Рина Аксутова "Психопомп"

Психопомп
Рина Аксутова

Что делать, если незнакомец задает вам странный вопрос: ты хочешь жить? Конечно ответить да! Что в этом может быть плохого? Но что, если за этим последуют странные, необъяснимые и откровенно страшные последствия…

Рина Аксутова

Психопомп

Пролог

Стук каблуков, начищенных и хорошо отполированных ботинок, был слышан далеко впереди идущего человека. Его серый костюм и серое пальто были в гармонии с сегодняшним небом. Тучи и предгрозовое небо, развернувшееся над его головой, казалось, были с ним в одном настроении. Они оба ждали.

Шаги, были хорошо слышны на пустой улице, не оставившей ни единого человека на пути. Казалось, будто само небо расчистило ему дорогу. Он шел медленно и уверенно. Ему не было нужды спешить. Он будто не замечал погоды, творившейся вокруг него. Но она стоила того, чтобы на нее обратили внимание: тучи грозно нависали над зданиями, и человеческого взгляда не хватило бы увидеть границы этих черных покровов неба. Ветер, что гулял в окрестностях, был настолько силен, что срывал и бросал все на своем пути. Он стонал и резвился, надвигался и отступал. Он играл. Пытаясь напугать, показывая всем и сразу, кто пожелал бы этого увидеть, свои силы и возможности. Его боялись. Боялись люди, запиравшие в этот момент окна и двери своих домов. Боялись, и прятавшиеся под ближайшей крышей, случайные прохожие. Никто не решался с ним тягаться, или хотя бы взглянуть на него в его неистовстве.

А зря. Желающие сделать это, определенно смогли бы увидеть интересную картину, которою не каждому смертному доводилось видеть дважды в своей жизни.

Они бы увидели в этот момент человека в сером пальто и красных очках. Интересная деталь, ввиду того, что на улице была далеко не солнечная погода и очки вряд ли были нужны именно из-за нее. К тому же цвет линз был выбран явно не для того, чтобы подчеркнуть классический стиль костюма человека, надевшего его, а скорее наоборот говорил о попытке самовыражения и некоторого рода бунтарстве. Но не это было самым интересным в его облике, а то, что, не смотря на почти ураганный ветер, он по какой-то причине не затрагивал его. Ветер будто подходил близко-близко к нему, но не касался. Он как шаловливый щенок хотел, чтобы с ним поиграли, но не хотел кусать того, с кем затеял свою игру, а потому всего лишь крушил все, что попадалось на пути того человека, не задевая при этом его самого, и не нарушая ту тишину, что царила вокруг него на безлюдной улице.

Легкая улыбка, скользнувшая на его лице, скользнула и упорхнула прочь, не давай возможности пристально ее изучить. Он продолжал свое движение и ему не нужны были ни карта, ни тем более часы, чтобы прийти в нужное для него место и в самое подходящее для этого время. Он появлялся всегда вовремя.

И вот, наконец, в тот момент как он переступил порог дома и оказался полностью внутри здания, с неба, как с цепи, сорвались потоки дождя. И гром, наконец, как будто ему дали для этого разрешение, разрушил давящую тишину этого места.

В этот момент в спальне на третьем этаже, лежал человек на своем смертном одре и ждал. Он ждал особенного человека. Он не знал нужно ли ему самому идти к нему, или же тот, кого он ждет, придет за ним сам. Ожидание было мучительным. И вот, когда он увидел того, о ком думал уже несколько дней, а точнее не забывал о нем много лет, тяжело выдохнул в последний раз и сердце его, как и его легкие, остановились.

– Ты опоздал! – сказал мужчина.

– Я никогда не опаздываю. Я как всегда пунктуален. – Ответил мужчина в красных очках.

– Но я все равно рад тебя видеть, – улыбаясь, проговорил первый.

Лицо мужчины, а точнее старика в этот момент, покрытое морщинами, начало разглаживаться, седые волосы с небольшой лысиной на голове преображались в густую шевелюру каштанового цвета, а карие глаза, минутой позже застывшие и остекленевшие, в эту самую минуту излучали уверенность и легкость. Старик так и остался лежать в своей постели, оплакиваемый родными в соседней комнате. Но вот уже молодой мужчина стоял перед кроватью и протягивал руку для рукопожатия тому самому человеку в сером костюме.

– Ты ничуть не изменился, – сказал он.

– Нет, изменился, но для тебя я специально выбрал этот образ, чтобы ты меня узнал.

– Я всегда тебя узнаю, – слегка рассмеявшись, ответил мужчина у постели, – ты выглядишь точно так же, как и сорок лет назад, за одним исключением.

