Когда предатели, наконец, разбежались по своим зарубежным хозяевам, а уволенные и уволившиеся ветераны – кто как – устроились зарабатывать на хлеб насущный в негосударственных структурах, пришло время собирать камни, и Попова назначили на руководящую должность в подразделение, ведающее вопросами экономической безопасности.
Сегодняшняя осечка его оперов на первом же этапе еще не утвержденной руководством операции могла испортить все дело. Да, собственно, какой операции?! Надо ли ее вообще затевать? Отдать все это МВД, ну и СВР с МИДом на всякий случай ориентировать, если ниточка потянется за рубеж. Но сначала все же нужно выйти на Алексеева и узнать содержание записки. В любом случае, теперь приходилось исходить из того, что преступникам известен контакт Татьяны с правоохранителями. Как это скажется на судьбе ее мужа, если он, конечно, жив? – вопрос. Попов внимательно выслушал историю Татьяны до конца, задал много уточняющих вопросов и попросил ее письменно изложить все детали в виде формального обращения в органы безопасности.
Пока она нещадно терзала бумагу, позвонил коллегам в Питерской управе и попросил, не дожидаясь официального запроса, навести справки насчет Алексеева.
Ответ пришел почти мгновенно: хорошо известен, сам вчера звонил, сегодня днем наш сотрудник с ним встречается. По итогам обещали проинформировать.
Однако уже сейчас ясно, что Алексеев нашел в записке нечто заслуживающее серьезного внимания, раз взялся инициативно звонить на Литейный.
Теперь рапорт руководству. Что мы имеем? Супружеская пара, сама того не ведая, много лет назад привезла из Бирмы… – Стоп. Нажал селектор. – Занесите мне справку по Бирме, – привезла набор эксклюзивных драгоценных камней, тянущих на место в Гохране. Узнали об этом только сейчас. Теперь эта находка случайно оказалась в руках некой преступной группировки, которая заодно пленила одного из супругов и только что порывалась сделать то же самое с другой половиной. Зачем? Предположим, бандиты вытрясли из мужа обстоятельства приобретения аппарата, набитого драгоценными камнями, и захотели пообщаться с их реальными хозяевами в расчете приумножить наживу. Не шибко ли круто для нашей братвы? К тому же, Татьяна уверяет, что они с Игорем представления не имеют, в какой именно лавке купили свою игрушку.
В настоящее время милиция ведет опрос свидетелей по месту жительства этой пары, ищет концы сбежавших на «Волге» бандитов, один из которых осмелился стрелять в опера; трясет рынки. И что? Маловато для приличного доклада руководству. Ладно, Татьяну пока спрячем в подмосковном санатории. И будем ждать новостей из Питера.
Принесли справку. Вот оно как! Бирма теперь Мьянмой называется. А ведь именно эту страну совсем недавно упоминал коллега из юридического департамента. Вроде бы с ней готовится проект Соглашения о сотрудничестве в антинаркотической сфере, и для его подписания наши люди сами собираются прибыть в Янгон, то есть новая российская спецслужба фактически впервые официально прибудет в Мьянму, а это момент по-своему исторический.
Поговорил с коллегами из соответствующего оперативного подразделения. Оказалось, что работа на данном направлении началась после неоднократных тревожных сигналов из различных источников о стремительно растущих объемах героина, нелегально производимого в «Золотом треугольнике», основной частью которого является Мьянма. В последнее время этот регион стал опережать традиционного экспортера наркотиков – «Серебряный полумесяц» Афганистана и вышел на первое место в мире. Два других участника «треугольника» – Лаос и Таиланд – почему-то остаются в тени, хотя маршруты транзита героина на Запад, а, порой, и в нашу страну, никак не могут миновать эти страны.
