладиус, чем крайне удивил центуриона. Не останавливаясь на достигнутом, я освоил технику броска любого остро-колющего предмета. Главное в этом деле быстро определить в руке центр тяжести предмета – и вот, выпущенный с силой, он уже летит точно в цель.
Кроме этого, дядя постоянно проводил со мной уроки владения мечом и копьем. Показывал, как защищаться щитом от летящих стрел и уворачиваться от брошенного копья.
– Ты мне напоминаешь своего отца, – как-то сказала мама. – Ты окреп. Стал силен и ловок. Все это замечательно, но не забывай о милосердии к побежденному врагу. Оставайся всегда человеком.
Как-то, на очередном занятии по владению мечом, дядя поведал мне интересную историю о том, что, помимо силы, отваги и ловкости, в бою необходим ум.
– Переиграть, перехитрить врага, сохранить своих солдат – вот главное достижение настоящего военачальника. Бросить когорты в атаку, не просчитав все варианты – это верх безрассудства. К сожалению, мне попадались и такие командиры. Сейчас я расскажу тебе про битву, которую выиграл один римский полководец, не потеряв ни одного солдата. Это правдивая история. Послушай ее, тебе будет полезно узнать, как ум побеждает силу.
Рассказ центуриона Просперуса:
«Я был участником тех знаменитых событий. В недалекие времена галльские племена частенько беспокоили наши границы, и последней каплей терпения Рима явилось нападение оксибиев и децеатов на союзную с нами Массилию. Сенат принял решение наказать галлов и отправить для восстановления порядка два легиона римских солдат. В то время я уже командовал кавалерией, и в моем подчинении находилось сто двадцать всадников. Мы выдвинулись к Массилии вместе с первым Италийским легионом, которым командовал легат Сербий, успевший уже прославиться двумя годами ранее, при подавлении мятежа диких восточных племен. Второй Македонский легион должен был последовать за нами не позднее трех недель. Мы прибыли на место и расположились лагерем, выставив дозоры охранения. Моей задачей была разведка, близлежащей территории для определения местонахождения противника. На третий день мои всадники обнаружили лагерь неприятеля в пятнадцати милях от нас. По нашим оценкам у галлов было около десяти тысяч пехотинцев и где?то двести пятьдесят всадников. Они превосходили нас по численности солдат и конницы в два раза.
Легат Сербий был молод и тщеславен, он не стал дожидаться прихода второго Македонского легиона, чтобы уравнять шансы, а приказал срочно сниматься с лагеря и направляться в сторону неприятеля. Мы изо всех сил старались подойти незаметно, но все же враг нас обнаружил и приготовился к отражению атаки. Как я уже говорил, силы были неравные, причем, по правилам военной науки, атакующая сторона всегда несет большие потери, чем обороняющая. Мы ожидали приказа от легата Сербия. Уединившись на совет с командирами когорт, командующий, после непродолжительного совещания, приказал разбить лагерь в двух милях от неприятельского. Галлы были удивлены столь неожиданным решением, но атаковать нас все же не осмелились. Хотя их численность превосходила нашу, но по военному мастерству, организации и дисциплине они явно уступали римским легионерам. По сути, это было сборище разных народов, говорящих на кельтском языке.
Так мы простояли три дня напротив друг друга. Каждую ночь мы имитировали начало наступления, что заставляло противника быть всегда в боевой готовности, и это очень сильно выматывало галлов.
На четвертый день галлы снялись с лагеря и направились на север, к видимому вдалеке горному кряжу. Мы также быстро разобрали свой лагерь и последовали за ними, не предпринимая никаких действий для нападения, лишь только моя кавалерия дергала за хвост арьергард вражеской колонны, постоянно осыпая их стрелами. Вечером неприятель опять стал лагерем и приготовился к отражению атаки. Но и легат Сербий так же приказал разбить лагерь и занять оборону. Все четыре дня наши войска стояли лагерем друг напротив друга, а моя конница, как и ранее, не давала скучать галлам по ночам.
Провиант и у них, и у нас стал потихоньку заканчиваться, но, в отличие от галлов, которые каждую минуту ожидали нападения, наши многочисленные отряды занимались поиском провизии. Галлы также пробовали последовать нашему примеру, но несколько локальных стычек немногочисленных отрядов охладил их пыл.
Неожиданно ночью неприятель снялся с лагеря и быстро двинулся по направлению видневшихся гор. Моя разведка донесла, что там, в горах, имеется узкий проход. Замысел врага стал нам понятен. Галлы хотели достигнуть гор и запереть проход своим отрядом, пока основная часть войск успеет покинуть долину, находящуюся за этим каменным кряжем. Сербий приказал моей кавалерии скакать во всю прыть и опередить неприятеля, послав следом за нами пеший отряд легионеров для атаки с фланга. Еще никогда я не гнал свою кавалерию с такой бешеной скоростью. Мы опередили галлов и приготовились к обороне, заняв выгодную позицию. С высоты кряжа было удобно осыпать врага стрелами. А тут и отряд, посланный на подмогу, присоединился к нашей коннице.
Видя, что уловка не удалась, неприятель снова стал лагерем, но простоял всего лишь два дня, а рано утром опять снялся с привала и неожиданно повернул обратно. Мы последовали за ними на почтительном расстоянии, атакуя стрелами хвост колонны. Галлы ближе к ночи остановились и спешно разбили стоянку. Мы следовали привычной нам ночной тактике, не давая отдыхать противнику ни минуты, сменяясь между собой каждые два часа. Одни имитировали атаку, пока другие спали, положив голову на седла своих лошадей. Каково же было мое удивление, когда днем, со стороны галльского лагеря, в нашу сторону направились парламентеры. Оказывается, галлы запросили мира. Легат Сербий потребовал сложить оружие и, взяв с каждого клятву о повиновении Великому Риму, отпустил всех домой. Только через два дня к нашим позициям подошел второй Македонский легион.
Вот так, юноша, терпение и ум победили силу. Научись предвосхищать события, думая на десять шагов вперед».
Меня поразил рассказ дяди. Получается, для того, чтобы одерживать победы, не обязательно идти в прямое столкновение с противником, иногда достаточно просто переиграть его.
Боевое крещение
