Алая лента
Нани Кроноцкая
Милая сказка о том, как Рождественский Петербург стал местом встречи двух магически одаренных наследников. Сиротка и княжич, маг крови и талантливый лекарь, невинная девушка и первое зрелое чувство мужчины. Любовь с первого взгляда, с первой кровавой переделки и с первого поцелуя в подвале заброшенного особняка. Имеют ли право на продолжение их чувства, вспыхнувшие вдруг так внезапно?Решать самому Императору…
Нани Кроноцкая
Алая лента
– Кто там, Афена? – звонкий девичий голосок колокольчиком прозвучал среди стен опустевшего дома.
– Настюшка, от Горянских, – хриплый старческий голос немедленно отозвался, быстро протараторив: – просят милостью не обделить, дескать, с делом нарядным пожаловали. Барышню ожидают сегодня, сразу же после вечерней, на девичьи посиделки.
Поздно.
К этому времени “барышня”, проведя целый день за работой, голодная? и на ногах уже будет держаться с немалым трудом. Какие там “девичьи посиделки”, коль начинающий артефактор не может поладить с простейшим заговором подковы “на счастье”? Стеклянные шарики “от темного сглазу” только мутнели, напоминая глаза дохлых рыб. Целая груда обломков, осколков и оплавленных криво медяшек красноречиво валялась в подвальном углу.
А сегодня Сочельник.
Приятные хлопоты, Служба, гуляния, званый праздничный ужин… Завтра уже Рождество. Любому другому Полина бы отказала. Но Софья Андреевна Горянская оставалась единственным человеком, которому никогда не хотелось отказывать. Даже в упорном стремлении выдать Полиночку Громову замуж.
Особенно после слов нянюшки, прозвучавших за выразительной паузой, выдержанной этой старой лисой:
– Мотору пришлють! А наряды уже привезли.
Устоять невозможно.
Полина и не пыталась…“Мотор” прибыл ровно к без четверти восемь. Два луча керосиновых фар осветили пустынную Лопухинскую дорогу?, разрезая кромешную зимнюю тьму, отражаясь от ярких снежинок нарядными блестками, искрясь на поверхностях снежных холмов.
Зимние ночи в столице настолько темны, что Полине казалось, дня вовсе тут не бывает. Черная тьма лишь сменяется серыми сумерками. Девушка вовсе бы потеряла счет времени, переселившись в подвальную лабораторию особняка семьи Громовых?, да строгая няня подобные непотребства решительно пресекала.
И Полина за это была благодарна старушке.
За строгость и за заботу…
Стоя у мутного зеркала в гулком холле роскошного некогда особняка Поленька тщательно расправляла одной ей заметные складочки нового платья, восхищенно любуясь на этот волшебный подарок. Благородный бархат оттенка светлого пепла с легким жемчужным отливом, изысканно-модный покрой, безупречный пошив. В скрытых швах платья незримо струилась высокая магия. Согревающая, очищающая, освежающая.
Настоящее волшебство.
Девушка тихо вздохнула. Никогда Поленьке не достичь подобных высот мастерства. Не давалась ей эта наука. Как не старалась Полина, магической сути вещей совершенно не видела. И усердие тут не поможет, увы.
– Уже собрались, барышня?
Высокий, усатый и толстый шаффер длинной темной перчаткой неторопливо отряхивал снег с новых валенок.
Прямо на пол.
И смотрел так при этом брезгливо на старый паркет, словно ему тот может испортить всю обувь. И щегольские штаны в мелкую клеточку. И… целиком сразу шаффера всего: вместе с усами, волчьим полушубком и шапкой на том же меху.
Поля поморщилась, но выговаривать не решилась.
Зачем?
– Как видите.
Натянуто улыбнулась, поправив косу. Шаффер окинул ее неодобрительным взглядом и тут же скривился.
Простоволоса. Гола. Непотребство. Сразу видно,магичка.
Полина поежилась, тонкими пальчиками вцепившись в бархат нового платья.
– Что раззявился?! – а вот её няня скромностью не страдала. И тряпку держала в тяжелой руке угрожающе. – Вон отседа пошел, пся усатая, жди на улице барышню! И лужу потри за собой!