ЦРУшники, насколько известно, тоже отрабатывают данную тему. Зачастую публично. Правда, говорят не о борьбе с наркомафией – видать, опасаются или не хотят открыто воевать с ней – а призывают к наращиванию «контроля над наркотиками». Ну, а находящихся у власти бирманских генералов рисуют исключительно как пособников, а то и прямых соучастников наркобизнеса. Доказательств не приводят.
Официальный Янгон все обвинения категорически отвергает. Убедительно демонстрирует, что наркотики производятся на неконтролируемых властями территориях. Регулярно организует публичные церемонии уничтожения захваченных у наркодельцов крупных партий опиума и героина. Данные спутниковой разведки США о масштабах нелегальных плантаций опиумного мака в «Золотом треугольнике» сами по себе ни о чем не говорят. Точная привязка к местности отсутствует. Кто создает эти плантации? Куда идет урожай? Где его перерабатывают в «чистые» наркотики? Откуда поступают химреактивы? Кто их поставляет? Внятных ответов нет. Зато наши люди из Таиланда сообщают, что на северо-западе страны отделение резидентуры ЦРУ численностью втрое превосходит свой головной офис в Бангкоке и активно работает с боевиками, крышующими наркобизнес и действующими по обе стороны границы с Мьянмой. Скорее всего, интригуют против военных властей этой страны, не желающих идти на поводу у американцев. Но готовых к сотрудничеству с нами. Значит, с бирманцами надо дружить, – подумал Попов. Он был не первым в нашей стране, кому эта здравая мысль пришла в голову.
Петербургский Университет
Подполковник Васнецов Геннадий Петрович или, как его в советском прошлом прозвали знающие университетские преподаватели, «Крокодил Гена», был неизменно пунктуален, чем гордился.
– Здравия желаю, господин профессор! Прибыл точно в назначенное время.
Алексеев, потягивая свой любимый кофе с сигаретой, поздоровался и шутливо заметил:
– Вот что значат годы, проведенные в стенах престижного вуза! Для непосвященного в филологическое образование вы на редкость правильно произнесли эту фразу. Сейчас ее все перевирают, даже дикторы телевизионных каналов, ляпающие «в точно назначенное время». А новоявленные бизнесмены не умеют склонять числительные, не знают, что «дешевых цен» не бывает, а бывают дешевые товары и низкие цены. Ну, и всем миром разучились правильно писать союз «также». Не говорю уже про «первый-второй», «один-другой»; меня еще старорежимная бабушка учила этому правилу, сегодня забытому вместе со словами «спасибо» и «пожалуйста».
– Погодите, – Васнецов рылся в своем бездонном портфеле времен Остапа Бендера, – то ли еще будет лет через 10–20, когда подрастет нынешнее молодое поколение, воспитанное на малиновых пиджаках, растопыренных пальцах и купленных дипломах. – Вот, нашел, – сказал он, извлекая фляжку ликера «Vana Tallinn», – как раз к вашему кофе, из старых запасов, когда студенты еще гоняли поездом в Эстонию на воскресенье по ученическим билетам за полцены, кажись, по 3.60 в один конец – считай, за бутылку водки.
– Небось, на служебные цели спишете… – подколол Алексеев
– А не пойти ли вам, товарищ джинн….коль вы такой провидец, вот туда вот! – парировал Васнецов, указывая на горлышко сосуда.
И оба рассмеялись. Они уже давно были приятелями и легко могли перейти на «ты», но взаимное уважение статуса партнера удерживало их в рамках привычного этикета.
– Ну, давайте вашу историю.
Прочитав перевод записки вместе с комментариями, выслушав пояснения и размышления Алексеева, подполковник спросил:
– А что это за шестое небо, где автор собирается встретиться с приятелем?
– В буддийской картине мира, унаследованной из древнеиндийской мифологии, это что-то вроде рая, мира божеств, некая обитель благости и святости, но все равно подвластная карме, полный отрыв от которой достигается только в нирване. Короче, что-то вроде нашего «счастья на 7-м небе». Но, строго говоря, то, что сказано в записке можно понимать как «до встречи на том свете», то есть автор предвидит свою кончину, если, конечно, это не аллегория или какое-то зашифрованное конкретное место.