– И каким же? – спросил незнакомец, изогнув бровь, что, по всей вероятности, означало, удивление.

– На тебе были другие очки! – теперь он рассмеялся вовсю. Он уже забыл, когда мог вот так легко и свободно смеяться над чем-то, ни о чем не сожалея, и не содрогаясь от боли.

– Нет, ты не прав, те же самые, – ответил мужчина в сером костюме, поправляя очки на своей переносице.

Весь его облик и выражение на лице говорили о том, что с ним лучше не спорить. Но тот мужчина, что стоял рядом с ним и смеялся, был с этим не согласен. Он так давно с ним не разговаривал, и так давно с ним не спорил, что успел соскучиться по всему этому, и потому, не скрывая счастливой улыбки, ответил:

– В прошлую нашу встречу, ты был в красных очках и серой футболке с голубыми джинсами, ты как раз заинтересовался новым течением моды, и походил скорее на подростка, чем на зрелого мужчину. Но вот в первую нашу встречу, ты был в этом пальто и в коричневых очках. Коричневых. Он указал пальцем в направлении глаз собеседника. – И заметь, казался тогда более солидным, чем сейчас, когда пришел исполнять свою работу.

– Зато эти идут мне больше, – ответил мужчина и ухмыльнулся.

Они оба вышли за дверь и направились к выходу. Но тут один из них остановился, чтобы обернуться и задержался ненадолго в дверях, глядя на людей, сидевших возле его, уже бывшей, комнаты. Его улыбка чуть погасла, когда он оглядывал комнату, но стала шире, когда он взглянул на девочку, сидящую у окна, чуть дальше от группы людей, собравшихся возле немолодого человека в очках и с залысиной на макушке. Они очень внимательно и серьезно слушали голос этого человека, вбирая в себя информацию, которую тот читал вслух, а именно сроки оглашения завещания.

Казалось, девочка совершенно не обращает ни на что внимания, и не слышит разговора в комнате. Она смотрела в окно и ничего не видела за стеклом. Не потому, что там действительно нечего было разглядеть из-за дождя, бьющего в стекло, а потому что она плакала. И слезы, катящиеся по ее щекам, и вновь выступающие на глазах не давали ей разглядеть что-либо вокруг, даже если бы она вдруг захотела посмотреть на разъярившуюся за окном погоду. Внезапно она повернула голову и устремила свой взгляд на дверной проем. Ей показалось, что кто-то позвал ее. Окликнул. И сделал это не словом, и не швырнул в нее чем-то, чтобы привлечь внимание, а позвал взглядом. Такое иногда случается: мы не слышим, мы чувствуем чей-то зов. И на какую-то долю секунду, не смотря на слезы, она смогла разглядеть двух мужчин. Один стоял к ней лицом, и улыбался, улыбался так, как делал это не раз. В его глазах была печаль, которая, казалось, поселилась в них навсегда, а губы, хоть и были сомкнуты, все же растянуты в счастливую улыбку. Именно эта улыбка заставила на миг застыть слезы и не дать им скатиться. Все для того, чтобы она смогла попрощаться и с этой улыбкой, и с этим человеком, который пусть и не выглядел привычным для девочки образом, но был ей знаком и был ею горячо любим.

За ту долю секунды, она успела не только разглядеть его, но также заметить и другого человека, который поначалу стоял к ней спиной, а затем повернулся лицом. Девушка был уверена, что не видела никого похожего, кто мог бы прийти сюда сегодня, в такой день и в таком виде. Но, тем не менее, она успела его заметить и успела запомнить из всех деталей только серое расплывчатое пятно в виде костюма, и как это неожиданно и противоречиво не смотрелось вместе с его нарядом, красные две точки на лице. В одно мгновение, меньше секунды, требовавшейся для одного моргания ресниц, чтобы слезы пролетели вниз по щеке до подбородка, и все вновь переменилось: оба человека исчезли.

Не задерживаясь дольше, чем это было положено, эти двое вышли на улицу и направились в путь.

– Я конечно ждал тебя, и думал, что ты явишься ко мне каким-нибудь необычным образом, из огня или из-под земли, или в дождь. Но не кажется тебе, что гром и молнии это уже как-то чересчур? Не слишком ли много внимания? Для чего все эти спецэффекты?

Немного помолчав, мужчина в сером пальто все же ответил.

– Я хотел, чтобы меня узнали, но мои театральные возможности не высоки, сам знаешь.

