ISBN :
Возрастное ограничение : 18
Дата обновления : 04.04.2024
Сергей глотнул чёрной жижи, насыпал в чашку побольше сахара и, закусив бутербродом, глянул на Артёма:
– Я за постой что-то должен?
– Да у меня вроде не гостиница. – усмехнулся Потоцкий. – А ты-то чем дышишь, ты так и не ответил. Лицо вроде знакомое, но вспомнить не могу.
– Сергей Баранов, писатель. – Сергей ещё ранее заметил свою книгу на полке. – Ну, собственно вот. – он потыкал пальцем в обложку книги.
Артём выгнул дугой губы, протянул руку и пожал ладонь писателя.
– Уважаю. Пишешь хорошо.
– Спасибо. – произнёс Баранов, допивая дрянной кофе. – Тебе за гостеприимство спасибо.
– У меня друг один был, тоже писателем хотел стать. – усмехнулся Артём.
– И как успехи? – проговорил Баранов, в голове прикидывая план действий, так чтобы поскорее убраться из этого унылого места.
– Никак. – цыкнул Артём и пожал плечами.
Больше всего писатель Баранов не любил, когда к нему подходили с вопросом о рецензии или помощи попасть напрямую в издательство, минуя все искусно расставленные ловушки, куда непременно попадают толпы графоманов, мечтающих увековечить своё имя в нетленке. И сейчас, когда уже мучительно хотелось открыть двери квартиры и залезть в душ, Сергей обдумывал как бы так обезопасить себя от дальнейших разговоров и выдвинуться забирать свои вещи. Ведь перед этим ещё предстояло позвонить хозяину дома и попросить вторые ключи.
– Ладно, Артём, спасибо тебе. Что приютил и обогрел. – Баранов потянулся к кошельку. – Слушай, давай я как-то финансово отблагодарю.
– Не надо. Мне хватает. Не порть момент. – ухмыльнулся Артём. – Ну давай, заезжай, если что, в гости, мы с Альмой всегда здесь.
После этого разговора у Сергея осталось некое гадливое чувство, так словно он плюнул в этого человека, хотя тот оказал ему гостеприимство. Стараясь недодумывать и не «портить момент», как сказал новый знакомый, Баранов сел за руль. Внедорожник выехал на изрытый ямами асфальт и пустился в обратный путь к дому у озера. Сергей тщетно пытался дозвониться до Коротова и решил, что при свете дня придётся забираться через чердак наверх. Утро расцвело и снова плакало дождём, мокрая листва липла на лобовое стекло, пустеющий лес стучал скелетами ветвей. Буквально за одну ночь чаща потеряла своё нарядное одеяние и теперь стояла голая, тряслась обнажёнными стволами и уходила в глубокий анабиоз в ожидание снега, чтобы проспать всю лютую зиму под покрывалом. Баранов подумал о том, что принял правильное решение поскорее убраться отсюда и уже планировал, как сегодня проведёт вечер, но когда он повернул на поляну, то невольно резко вдавил педаль тормоза.
На месте ещё вчера стоящего здесь дома лежали обугленные и ещё дымившиеся останки. Сергей несколько минут не мог пошевелиться, потом открыл дверь, выпрыгнул на землю в кедах, тоже выданных зазнобе Артёма когда-то на работе, и подошёл поближе. В голове у писателя был вакуум, и он не понимал, что произошло. Но завидев продавленные большими колёсами борозды, понял, куда мчались пожарные машины, хотя, видимо, приехали поздно и сразу уехали, потому что тушить здесь было нечего. Погрустив ещё некоторое время, Сергей продрог на пронизывающем ветру, нёсшемуся с озера, и забрался в машину. Он ещё несколько раз позвонил арендодателю, но тот не брал трубку, тогда Сергей набросал ему сообщение и поехал обратно в город. Оставив позади этот странный замотанный в тоске город, костёр, в который превратилось жилище, где он провёл несколько дней, и своё желание раствориться в печали и показать всему миру, какой он бедный, Баранов помчался домой.