– Ну вот, оседлали своего любимого конька… Между тем все это не мой хлеб, меня сейчас интересуют кандидаты в нашу контору. Есть толковые ребята на примете?
– Это не по моей части. У меня – наука. Но в целом, должен заметить, академический мужик вырождается, – усмехнулся Алексеев, – все рванули на заработки в частный сектор… Так что в нашем джазе остались только девушки.
– Печально, – заметил Васнецов, укладывая бумаги в портфель. – Как говорил когда-то начальник английской МИ-6, для работы в разведке женщина должна обладать уличным характером, а уличных женщин на службу брать нельзя. Лукавил, конечно…
Теперь вот что. Скажу прямо, историей с этим письмом заинтересовались в Москве. Видимо, ваши знакомые попали в поле зрения центрального аппарата. Это уже серьезно. Посему, думаю, ваша командировка в столицу не за горами.
Алексеева это не обрадовало, ему надо было готовить международную конференцию по Мьянме на базе СПбГУ, чтобы возродить затухший интерес к ней, прежде всего, в собственной стране. Но сейчас его посетила другая мысль.
– А как там поживает наш выпускник – Андрей Радов? – Помните, мы когда-то отдали его в вашу команду, можно сказать, от сердца оторвали; а ведь планировали как подающего надежды бирманиста определить в Институт Востоковедения или Этнографии.
Васнецов, кажется, догадался, куда клонит Алексеев.
– Не знаю, с тех пор, как мы отправили его за вторым высшим образованием в подмосковные леса, прошло уже много лет. Раз до сих пор не вернулся в Питер, значит, прижился на новом месте и теперь, полагаю, через день нежится на морском песочке в вашей любимой Бирме-Мьянме. Вот ему и карты в руки! Я вас правильно понял, господин профессор?
Радов
Подполковник Васнецов даже в шутку не угадал. В Рангуне, где располагается российское представительство, пляжей нет. Это только на географических картах кажется, будто город-порт находится рядом с морским побережьем. На самом же деле до океана еще прилично добираться, а прилегающая водная гладь на десятки, а то и сотни километров являет собой мутную дельту мощной реки Иравади, илистые берега которой отнюдь не располагают к водным процедурам. Для этого есть другие места, куда лучше лететь местными авиалиниями. Да и какие курортные утехи могут быть у зарубежных коллег, которые нагружены делами не меньше приятелей Васнецова из сочинской службы безопасности, годами не загоравших на пляже?
Ну а самое главное – Андрея в Мьянме не было: он уехал в отпуск и на данный момент пребывал в Москве. На Смоленской площади. В мидовской высотке. Это только в голливудских кино сказках заграничные супергерои расслабляются на экзотических островах в окружении модельных красавиц. А в жизни отпускной период у командированных за рубеж сотрудников насыщен отчетами о проделанной работе, согласованиями, планированием новых мероприятий, стажировками, медкомиссиями и другой рутиной.
Беседа с новым куратором «малых стран», никогда не работавшим в тропиках, протекала внешне корректно, однако внутреннее напряжение то и дело проявлялось в интонациях и в обрывках фраз, будто речь шла не о Мьянме, которую тогдашние политики списали в разряд «третьесортных», а о судьбах всего человечества. В итоге диалог завершился многоточием.
Андрей покинул кабинет с ощущением, будто вышел от стоматолога. Чтобы избежать встреч и разговоров с кем-либо из знакомых, не стал пользоваться лифтом, сбежал вниз по черновой лестнице, выскочил через цоколь во внутренний двор и затерялся в переулках старой Москвы. Ему надо было побыть одному, остыть и определиться с дальнейшими действиями после болезненной дискуссии о месте Мьянмы во внешней политике России, в том числе о его собственных задачах в этой стране, которые надо решать, работая в качестве, не ведомом ни Алексееву, ни Васнецову.
