Инга Риис "Охота в горах. Стая Белого Волка"

– Но и мотоцикл Че – тоже с другой стороны! Если мы переправим тебя на ту сторону, то я попробую довезти тебя до города.

Он забрал у Кота трос и направился к завалу.

– Ты уверен, что справишься в одиночку? – в который раз спросил у Дина Че, прилаживая на мне что-то вроде шлейки, наспех изготовленной из буксирного троса и страховочных веревок.

– Ну, мотоцикл-то с этой стороны, всё равно, только твой, а если мы попробуем сейчас тащить через завал еще один, то в лучшем случае уроним в пропасть мотоцикл, а то и еще кого-нибудь, в придачу! – оборвал его Дин, закрепляя на себе ответные лямки. – А я, если надо, ее и на руках донесу!

Я, в качестве согласия, только кивнула, стараясь контролировать дыхание, чтобы справиться с очередной схваткой. Солидная порция обезболивающих позволяла мне надеяться, что я выдержу этот рывок.

– Ну, тогда – удачи вам! – пожелал Че, прилаживая на багажник рюкзак с аптечкой и моей шкатулкой.

Они нам, определенно, понадобятся.

И этот путь мы всё же одолели, хотя, последний участок дороги, ведущий непосредственно к монастырю, прилепившемуся на склоне горы, Дину пришлось-таки нести меня на руках. А вот двери, ведущие на монастырский двор, открывать нам не захотели, несмотря на то, что Дин стучал изо всех сил и по-испански кричал, что нам нужна медицинская помощь. Я уже совсем смирилась было, что мне придется рожать прямо тут, в грязи, под дождем, но в этот момент окончательно закончилось действие обезболивающих лекарств, и новая схватка вызвала такой приступ боли, что я заголосила изо всех сил.

И произошло чудо! Тяжелая входная дверь приоткрылась, оттуда вынырнула худощавая девушка в темном платье с покрывалом на волосах и склонилась надо мной. Она коснулась моего живота и о чем-то спросила, но я могла только стонать и кусать губы. Тогда монахиня посмотрела на Дина, а затем открыла пошире дверь и жестом приказала ему нести меня внутрь.

За внешним кольцом стен обнаружилось еще одно, стоящее выше по склону, а между ними расположились хозяйственные постройки и большое одноэтажное здание, в которое и привела нас монахиня. Здесь находилось что-то вроде приемного покоя, стояли койки, кое-где отгороженные ширмами. Молодая монахиня показала на ближайшую кровать. Когда же Дин положил меня на нее, то девушка жестом приказала ему уходить, но я схватила ее за руку и, с трудом подбирая испанские слова, попросила ее не прогонять парня, а позволить ему остаться, в качестве переводчика, а также посмотреть на те лекарства, что Дин принес в своем рюкзаке.

Обнаружив там изрядное количество сердечно-стимулирующих средств, монахиня побледнела и принялась расспрашивать Дина. Мне уже было сложно следить за их диалогом, так как дитя совсем просилось наружу. Однако девушка действовала вполне профессионально, и у меня появилась надежда, что на этот раз всё обойдется малой кровью.

– Ты только не бросай меня здесь, Дин, пока всё не закончится, и не забудь, в каком отделении шкатулки «коктейль» на самый крайний случай, – попросила я его в перерыве между учащающимися схватками.

Тот кивнул, сжав побледневшие губы. А я подумала, что стоило, всё же, послушаться Барона и поехать с ним на авиабазу. Оттуда меня, хоть до Лимы, самолетом довезти смогли бы, а здесь приходилось довольствоваться почти средневековыми условиями. Однако на этот раз я знала чего ожидать, и старалась, по мере сил, помогать своим повитухам. И всё сначала шло довольно гладко.

– У тебя на этот раз дочка, Инь! – радостно воскликнул Дин, показывая мне маленький пищащий комочек.

Но тут же встревожено обернулся к девушке-врачу, которая озабоченно ощупывала мой живот:

– Она говорит, что это еще не конец! Внутри еще один ребенок!