Уже несколько часов спустя, он позорно прошествовал домой в затрёпанном костюме и с коробкой под мышкой. И когда он входил в парадную дверь дома, где он жил, его тормознул консьерж, грубо осадив словами:
– Леший, ну куда ты прёшь? Доставка, что ли?
– Доброе утро, Дима. – сказал Баранов и увидел, как испуганно стрельнули глаза служащего.
– Ой, Сергей Михайлович простите, просто, – он запнулся, – не узнал. Вид у вас такой странный.
– Роль для театра репетирую. – весело отозвался писатель.
– Так вы ж вроде того, писатель.
– Теперь ещё и актёр. – соврал Баранов. – Сейчас модно многостаночником быть. – туманно завершил разговор Сергей и пошёл к лифту.
– Денег им не хватает, что ли, на двух работах работать. – прошептал консьерж и вернулся к более важным и насущным делам.
Благословенный горячий душ тёр струями уставшее от загородной поездки тело. Мужчина положил обе руки на рифлёный кафель, красующийся на стене, и подставлял под мощную струю плечи, затылок, голову. С водой утекали все проблемы, жалость к себе испарилась ещё на той заправке, где он провёл ночь и где сейчас, кроме Артёма жила одна из его книг. Мужчина снова возвращался к жизни и был полон энергии и сил, хотя на данный момент хотелось одного, чтобы побыстрее привезли заказанную еду, чтобы в виске, наполняющем бокал, тихонько плавился лёд, и в нужный момент появилась одна из фей, работающая в агентстве, услугами которых писатель Баранов иногда пользовался.
Всё было доставлено вовремя, и жизнь снова начала наполняться смыслом. Стейк легко промялся под режущей сталью ножа, виски ароматно клубился в ноздрях, а девушка, обдав юным жаром уставшее тело писателя, долго торговала возле него своей наготой, тревожила и без того истосковавшееся по женскому началу либидо, но потом, уступив уговорам мужчины, покорно легла в постель, и вскоре Баранов, тяжело пыхтя, лежал рядом и думал о том, что идея со спортом была неплохая и нужно бы вернуться в зал, а то скоро ему придётся прибегнуть к фармакологии, чтобы не вычеркнуть из списка жизненных удовольствий плотские утехи.
Уже позже вечером, перебрав все необходимые для полноценного возращения в городскую суету дела, провожая хохотушку Але?ксию, как она себя называла, Сергей споткнулся о принесённую в дом коробку. Писатель усмехнулся, что это скопище чужого хлама как-то доехало из почившего лесного домишки до его роскошной квартиры на Петроградке, а значит заслуживает внимания. И сейчас, пребывая в благодушном настроении, он подцепил одну из тетрадей, похожих на ту, что сгорела вместе с домом и, опустившись в кресло-качалку, углубился в чтение:
«Мы словно застыли в невесомости. Она и я! Ничего не происходит, мы просто вращаемся друг вокруг друга и никак не можем поймать в фокус наши отношения. Мы разные! У нас нет общей точки сборки, где можно было бы заземлиться и протянуть друг к другу руки, сжать в объятиях ускользающую нежность и запечатлеть это мгновение в вечном танце исчезающей жизни. Я люблю её, но не могу сказать, я вижу по утрам её голые плечи, но не могу признаться, что моё сердце ломается о чувства, переполняющие меня. Я не могу показать мужскую слабость перед женщиной, я всегда с ней небрежен и насмешлив и это как наждак сдирает кожу до мяса, моя чувственность живёт в страшной клетке, из которой нет выхода. Моя любовь не имеет права жить в полный голос, потому что я сам так захотел. Я каждый день вспоминаю, как мы с ней познакомились…»
Глава 2
Роман «КОНТРАБАС». Сергей Баранов.
Ленинградская область. Лето 1985 год.