* * *
Поступая в Ленинградский государственный университет, Радов никак не помышлял о службе в органах госбезопасности. Однако у судьбы свои повороты. Однажды куратор студенческого комсомольского актива из университетской парторганизации при встрече без посторонних как бы в шутку заметил:
– Мы тут из вас джентльмена куем, а есть возможность превратиться в супермена. Желаете?
– Это как это?
– Это значит разведчиком стать, ну, как Штирлиц, что ли, или Джеймс Бонд… Дело серьезное, почетное и, понятно, неплохо оплачиваемое.
– И что от меня требуется? – спросил Радов, вместе с массой тогдашних советских комсомольцев не шибко знакомый с Джеймсом Бондом, зато весьма почитающий Штирлица, хоть тот и был «из другой жизни».
– Вопрос не по адресу. Вами интересуются конкретные люди. Пройдете для начала собеседование в кабинете, который укажу чуть позже, там все разъяснят. Думайте до завтра.
Легко сказать «думайте», когда объект размышлений неизвестен и никогда не был предметом твоих серьезных помыслов (если не считать детских игровых фантазий); зато вожделенный Институт этнографии Академии Наук СССР и связанные с ним мечты о дальних странствиях с научными экспедициями в экзотические страны типа Бирмы – вот он, за углом, в Кунсткамере. Точнее, это Камера при нем. Однако в данное престижное заведение пока никто не приглашал, и о вакансиях ничего не слышно. А здесь, можно сказать, «зовут к столу».
И согласился.
Собеседование проводил дружелюбный, почти молодой человек, который, не представившись, задавал обычные вопросы по незатейливой биографии Радова. Среди прочего поинтересовался отношением Андрея к роли органов безопасности в период репрессий 30-х годов. Радов честно ответил, что специальной данной темой никогда не интересовался, потому что ни в школе, ни в университете ее «не проходили». На том и расстались.
Годами позже, пытаясь уяснить истоки настойчивого самобичевания старших товарищей из-за этих самых репрессий, и заодно понять, как популярные проклятия в адрес 30-х годов согласуются с длинным списком чекистов, расстрелянных и репрессированных в тот же период, поднял в «Ленинке» архивные документы КПСС, в свое время открыто публиковавшиеся. Из них понял, что не все так просто и однозначно, как звучит в распространенных штампах. В разгар кампании Центральный Комитет критиковал партийные организации на местах за чрезмерно активное составление списков «врагов народа» и отмечал, что органы НКВД во многих случаях не находят оснований для ареста. Все это подкреплялось конкретными цифрами. А жертвы репрессий, естественно, запомнили и проклинают тех, кто их задерживал, а не тех, кто устроил соцсоревнование из составления списков. Разумеется, в рядах НКВД тоже находились свои «передовики производства» – здесь есть место для раскаяния. Но взваливать на органы госбезопасности всю полноту ответственности за развязывание репрессий и заставлять их пожизненно нести этот крест – просто нечестно и несправедливо. «История этого не простит», – подумал тогда Радов. И не простила. Раньше, чем он предполагал. И сразу всем.
Проверка на пригодность к будущей профессии началась для Андрея с поездки в Москву еще до окончания Университета. После многочисленных изощренных тестов и строгих медицинских комиссий он был уверен, что «провалился», о чем, вернувшись в Ленинград, и сообщил своему новому знакомому.