Я почему-то не была удивлена, хотя, на этот раз, живот мой был гораздо меньше и ощущения несколько отличались от первой беременности. Вот только, сил у меня уже почти не осталось. Позже, вспоминая дальнейшие события, я не смогла бы сказать, сколько времени прошло в моих попытках, вытолкнуть наружу второго ребенка. В мозгу отпечаталась лишь картина смертельно бледного Дина, который держит на руках сморщенного синюшного малыша, и тот не плачет. Смертельный ужас пронзил меня с ног до головы, но тут в памяти всплыли рассказы моей прабабки, которая произвела на свет аж пятнадцать младенцев.

– Возьми его за ноги и потряси посильнее! – заорала я, приподнявшись на локтях.

Дин ошарашено глянул на меня, но выполнил приказ. И тут изо рта малышки выскочил здоровенный кусок слизи, и она заплакала. А я провалилась в темноту.

Сквозь сон я почувствовала, как по щеке переползает теплое солнечное пятно и щекочет мои глаза. Приподняв веки, я с удивлением уставилась на древнюю каменную кладку, совершенно не понимая, где оказалась. Затем разглядела на стене распятие, и память вернулась. Я рывком села на кровати, и у меня сразу закружилась голова. Пытаясь прийти в себя, я сосредоточила взгляд на деревянной ширме, обтянутой пестрой тканью, а потом увидела рядом с ней деревянную колыбельку.

Глубоко вздохнув, я сползла с кровати, каменные плиты обожгли холодом мои босые ноги. Те три шага, что отделяли меня от детской кроватки, дались мне с большим трудом. А когда я оказалась рядом и откинула марлевое покрывало, то мой отчаянный крик заметался под высокими каменными сводами. Там лежал только один ребенок. Беспомощно осев рядом с детской кроваткой, я опять провалилась в темноту.

Пришла в себя я от того, что кто-то немилосердно хлестал меня по щекам. Открыв глаза, я увидела перед собой свою вчерашнюю повитуху.

– Зачем ты встала с постели? – рассерженно спросила она по-испански? но глаза ее смотрели встревожено.

– Что со второй девочкой? – в ответ спросила я ее, пытаясь приподняться с пола.

Молодая женщина поддержала меня за плечи и прислонила к массивной ножке деревянной кровати:

– Не беспокойся, она жива! А вот, ты, если не перестанешь волноваться, то сляжешь сама. И так уже своими криками дочку разбудила!

Тут—то я поняла, что означают тихие хлюпающие звуки, которые доносились из колыбельки. Я встала, опираясь о кровать, и двинулась было в ту сторону.

– Сиди здесь! – приказала мне монахиня, силой усадив на кровать. – Я принесу тебе ребенка.

Она прислонила меня к высокой спинке кровати и через минуту положила мне на руки крохотный сверток. Девочка смотрела на меня яркими голубыми глазками, морщила носик и тихонько хныкала.

– Покорми ее, а я принесу тебе одежду, и потом мы пойдем посмотреть на вторую девочку, – велела мне девушка-врач и вышла за ширму.

Я развязала тесемки на просторной рубахе, в которую меня переодели в больнице, и приложила малышку к груди. Хорошо хоть, молоко на этот раз не пропало.

Заглядевшись на то, как девочка, с закрытыми глазами, увлеченно чмокает у моей груди, я пропустила момент, когда за ширмой вновь появилась монахиня.

– Как тебя зовут? – услышала я ее голос рядом с собой.

Подняв глаза, я посмотрела на девушку, стоявшую возле ширмы с моими ботинками в одной руке и стопкой пестрой одежды – в другой.

– Друзья зовут меня Инь, – ответила я, внимательно разглядывая ее лицо.

– Странное имя! – произнесла она и, заметив мой взгляд, попыталась прикрыть правую щеку прядью коротких вьющихся волос, выбивавшихся из-под покрывала.

На ней были видны следы старого глубокого ожога, изуродовавшие почти половину лица.

– Я не из вашей страны, – ответила я, не желая вдаваться в подробности. – А как зовут тебя?