– Не высоки? То есть все это – мужчина обвел руками и пустую улицу, и свинцовые тучи с дождем и, разъярившийся не на шутку, ветер – все это так, мелочи? Ты же знаешь, что я узнаю тебя всегда и везде, в любом обличии, ты сам дал мне эту возможность. Так что выкладывай к чему все это представление?

Ни ветер, ни дождь не могли помешать беседе этих двух людей, так как не могли до них ни дотянуться, ни достучаться. Это было похоже на то, как если бы двое друзей стояли возле картины или шумоизоляционного стекла по одну сторону, и вели свой спокойный разговор, а погода, грозившая перевернуть весь мир, стояла бы по другую. Но они были в ее эпицентре, и в то же время умудрялись быть вне ее, никак не затрагивая и не контактируя с ней.

– Я как-то забыл, что дал тебе эту возможность, – спокойно ответил мужчина в сером.

– Врешь. – Сказал другой. – Ты никогда и ничего не забываешь, если на самом деле не хочешь этого. Так что же тогда?

Внезапно ему на ум пришла мысль, которая сначала изумила его, не веря в то, что такое возможно, а затем заставила его остановиться. На что его собеседнику пришлось остановиться тоже.

– Если это не приветственная вечеринка в мою честь, то тогда для кого она? Неужели…

Еще не выразив свою мысль до конца, он обернулся назад, подняв голову, и устремив свой взгляд наверх, и надеясь не найти в том единственном окне, в котором не были зашторены занавески, знакомое и родное лицо.

– … для нее? Но почему?

Его лицо, которое после смерти казалось, отпустило все земные проблемы и отрешилось от всего, вновь приобрело скорбное выражение. Словно надев прежнюю маску, которую он не снимал вот уже несколько десятков лет, и которую надеялся сбросить и больше никогда не поднимать, во всяком случае, не так скоро после своей смерти.

– Я хотел проверить сможет ли меня кто-то увидеть.

Этот ответ не дал никаких разъяснений, он скорее даже больше запутал, чем что-то объяснил.

– Но ведь тебя можно увидеть. – Ответил растерянно мужчина. – Я сам тебя ВИДЕЛ и тебя видели другие. Не понимаю…

– Я хотел проверить сможет ли меня кто-то увидеть. Во время моей работы.

Эти слова, казалось, будто парализовали мужчину.

– Во время работы?! Ты говорил, что тебя видят во время работы только те… – взволновано произнес он, – но ведь она так молода! Ты не можешь забрать ее. Не забирай ее. – Уже умоляюще произнес мужчина, и его облик вновь изменился: волосы на его голове поредели и посидели, взгляд все больше становился печальным, а на лице проявлялись морщины, руки же все больше опускались вниз.

– Я думал, я ведь думал… – мучительно, словно слова застревали в горле, произнес мужчина, – что мы с тобой друзья.

– Мы и есть друзья, – не проявив никаких эмоций, ответил мужчина в сером, – я делаю это только по-дружески.

– Тогда у нас с тобой разное представление о дружбе, – со злостью сказал мужчина.

– Альберт… – начал было разговор мужчина в сером, но его перебил сердитый голос.

– Ты же говорил… – начал с упрека Альберт.

– Говорил, я много чего говорил, – резко и уже немного сердито проговорил мужчина в сером. – И не тебе одному, если на то пошло. Все имеет цену. Ничто ниоткуда не берется, и ничто никуда не девается. Запомни. Это закон природы.

– Но, если бы я знал… Если бы я только знал цену! – сокрушенно ответил Альберт. – Я бы не допустил, я бы ни за что не допустил.

Он все больше и больше стал походить на того старика, тело которого они оставили в спальне.

– Страдания тебя старят, старина – сказал спокойным голосом мужчина в сером, – успокойся.

На его слова и на тон, с которым он произносил эти слова, всегда влияли люди, с которыми этот загадочный мужчина в сером пальто и красных очках, разговаривал. Так было всегда. Так бывало, когда он вел беседу с какой-нибудь симпатичной дамой, и их разговор, как правило, сводился к флирту, с некоторой толикой кокетства и нотками детской непосредственности, будто он имел дело с ребенком, а не со взрослой женщиной. Так бывало, и когда он разговаривал с детьми, то есть, с особой серьезностью и важностью, с которой можно разговаривать только с детьми, ведь только с ними можно получить важные ответы на самые несерьезные вопросы. А дети не могут задать глупых вопросов, потому что не выносят глупых ответов. Им нужно знать правду, значит, и вопрос может быть только таким – правильным, а не глупым. С деловыми и очень серьезными людьми, так сказать определенного круга, он разговаривал соответствующе, то есть не отвечал никогда серьезно и ничего всерьез.