Тот от души рассмеялся, похлопал по плечу:
– Не расстраивайся. Ляпы на экзаменах, конечно, были, но в целом твой уровень москвичей устраивает, а значит, давай, учись, учись и еще раз учись, как завещал Великий Ленин, как учит Коммунистическая партия… Окончишь университет, пойдешь в укромные места за вторым высшим образованием. Специальным. Ну а сейчас, понятно, никому ничего…
Далее – непростой, но захватывающий переход в новое качество по мере обучения в одном из «почтовых ящиков»; попытка там же вступить в КПСС и неожиданное фиаско из-за нехватки каких-то там «квот». Беспартийных на оперативную работу, связанную с выездами за рубеж, тогда не брали, поэтому на период становления «полноценным коммунистом» Андрея после спецучебы определили во внутреннюю аналитическую службу, с которой он породнился навсегда.
Пока дозревал, помимо основных дел, факультативно разбирался с провозглашенной Рангуном политической программой «Бирманский путь к социализму» и ее философской доктриной «Система взаимоотношений человека и окружающей среды», чем-то напоминающей диалектику. В результате пришел к выводу, что никакого социализма в Бирме нет, и в обозримой перспективе не предвидится. О чем и сообщил непосредственному начальнику. Тот сказал: «Пиши!», но доложил ли готовую бумагу наверх, неизвестно. Скорее всего, нет, так как вывод не оправдывал завышенных ожиданий отдельных партийных функционеров, желающих видеть в Бирме идейного попутчика.
Кроме того, Радову в порядке повышения квалификации разрешили «на стороне» поступить в заочную аспирантуру Института Востоковедения Академии наук СССР под командой уже тогда знаменитого академика Примакова. С участием известных ученых анализировал реальное место религиозных верований в мировоззрении бирманцев. Вылилось это в защиту диссертации, которую в виде монографии публиковать не стали, учитывая тогда еще актуальное увлечение официального Рангуна «буддийским социализмом».
Так и пролетела комсомольская юность, завершившаяся превращением Андрея в члена КПСС, пригодного к выезду за рубеж. Несложно догадаться, что загранработа началась для него именно с Бирмы. Радов самозабвенно, на многие годы нырнул в ее пучину, насквозь пропитался новой реальностью и вынырнул навсегда очарованным этой страной, со скромностью и достоинством хранящей вековые культурные традиции, греющие душу своему народу и завораживающие неравнодушных зарубежных гостей. Потом бывал во многих азиатских и европейских государствах, но в общей корзине впечатлений они не смогли затмить «первую любовь».
О необъяснимом шарме и колдовской притягательности бирманского этапа в своей карьере могут рассказать многие работавшие там россияне. Конечно же, речь идет прежде всего об обаянии местных жителей, их невесть откуда взявшейся ментальной и поведенческой схожести с восточными славянами. Может, сказывается еще и наше древнее родство по линии внуков Чингисхана, чьи орды в 13-м веке почти синхронно топтали земли Руси и разрушенной ими бирманской империи.
Жаль, что об этом средоточии восточной экзотики, буквально нашпигованном достопримечательностями, не было снято ни одного привлекательного фильма или просто рекламного ролика. Ну, с Голливудом все понятно: политики сверху цыкнули – и «независимая творческая интеллигенция» молчит в тряпочку. Дали денег – сняли заказную художественную гадость «про военную хунту». У бирманцев – свои заморочки: рекламировать родину броскими западными штампами не хотят, вот и получается каждый раз томная буддийская проповедь. А наши-то что?! Художники перевелись? Заехали разок, сделали пару квазиэкзотических кадров с голыми мальчишками и дряхлыми старухами, курящими сигары на фоне хилых бамбуковых хижин, – и все… Откуда такая стилистика? Разве не радуют глаз виды Индийского океана с нетронутыми массовым туризмом песчаными пляжами, девственная природа предгорьев Гималаев, тысячи храмов только на одном пятачке бывшей бирманской империи Баган, сотни других уникальных культурно-исторических памятников, изобильные восточные базары, зоо- и просто парки, сафари, современные брендовые отели с причудливыми бассейнами на крыше высотки или в полуподвале с подплывом к барной стойке? И всюду – улыбающиеся, доброжелательные, общительные люди. В подавляющем большинстве – грамотные и отнюдь не убогие. Почему все это не попадает в камеры наших операторов?! Ведь они же с ОБЪЕКТИВАМИ! Впрочем, кто из кино-теле-радио и просто журналистов не знает про «джинсу»? Эх, ребята!…
* * *
Август 91-го ударил больно. Драматические события застали Радова в центральном аппарате на Лубянской площади, куда высокое начальство временно прикомандировало его в качестве консультанта. Не успел толком приступить к работе, грянули ликвидация Комитета, многоэтапное реформирование того, что от него осталось, сокращение штатов. Отозвать Андрея на прежнее место службы было уже некому, так как те, кто его командировал, оказались в отставке. В конце концов пришлось уйти в запас; выслуга позволяла.