– Леонсия, – ответила монахиня, опуская рядом со мной на кровать стопку одежды. – Я поняла, что вы не местные, хотя, мужчина, который тебя вчера привез, очень неплохо говорит по-испански. Я тогда не узнала ваш родной язык, но, судя по всему, вы из Европы. И ведь, вы – не немцы, хотя, приехали сюда, похоже, из Германии.

Что-то странное было в том, как она говорила о немцах, поэтому я решила не поддерживать нашу старую легенду, не смотря на то, что на данный момент паспорт у меня имелся на имя гражданки Германии, Инги Браун.

– Я и мои друзья родом из России, но прилетели сюда, действительно, через Германию, – я почему-то решила сказать этой девушке правду.

Та с облегчением перевела дух.

– Вашу старую одежду сестры постирали, но она еще не высохла. Я принесла Вам кое-что из того, что носят местные жители, – перевела она разговор на другую тему, указывая на принесенную одежду.

В стопке оказались: пестрая шерстяная юбка, просторная белая блуза с длинными рукавами и что-то вроде накидки из грубой шерсти. Всё это, вкупе с тяжелыми высокими ботинками, предназначенными для ходьбы по горам, смотрелось несколько странно, но я понимала, что мой защитный брезентовый комбинезон высохнет еще очень нескоро.

– Я бесконечно благодарна вам, сестра, за одежду, а главное – за помощь мне и моим дочерям! – от всего сердца поблагодарила я монахиню. – Без вашей помощи мне бы не справиться!

Та смущенно зарделась:

– Ну, что вы! Я, всего лишь, выполняла свой долг врача и христианина. И я не монахиня, а всего лишь послушница. Но давайте пойдем к вашей второй дочке!

Леонсия осторожно положила заснувшую девочку в кровать, задернула полог и, отодвинув ширму, поманила меня за собой.

Мы прошли вдоль всего, длинного и высокого, помещения, сложенного из крупных, плохо обработанных, каменных блоков, и в самом конце, за деревянной дверью, обнаружилась отдельная небольшая комнатка.

– Это – мое личное помещение, – сообщила врач, подводя меня к странному сооружению из прутьев и полиэтиленовой пленки. – Ваша младшая дочка родилась очень слабенькой, у нее проблемы с дыханием и сердечной деятельностью, поэтому я забрала ее с собой и попыталась соорудить что-то вроде барокамеры.

Тут и я обратила внимание на то, что к куполу над кроватью протянуты шланги от стоявшего рядом с ним баллона. Я с удивлением посмотрела на девушку, а затем на книжную полку, висевшую над письменным столом, и стоявшее на ней маленькое зеркало.

Заметив мое недоумение, Леонсия невесело усмехнулась:

– Ведь, я уже говорила, что я не монахиня, а всего лишь послушница. Несмотря на то, что я и выросла в этом монастыре, но постриг еще не принимала, и это дало мне возможность, на средства монастыря, пройти обучение в медицинском институте, в Лиме. Я с детства помогала нашему предыдущему врачу, и она порекомендовала обучить меня, в качестве своей замены.

Я с почтением склонила голову и, приложив руку к сердцу, искренне сказала:

– Это должно было быть велением судьбы или божьим промыслом, что в ваших краях нам попался такой знающий врач.

Леонсия снова зарделась:

– На самом деле, у меня не так уж много опыта в области акушерства. Местные женщины предпочитают рожать дома, с помощью родственниц или здешней знахарки. И младенческая смертность тут довольно велика. Мне очень помог ваш друг, который переводил сопроводительные записи из Вашего первого роддома и названия имеющихся лекарств. И я очень удивлена, что Вы, после столь трудных первых родов решились путешествовать по горам, в таком положении!

Я философски пожала плечами:

– У меня не было выбора! Мы должны были закончить свою миссию, ваш город – последняя наша цель, а у меня, по плану, было еще около двух месяцев в запасе. Но наша команда вчера попала под обвал на горной дороге, вероятно, это и вызвало преждевременные роды.

Врач неодобрительно покачала головой:

– Всё равно, это было безответственно! То, что младшая девочка выжила, иначе, как чудом святой Урсулы, и не назовешь!