«Жёсткая щётка августовской, выжженной солнцем травы больно впивалась в голые ребячьи ступни, но мальчишка продолжал упорно бежать, подгоняемый скорым ветром и полыхающей на горизонте грозой, что тащила за собой сливовые полосы приближающегося ливня. Пацанёнок был уже на краю поля, и до дома оставалось рукой подать, но новый порыв ветра догнал его, и первые капли оросили давно ждущую влаги землю. Егорка влетел под навес и стал смотреть, как дождь метко лупит по крышкам чанов, где пузырились сизой пеной давно забродившие сливы и яблоки, как вода мелкими строчками стекает с рифлёной крыши, барабанит по деревянной столешнице и повисает на проржавевших от дыхания скорой осени листьях, растущих на садовых деревьях.
– Егорка, ты где? – крикнула бабушка с веранды и, увидев жмущегося к стенке сарая внука, заулыбалась, взяла большой, старый зонт и пошла за ребёнком.
– Пойдём в дом. – сказала она и сразу нахмурилась. – А это что?
Под глазом у Егора расплывался большой бордовый фингал, а верхняя губа была рассечена и было видно, что мальчишка держится из последних сил, чтобы не заплакать.
– Рассказывай. – заводя внука в дом, сказала пожилая женщина. Она оставила зонт на крыльце, а сама быстрым шагом пошла к плите и уменьшила огонь под большой кастрюлей, где в паром исходило варенье.
– Не страшно. Это мужские дела. – буркнул мальчик и сел за стол.
– Ну ладно, – пожала плечами прогрессивно настроенная бабушка, которая не считала нужным отбирать у ребёнка мужскую гордость прямо с детства, как это делали многие родители, тщательно опекающие своих чад. – Блины будешь? Варенье готово.
– Буду. – покивал Егор, которому явно не терпелось рассказать о произошедшем. – Ба, а почему они тебя плохой называют и говорят, что к тебе милиция придёт.
– Кто они? – улыбнулась женщина.
– Ну эти, тётьки Катьки сынки. Они сказали, что тебя в милицию заберут, за то, что ты их папку спаиваешь.
– Ох, милый, у их папки денег нет, чтобы мою мурцовку пить. Он за реку таскается к Силантьевым, они дешёвую хань делают. Катя попыталась к ним сунуться, они её некисло отоварили, и теперь она всю злость на мне срывает, потому что их боится.
– А к тебе правда милиция придёт?
– Конечно. Наш участковый почти каждый вечер приходит, – бабушка улыбнулась, – он мою мурцовку очень уважает.
Бабушкина плодово-выгодная мурцовка славилась на всё село и даже на район, ни у кого не было такого самогона с ярко выраженным фруктовым ароматом, чистым вкусом и богатым шёлковым послевкусием. Никто, кроме неё, так тщательно не заботился о сырье, не перебирал ягоды, не примораживал сливы, чтобы давали больше сладости и благоухания.
– А почему у тебя такая эта твоя мурцовка вкусная получается? – спросил Егор. – Почему её так все любят?
– Потому что я делаю всё по совести, – просто ответила бабушка, – вырастишь, тебе все свои рецепты передам. Будешь тоже мурцовку делать.»
Санкт-Петербург. Лето 2007 год.
Егор плохо помнил своё детство, но этот разговор и то, как однажды зимой в их городской квартире раздался звонок, и родители бегали с перекошенными лицами, а Егор только слышал обрывки фраз, плач мамы и дрожащий голос отца, который объяснял родственникам, что бабушку Егора убили в собственном доме.
– А я ей говорил, не связывайся с ними. А мать твоя вон какая упрямая была, – сокрушался отец, – а её Силантьев давно предупреждал, чтобы прекратила.
Так закончились полные счастья, света и тепла летние дни, которые он проводил у бабушки…
Егор вдруг резко подскочил на кровати, протёр сонное лицо и, посмотрев на спящую рядом девицу, огляделся.
– Ох, – только и сумел он выдавить из себя, глянув на умирающую лёгкими сумерками летнюю питерскую ночь, и пошёл в душ. – Два часа, что ли, всего спал? – пробормотал он, бросив взгляд на часы .
– Ты куда? – сонно донеслось с кровати.
– На кудыкину гору. – резко обрезал утреннее приветствие Егор, который терпеть не мог просыпаться в чужих местах, да ещё и не один.