* * *
После мучительных размышлений возобладал «зов тропиков»: устроился по контракту в азиатский департамент МИДа, куда позвала еще сохранившаяся там старая гвардия, хорошо запомнившая его по совместной работе во время первой поездки в Рангун. Специалисты востребованы всегда и везде. Сразу стали оформлять на выезд в Мьянму. С учетом прошлого «специфического амплуа» дополнительно поручили выполнять обязанности помощника посла по административным вопросам, в том числе отвечающим за официальные контакты посольства с правоохранительными органами этой страны. Радов охотно согласился и с энтузиазмом рванул в края незабвенной оперативной молодости.
Издалека Мьянма казалась островком спокойствия и стабильности, будоражила ностальгию. На самом же деле там в конце 80-х заварилась собственная «перестройка», которая очень скоро вынудила военных снова взять управление страной в свои руки, для чего был создан Государственный совет по восстановлению законности и порядка – ГСВЗП. При этом армия не допустила охлократии в столице и не позволила взбунтоваться национальным окраинам, что могло бы привести к распаду Союза на радость западной демократии, давно минирующей эту страну с разных сторон. ЦРУ горевало, но не дремало. В крупных городах американцы, с одной стороны, продолжали попытки подкупить военную верхушку, а с другой – пестовали «демократическую» студенческую оппозицию; плюс на западе – вдоль границы с Бангладеш – раскручивали провокации со стороны мусульманского меньшинства, тут же на весь мир обвиняя центральные власти в «геноциде», а на востоке-с территории Таиланда – продолжали подкормку главарей сепаратистского подполья.
Мысли о возне американской разведки вокруг Мьянмы вернули Радова к беседе с новым мидовским куратором. Андрей не стал, не имел права докладывать ему важный результат работы в Янгоне, в ходе которой удалось засечь то ли потенциального, то ли уже состоявшегося предателя из группы наших военно-технических специалистов в Мьянме во время его встречи с заместителем резидента ЦРУ, работающим под прикрытием посольства США. По понятным причинам, информировать об этом можно было только очень узкий круг лиц, к которым собеседник, пусть даже обладающий сравнительно высоким должностным статусом, не относился.
Ситуация весьма щепетильная, поскольку затрагивает военное ведомство. Если его прямо сейчас запросить, может и гневно взбрыкнуть – мол, с какой стати гражданские лезут не в свой огород и норовят подмочить репутацию уважаемого министерства?! При этом своего офицера они сразу возьмут за грудки, тот будет от всего отказываться, а предъявить ему, по сути, пока нечего. Источник Радова из бирманской полиции, с которой он поддерживал официальные служебные контакты, сообщил, что коллеги зафиксировали только факт непродолжительного контакта двух белых людей на берегу озера, популярного у любителей рыбной ловли. О чем они говорили – неизвестно. Передавали ли что-нибудь друг другу – издалека не разберешь. Внешне все обыденно и пристойно. Однако в это время дня на озере обычно никто не рыбачит, а главное, что бросилось в глаза, один из них – прибывший на своей машине, давно знакомый местным спецслужбам сотрудник ЦРУ, личность, весьма далекая от рыбалки. Ранее работал в Москве, хорошо владеет русским языком. Другой приехал на такси и, как показало дальнейшее наблюдение, после встречи таким же образом направился на центральный рынок. Там сначала смешался с толпой и вскоре присоединился к группе российских граждан, которых на служебном автобусе вывезли в город за покупками. Приметы русского: рост выше среднего европейского, светловолосый, возраст 40–50 лет, одет в сафари.
Радов проверил журнал, где ведется ежедневный учет перемещений наших людей из посольства в город и обратно. В тот день на шопинг организованно выезжали жены дипломатов и административных работников, а также трое мужчин – специалистов из различных ведомств. Среди них названным приметам соответствовал только один – подполковник О.
Андрей был знаком с ним по совместным играм на волейбольной площадке и заметил, что в последнее время тот при встречах как-то уж очень внимательно заглядывает ему в глаза, будто пытаясь прочитать в них намек на возникшие подозрения. Сразу можно сказать, что это было бесполезным занятием. За годы участия в различных собраниях Радов в совершенстве овладел техникой управления своим лицом, которое при необходимости становилось непроницаемым и никоим образом не выдавало его отношения к тому, что звучало с трибуны.
Доложил руководству. Сигнализировали в Москву. Ответ был ожидаемо сдержанным: осторожно наблюдать, ничем не выдавать, ничего не предпринимать до особых указаний. Оно и понятно. Нельзя было исключать, что наши военные ведут свою игру, хотя Радову не очень в это верилось, поскольку на фоне недавно прогремевших на весь мир перебежчиков «наживка» выглядела слабовато, к реальным секретоносителям относилась с большой натяжкой, и американцев могла не заинтересовать.
«А с куратором сцепился напрасно», – подумал он, – «в чем, а, главное, зачем хотел убедить? Получается, вроде как оправдывался…Будь я на прежнем месте службы, наверняка внимательнее прислушался бы к моим доводам…».
Лубянка
Поступившая из Петербурга информация по итогам беседы с профессором Алексеевым окончательно убедила Попова в том, что надо срочно созывать межведомственное совещание для выработки согласованных подходов в деле похищенного россиянина и крупных ценностей, дабы оно не переросло в серьезную международную проблему. Для начала он зарядил Прокуратуру, по закрытой оперативной связи пообщался с коллегами из СВР, позвонил в МИД и уже третий день наседал на МВД, чтобы его МУРы и РУОПы «порвали в клочья» рынки в районе проживания Игоря и Татьяны Найденовых. Как и следовало ожидать, милиция только разводила руками, ссылаясь на засилье всех видов организованных преступных группировок, пользующихся поддержкой в некоторых «околополитических сферах». Правда, за эти дни удалось несколько сузить круг поисков. Из бурлящей массы конкурирующих между собой «гольяновских», «перовских», «ореховских», «щелковских» и пр., и пр. братковых единений, которые крышевали разнокалиберный бизнес, были выделены, в первую очередь, имевшие выходы на зарубежье. Среди них блистали «измайловские», создавшие ряд предприятий по производству ювелирных изделий из драгметаллов и камней, с их недавно убитым казначеем Лю Чжи Каем по кличке «китаец». Засветились на связях с Востоком «солнцевские», а также некоторые группировки «афганцев». Ну, а в Подмосковных лесах была обнаружена брошенная грязно-белая «Волга», облитая бензином, но почему-то не «кремированная». Машина, естественно, числилась в угоне. Изнутри буквально заляпана отпечатками пальцев, по объединенной базе данных не проходящих.
Листая оперативную сводку, Попов среди ставших привычными сигналов о коррупции должностных лиц, случаях вымогательства и разбоя на крупных промышленных предприятиях наткнулся на сообщение, которое его особо заинтересовало: «Гражданка России Тимченко Елена Леонидовна, 1975 года рождения, задержана китайскими властями в аэропорту г. Куньмин (провинция Юньнань) за попытку нелегального провоза 960 г героина из района «Золотого треугольника» с территории Мьянмы. При аресте она предъявила паспорт на чужое имя, т. к. ее собственный был «засвечен» при предыдущем задержании в Шанхае за занятие проституцией. В ходе следствия установлено, что она является одним из наркокурьеров крупной преступной группировки граждан стран СНГ по доставке героина на Дальний Восток Российской Федерации. Местные власти приговорили ее к смертной казни с отсрочкой на два года. Находится в тюрьме вышеназванной провинции КНР. В содеянном не раскаивается».
Попов по селектору вызвал заведующего своей приемной.
– Быстренько подготовьте мне справку по «Золотому треугольнику» и роли Мьянмы в этой геометрии. Да, еще свяжитесь с коллегами в Петербурге, пусть срочно предупредят профессора Алексеева о возможном интересе к его персоне со стороны преступных элементов, ну, и сами приглядят за его окружением, пока он оформляет командировку в Москву. О малейших подозрительных моментах докладывать незамедлительно.
Еще один звонок.
– Татьяна, привет. Как ты там? Работаешь? Скучаешь? Про Игоря пока ничем не обрадую. Ищем. Набирай спортивную форму, она тебе может пригодиться.
Ура, Шива!
Поздняя осень в Подмосковье тоже бывает привлекательной, особенно если ее проводить в комфортном генеральском санатории бывшего КГБ. Не обязательно в амплуа отдыхающего, а, например, в качестве медсестры физиотерапевтического кабинета, кем и была оформлена Татьяна Найденова на период… А на какой период?! Сколько ей тут куковать? Как помочь Игорю, если он, конечно, жив? Так и подмывало перелопатить все рынки Москвы и найти ту лавку, в которую муж отнес аккумулятор… Ну, а дальше что? Скрутят и тебя. Но ведь люди же кругом, можно закричать, позвать на помощь, ворваться в помещение, а там Игорь связанный… Щас! Наивные фантазии. А если там одни бандюки бродят?
Терзая себя этими думами, Таня механически выполняла свою немудреную работу – проводила санобработку аппаратуры для ингаляций и одновременно «отпускала процедуры» по надвенному облучению крови.
Голос из тамбура – Тань, готова? Принимай пациента.
– Хорошо, проходите, пожалуйста, книжечку санаторную оставьте на столе.
В кабинет вошел улыбающийся румяный старичок, потянул носом.
– О, запах хлорки для меня лучшая ароматерапия, обожаю запахи санитарии и всяких антисептиков, особенно карболки и Деттола.
– Надо же, впервые вижу любителя больничной атмосферы. А что такое Деттол?
– А вот помотались бы с мое, лет тридцать, в заразных тропиках, тоже полюбили бы эти запахи здоровья. Ну, а Деттол – универсальный антисептик, производят на Западе, а используют чаще всего на Востоке, начиная от обработки ран вместо йода, который во многих странах запрещен, до полоскания горла и мытья полов.
И отнюдь не только в больницах, но и в 5-звездочных отелях. Как сейчас помню, этим зельем и ароматизированной карболкой насквозь пропах роскошный «Шератон» в Дакке – знаете столицу Бангладеш? – а еще хлеще этим благоухает хрущевский отель «Иньялейк» в Рангуне.
– Ой, я тоже была в этой гостинице, – вырвалось у Татьяны… Поняв, что сболтнула лишнего, она засуетилась у кушетки, приглашая старичка укладываться и подставлять руку для крепления лазерного излучателя. Однако тот, кажется, впервые остановил на ней изучающий взгляд.
– С родителями, что ли, там была?
Темнить в этих местах и с этими людьми – себе дороже. – Да нет. Студенческая практика. Работала переводчиком на нашей торгово-промышленной выставке, ну, а жили в «Иньялейке»; замечательная гостиница, я у нас таких не видела.
Конец ознакомительного фрагмента.