Бросив тряпку под ноги шафферу, она руки в боки уперла, решительно наступая на наглеца, превышающего ее в росте на локоть?, не меньше. Тот дрогнул, ногой прижал к полу тряпку и аккуратненько вытер следы.
– Пшел! – рявкнула нянюшка. – Жди, когда барышня выйти изволит. Мужчина Поленьку полоснул нечитаемым взглядом и вышел.
– Может… мне все-таки шубу накинуть? – прошептала она, содрогнувшись от звука громко захлопнувшейся двери.
– Еще чего, милая, – пожурила Афена. – Натягивать на подобную красоту зайцев линялых и молью побитых? Ты – магесса! И право имеешь. А то ишь… кажный дитятку будет суропить. Все, ступай.
Поля взглянула на нянюшку, но возразить не решилась. Да и права была нянька.
Магесса…
Звучит даже странно. Не способна Полиночка стать этой самой магессой. Нет в ней смелости никакой. Проще в заячьей шубке и валенках или в старом капоре на вате и шапочке на завязках, чем взгляды мозолить волшебной одеждой, согревающей и в морозы, и распущенными волосами.
Видя ее нерешительность, нянюшка молча открыла створку старой дубовой двери и легонько толкнула воспитанницу. Глядя внимательно под ноги, Поля шагнула вперед.
Отчего же на сердце тревожно? Ровно так она сделала свой первый шаг за широкие двери Смольного института, на одиннадцать лет ставшего Поле когда-то и крепким застенком, и домом…
Вопреки ожиданиям чуда, всю поездку она провела, молча сражаясь с потоками ветра и залпами снега. Шоффер явно из вредности гнал по ветреной Песчаной набережной Аптекарского острова вдоль Малой Невки, задевая сугробы и распугивая извозчиков. При повороте на улицу Даля девушка чудом не выпала прямо на снег, вцепившись обеими руками в дверцу. Калейдоскоп поворотов и улиц. Песочная, Барочная, Левашовский. У Поли отличная память, она очень любила прогуливаться по столице, но нынешнюю поездку она повторить не рискнет.
И то, что усатый паршивец резко затормозил на подъезде к Зелейнинской, не доехав до угла Пушкарского переулка чуть ли не четверть версты, ее только обрадовало.
Трясущимися руками дернула ручку дверцы авто, с огромным трудом ее распахнула и выпала из машины сразу в снег, утонув по колено.
Мотор рядом натужно взревел, и машина умчалась, подняв снежный вихрь, окончательно облепивший Полину сухим, колким снегом.
С огромным трудом вспомнив нужное заклинание, она остро почувствовала себя совершенно беспомощной. Но уже минуту спустя о произошедшем ей напоминали лишь покрасневшие щеки.
Прикрыв на секунду глаза, Поля перевела дух.
Предрождественский вечер. Во всех окнах Пушкарского ярко горели огни, по переулку чинно шествовали прохожие, поспешавшие в гости.
Поля мысленно поблагодарила свою вездесущую крестную за приглашение. Как давно она не выходила из темных подвалов лаборатории Громовых! Под низкими сводами лаборатории пролетели дождливая осень и половина зимы.
Девушка развернулась и подняла голову, невольно залюбовавшись изысканной красотой роскошного особняка, принадлежавшего старшим братьям Софьи Андреевны. Нежный фисташковый с серебром, выгодно отороченный роскошью картушей, фестонов, венчающих ребра пилястр и цветочных гирлянд.
Вход в курдонер с обеих сторон охраняли мраморные фигуры античных божеств. Рельефные торсы, угрюмые лица… Умение уверенно поддержать разговор о столичной архитектуре прививалось выпускницам Смольного с самого раннего детства.
– Любуетесь? – мужской низкий голос прозвучал за спиной неожиданно.
Вкрадчиво. Искушающе даже.
Поля вздрогнула, оборачиваясь, и мысленно перекрестилась. Эти двое возникли бесшумно, как будто из воздуха. Высокие, статные, широкоплечие, чем-то неуловимо схожие.
Маги. И сильные, судя по Полиным ощущениям.
Длинноволосые, в одинаковых легких двубортных шинелях, отороченных серебром с алой выпушкой. Черные мягкие сапоги, но на обшлагах шинелей нет знаков отличия, свойственных офицерам.
Студенты? Их дикие гривы были прихвачены лишь шнурками, что делало незнакомцев, похожими на жеребят, и придавало им вид даже милый.
Острая зависть кольнула Полиночку. Ей, чтобы сдать окончательные испытания на артефакторский факультет, предстоит еще потрудиться.
А родилась бы мужчиной…
Молчание затянулось.
– Ты девушку напугал совершенно, Владимирус! – светловолосый студент улыбнулся и отступил.
Его ослепительная улыбка показалась Полине до боли знакомой.
– Помилуй, Никола, я просто спросил! – второй был чуть выше ростом и темноволос. Улыбаться он не спешил, пристально рассматривая Полину.
– Я… увлеклась, – девушка прошептала, с трудом проглотив вязкий ком. – Очень красиво.
– Все приезжающие к нам девицы здесь стоят и любуются, – усмехнулся Никола. – Голые мужики не столь часто доступны для глаз.
Поля вспыхнула, отворачиваясь. Она хотела бы им смело ответить. Сказать, что сам дом был прекрасен. Огромные липы в уютном дворе и сочетание светло-зеленого на серебре, и совсем не модерн, скорее, напрасно забытое необарокко… И промолчала.
Зачем отвечать? Все равно не услышат. Мужчины…
– И кто из нас тут пугает девиц? – голос Владимира снова заставил Полину поежиться. – Простите нас великодушно, жизнь в казармах сгубила немало романтиков. Кстати, мы не представились. Прошу нас простить.
Он мягко шагнул от Полиночки на мостовую и почтительно поклонился.
В свете магических фонарей в темных вьющихся ярко сверкнули снежинки в волосах, и Полина зажмурилась малодушно. Всего на секунду, будто стараясь развеять свое наваждение. Уж больно он сказочно выглядел, этот студент.
– Мой друг, студент пятого курса Императорской медико-хирургической академии, – начал было блондин, но, поймав упреждающий взгляд, на мгновение запнулся и продолжил уже куда тише, не отводя взгляда от друга: – Владимир Павлович Фо… – еще один быстрый взгляд и уверенное: – Фомин.
– Владимир, к вашим услугам. К чему эти сложности, мы же не на официальном приеме.
Он медленно снял перчатку, проведя пальцами по волосам, и, сдержанно улыбаясь, стряхнул целый ворох снежинок.
– Старый друг Николая, вас так беспощадно смутившего.
Николай… Колобов? Ну конечно! Вот откуда знакома ей эта улыбка. Родной и любимый племянник Софьи Андреевны, в девичестве Колобовой. Его легендарный отец, говорят, был самым близким другом… впрочем, об этом не стоило вспоминать. После смерти отца как-то так оказалось, что другие друзья дома Громовых слишком быстро иссякли. И не стоило их винить.
Видимо, на лице Поленьки эта грустная мысль отразилась весьма выразительно. В серых, как осеннее небо столицы глазах Фомина мелькнула искорка сожаления.
– Ну что вы… – произнес он, усмехнувшись. – Николя не кусается совершенно, я вас уверяю.
Странно это все.
– Я… – с превеликим трудом Поленька заставила себя отвести взгляд – Вас не испугалась. Полина Ивановна Громова…
Больше сказать было нечего. Лучшая ученица юбилейного, девяностого выпуска Имперского Смольного института благородных девиц? Сирота и пансионерка, все внушительное состояние родителей которой было потрачено дядюшкой опекуном, ее даже толком не знавшего.
– Тетушка и тебя порешила женить? – Николай усмехнулся, позволив себе фамильярность, и схватил Полю за руку, потянув за собой.
– Замуж выдать тогда уж, – его тихо поправил Владимир.
Фомин стоял очень близко. Непозволительно, возмутительно даже.
– Не поддавайся, моя дорогая. Такой юной красавице рваться замуж за первого встречного совершенно, поверь, ни к чему.
– Да я и не…
– И это прекрасно.