– Ты помнишь, что нас сегодня пригласили на Финский залив на тусу.
– Нет.
– А мы мне платье купим?
Егора уже сильно начинала раздражать девица, которая вчера под алкогольными парусами казалась вполне сносной для короткого флирта, но она как-то умудрилась остаться с ним на ночь, и теперь ей нужно платье. Мужчина посмотрел на себя в зеркало, взлохматил тёмную короткую шевелюру, потянулся всем загорелым телом и, быстро ополоснувшись, стал собираться.
– А ты куда? – спросила девица, выглядывая из-под одеяла.
Смекнув, что такие понятия, как работа, для неё убедительны не будут, Егор натянуто улыбнулся и сказал:
– За платьем.
– Ой, как здорово, – пискнула она, вывалилась из постели и уже через пять минут натягивала на несколько угловатое и непонятно как понравившееся Егору тело какую-то короткую блестящую тряпку. – Слушай, а ещё я голодная, жесть. Рядом с этим отелем есть потрясное место, там афтерпати бомбические. Паризьен.
– Платье. Паризьен. – но замерев на полуслове, Егор остановился, перед его глазами промелькнул сон, неожиданно свалившийся на него сегодня ночью, и Егор улыбнувшись пробормотал. – Мурцовка. – Егор набрал номер и после того, как на другом конце подняли трубку, сказал. – Мам, прости, что так рано, а у бабушки никаких записей не оставалось? Как она свою мурцовку делала.
– Егор, если ты помнишь, твою бабушку эта чёртова мурцовка до могилы довела. – строго сказала мама. – Ты сегодня заедешь?
– Да. Если ты найдёшь записи. – ласково сказал молодой человек.
Повесив трубку, Егор вспомнил где он и, развернув вертлявую девицу за плечи, повёл её на выход.
***
Новомодный бар, украшенный настоящими итальянскими фресками, готовился к утреннему открытию. Официанты с раздражением от бесполезности своей работы натирали стеклянные поверхности столов, ожидая, что почти сразу вся прозрачность будет покрыта жирными отпечатками любителей ранних подъёмов, кофе и завтраков. Бармен шипел капучинатором, натирал бокалы, варил мучащемуся похмельем шеф-повару законную чашку американо и слушал бесконечные жалобы немолодого мужчины на жену, а уборщица, что-то бурча себе под нос, спешно вытирала с пола расплёсканное молоко.
На кухне уже грелись плиты, румянились круассаны, а горка тонких кружевных блинов, предназначенных в качестве комплимента к бизнес-ланчу, неуклонно росла. Поварята перекрикивали шумно работающую мясорубку, громко смеялись, и в воздухе царила атмосфера непринуждённости и веселья.
Но вдруг дверь подсобки распахнулась и оттуда, казалось, повеяло холодом, вслед за которым вышла высокая брюнетка, одетая в серый деловой костюм. В помещении моментально повисла тишина, люди сосредоточились на своей работе и даже не переглядывались, усердно делая вид, что всё время с начала рабочей смены они трудились.
Вера Андреевна Журавлёва в свои неполные тридцать лет лютовала в качестве директора ресторана, который к вечеру трансформировался в модный клуб. Вера была уникальным специалистом, она не получила никакого должного образования, но, пройдя за десять лет путь от простой заикающейся официантки, воздвигла себя на пьедестал самого модного и статусного места. На собеседовании Вере хватило полчаса, чтобы убедить трёх учредителей, что именно она вдохнёт в это место особый аромат, привлекающий посетителей, а потом Вера убедила каждого владельца по отдельности, что домогательства в её сторону нанесут только вред предприятию. С тех пор ресторан работал как часы, беспощадно пожирал толпы народу, переваривал их наличность и выплёвывал обратно повеселевших, сытых и довольных господ и дам.
Вера прошлась между столов, критическим взглядом осмотрела всё вокруг и, положив руку на мясорубку, жестом заставила повара остановить агрегат.
– Что за шум? – спросила она.
– Ну, мотор стучит, походу. – пожал плечами паренёк.