Я примирительно улыбнулась ей:

– Вот, именно Урсулой мы ее и назовем!

Леонсия одобрительно кивнула в ответ головой:

– Матери- настоятельнице такое решение понравится!

Я с признательностью посмотрела на нее:

– А Вам, еще более, понравится новое оборудование, которое я вышлю Вам сюда, как только доберусь до Лимы! Наличных денег у меня с собой немного, но как только мои друзья сумеют разобраться с завалом и починить фургон, или, хотя бы, восстановится связь, то я свяжусь со столицей, и к нам прибудет помощь. Тогда я в долгу не останусь.

По лицу девушки проскользнула какая-то мрачная тень:

– Давайте, не будем так далеко загадывать! Попробуем лучше, покормить эту малышку, материнское молоко всяко лучше, чем капельница с глюкозой.

Она раскрыла полог, отсоединила капельницу и достала крохотный сверток. Девочка была намного меньше, чем мои сыновья, которые появились на свет примерно в том же возрасте. Неудивительно, что я и не подозревала, что снова ношу двоих детей. Похоже, это давала себя знать наследственность, в семье моей прабабки двойни были весьма частым явлением, правда, выживал обычно один ребенок из пары.

– Это очень необычный ребенок! – сказала Леонсия, подавая мне дочь. – Я еще никогда не видела у младенцев таких глаз и такого цвета волос.

Я приняла малышку и, заинтригованная сказанным, отодвинула с головки пеленку, в которую она была завернута. На свет показались огненно-рыжие кудряшки. Я охнула от удивления, но тут на ум пришло, что у Хорька при светло-русых волосах на щеках вырастала совершенно рыжая щетина. И тут малышка захныкала и открыла глаза, которые были столь ярко-зеленого цвета, что я вполне смогла понять удивление Леонсии.

– Моя прабабка говорила, что у меня с рождения глаза были зелеными! – прошептала я, зачарованно глядя на крохотное чудо. – И рыжие в нашем роду тоже случались.

Леонсия понимающе покачала головой:

– Тогда, значит, одна – в папу, другая – в маму!

Я с сомнением хмыкнула, вспомнив черные брови и реснички, при светлых волосах, старшей сестренки. Здесь, похоже, опять природа всё круто замешала. Но разъяснять молодой монахине все свои соображения я посчитала излишним. И просто приложила к груди голодную девочку, та же довольно уверенно схватилась за сосок и зачмокала.

– Ну, раз ест – значит, будет жить! – облегченно вздохнула Леонсия, с улыбкой глядя на нас.

А затем, отвернувшись, чтобы проверить температуру бутылок с водой, которыми была обложена постель девочки, как бы вскользь, спросила:

– А отец девочек – тот мужчина, который привез Вас вчера?

Я удивленно посмотрела на нее. Леонсия сильно покраснела и начала оправдываться:

– Ну, они как-то не очень на него похожи!

Я постаралась скрыть улыбку, похоже, что наш могучий красавец, Дин, сумел покорить еще одно девичье сердце.

– Вовсе нет! Дин – мой хороший друг, а отец девочек был ранен при обвале и не смог меня сопровождать, – ответила я, делая вид, что занята кормлением ребенка и не замечаю смущения моего доктора.

Однако маленькая Урсула довольно быстро выплюнула грудь и снова начала хныкать. Я обеспокоенно протянула ее врачу, а та, осмотрев девочку, велела проверить грудь на наличие молока, которого там, естественно, не оказалось.

– Вам необходимо договориться, о покупке молока для дочек, своего Вам не хватит! И лучше, если это будет молоко альпаки, а не человека. Меньше вероятность, занести какую-нибудь инфекцию, – озабоченно посоветовала Леонсия. – Молоко в нашей долине – большая редкость, но почти возле самого перевала живет одна старуха, у которой большое стадо этих животных. Старуха эта – со странностями, но если вы придете к ней с ребенком, то сумеете ее уговорить.

– Я готова предложить ей любые деньги или вещи для обмена! Ведь, мне всего лишь надо продержаться, пока сюда не доберутся мои друзья, – горячо воскликнула я. – А впрочем, я же могу позвонить!