Бывали, конечно, и исключения такие, как например, Альберт. С которыми на серьезные вопросы нужно было отвечать несерьезно, а на шуточные – всегда должен быть четкий и правильный ответ. Вот и сейчас он хотел вернуть разговор, в то русло, с которого они начали свою беседу.

– Успокойся. У меня есть планы, а у нее есть время. К тому же я только поздоровался, а не потребовал сразу резюме.

– Как? – неожиданно спросил Альберт, – Ты не будешь ее «провожать»? Вместо этого ты возьмешь ее на «работу»?

– Что-то типо того, как говорит современная молодежь, – весело ответил мужчина. – Оставим пока эту тему. А ну-ка приведи себя в порядок, ты же идешь на свидание!

– На свидание! Как я мог забыть! Я так долго этого ждал, – сказал Альберт, чей внешний вид вновь преобразился и стал тем же, что и в спальне, когда они встретились с этим невыносимым человеком. Походка Альберта стала уверенней, шаги быстрее, да и по всему его внешнему виду можно было определить нетерпение.

– Как я выгляжу? – спросил он.

– Как на похоронах. Костюм бы тебе сменить, а так хоть на фотокарточку.

– Я итак выбрал свой самый лучший костюм, – ответил Альберт.

– Если он лучший, то почему так пахнет нафталином?

– Уж кто бы говорил, ты свой костюм наверно лет сорок не менял, – пошутил мужчина.

– Вообще-то, я его лет сорок не надевал. Для тебя старался, между прочим. Костюм подбирал вот, обувь, да и очки нелегко было раздобыть. А ты даже не заметил, – сделав вид, что обиделся, ответил мужчина в сером.

– Уж извините, ваша серость, – усмехнувшись, ответил Альберт. – Я просто малость нервничаю, так давно на свидание не собирался.

– А разве ты уже не на нем? – захлопав ресницами, как одна знакомая ему маленькая девочка, спросил мужчина.

– Перестань, я правда нервничаю. Аж руки вспотели, вот смотри. Столько ждать этой встречи. Я столько лет ее не видел. Узнает ли она меня? – затараторил Альберт.

– Узнает, – полушутя ответил мужчина. – Она все знает, – таинственно добавил он.

– Что знает? – спросил Альберт.

– Сам у нее спроси.

В этот момент, не зная точно сколько времени они шли, и в каком направлении, но точно зная, что это время потрачено не зря, оно было потрачено на подготовку самого важного для Альберта события, они достигли нужного места.

Это была обычная коричневая лавочка в парке возле небольшого искусственного пруда, где обычно в теплые денечки плавают утки, и где опять-таки, обычно люди приходят с хлебом, чтобы угостить птиц незамысловатой пищей. Люди приходят сюда по разным соображениям, кто-то покататься на лодках, и устраиваются на этой скамье, чтобы впоследствии передохнуть, кто-то действительно покормить уток, а кто-то, например, как Альберт, в свои когда-то далекие годы, на первое свидание.

Он сел на ту же скамейку, или почти на ту же, за столько лет, та самая их скамья давно уже сгнила, и была заменена новой конструкцией, но для него сейчас она была та же самая. Он сидел и очень волновался, ощущая то озноб, то жар от предвкушения и боязни их первой, за столько лет, встречи.

– Здравствуй, Альберт – сказал тихий и спокойный голос.

Не веря своим ушам, не замечая ничего вокруг себя, а в частности мужчину в сером пальто, он резко повернул голову и увидел то, чего боялся и чего желал больше всего на свете. Он увидел ее.

– Марина, – выдохнул он имя с последним кислородом, скопившимся в его груди. Он забыл, что умеет дышать, он забыл, что у него есть руки и ноги, он забыл все. Он мог только смотреть на нее, смотреть и ничего более.

Она была так же прекрасна, как в тот день, когда пришла к нему на свидание впервые. То же легкое муслиновое голубое платье, та же прическа с забранными назад несколькими локонами волос. Только теперь она не волновалась как тогда, она стояла умиротворенная, с легкой улыбкой на губах. В ее светло серых, почти голубых глазах, отражалось спокойствие и еще кое-что, что-то на что Альберт сначала не обратил внимание, но теперь разглядев это, он, наконец, смог вдохнуть воздух и от этого ему стало как-то не по себе. Воздух обжег его легкие. Вместе с воздухом к нему пришло и понимание того, что же было не так. В ее глазах стоял укор.

– Зачем ты это сделал? – склонив голову чуть на бок, спросила она его.

– Сделал что? – сам не понимая почему, смутившись и даже немного испугавшись, спросил он.