– А у тебя мозгов, походу, нет?! – рявкнула девушка. – Никак не сложить в голове тот факт, что этот стук приведёт к тому, что там сейчас обмотка, нахрен, сгорит?
– А чё делать? Нам же фарш нужен? – развёл руками юноша.
– Из головы его сначала вынуть. – произнесла она в ответ. – Эту вымой и скажи инженеру, чтобы посмотрел. На складе другую возьми, новую.
– А у нас чё, инженер есть?
– Нет, у нас только феерические долбоёбы есть, вроде вас всех здесь собравшихся! – рявкнула женщина в ответ.
– Ну вот, обидно, между прочим, Вера Андреевна. – заявила рыженькая девица, быстро шинкующая капусту.
– Обидно, Олеся, ноги раздвигать перед всеми, кто тебя позовёт и называть меня сукой. – жёстко отрезала Вера Андреевна. – Хочешь повышения, начни работать и при этом работа в позе рака не считается. А ещё раз подловишь Юрия Ефимовича, когда он лыка не вяжет, я из тебя рагу сделаю и на стафф скормлю. Уяснила?
– А чё такое стафф? – не унимался паренёк.
– Обед для персонала. – прошипел кто-то сбоку.
– Это кто вообще? – Вера воткнула палец в плечо юноши.
– Я Стасик.
– Хуясик! – гаркнула Вера. – Не тебя спросила.
– Вера Андреевна. – послышался спокойный голос и чуть вперёд вышла невысокая, хрупкая блондинка. – Позвольте я сейчас со всем разберусь. Стас на стажировке, я ему всё объясню. Просто Анатолия Петровича до сих пор нет, и все немного на взводе.
– Молодец, качественно шефа сдаёшь. – процедила Олеся.
– Олеся, ну кто как может пробирается наверх. – Вера не оставила без внимания её комментарии. – Кто с владельцами спит, кто работать пытается и спасти всех вас от увольнения. – Вера несколько секунд смотрела на Олесю, которая поспешила убраться с кухни, а потом перевела взгляд на Надежду и продолжила. – Так, Надя, ты пока за главную! Я пойду попробую нашу потухшую мишленовскую звезду найти. – с этими словами Вера Андреевна развернулась и вышла с кухни.
Выйдя в зал, торжественно сияющий чистотой, директриса подошла к одному из светильников, больше напоминающий убогий памятник современного искусства, и подозвала официанта, стоящего неподалёку.
– Кирилл, ты знаешь, почему у меня глаз дёргается? – спросила она, мрачно глядя на молодого человека, стоящего вытянувшись в струнку.
– Простите, Вера Андреевна. Нет. – проговорил юноша.
– Он дёргается, потому что, когда я посмотрела на лампочку, которая не горит, я хотела закатить истерику, – она указала на печально потухшую верхушку полусферы, венчавшую светильник, – но, как мудрый руководитель, я дам тебе возможность исправиться и сделать свою работу хорошо. Ты меня понял?
– Предельно! – громко пискнул юнец и тотчас испарился.
Вера всегда знала, как разговаривать с людьми: орать матом на студента филологического факультета было бесполезно, он бы просто её не услышал. А вот показать своё оскорблённое достоинство его разгильдяйством – худшее наказание, тем более что она давно заметила, какие тайные взгляды он бросает в вырез её блузки.
– Толя, блядь! – рявкнула Вера, обнаружив возле стойки вяло лопочущего шефа. – Ден, ну ты дурак совсем в шесть утра ему наливать?! – развела она руками, глядя на бармена. – Мне того итальянского алкоголика хватило вот так, – резанула она себя по горлу, с содроганием вспоминая очередную заграничную псевдознаменитость, которую владельцы выписали за сумасшедший гонорар из-за бугра. – Толя, ну ты с утра уже на рогах? – шеф-повару хамить было можно, но в пределах разумного. В первую очередь он был большим и крайне уважаемым другом одного из владельцев, а во вторую был модным шефом. И для всех был секрет, что времена, когда он кудесничал, прошли, а на данный момент Толя грелся в лучах былой славы и тихо спивался.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом