Екатерина Фёдоровна устала идти с ребёнком на руках, но поёт:
Мне хорошо, колосья раздвигая,
Прийти сюда вечернею порой.
Стеной стоит пшеница золотая
По сторонам тропинки полевой[1 - Михаил Исаковский, 1947 год «В поле», музыка Матвея Блантера, песню исполнял Лемешев Сергей Яковлевич].
Иван Иванович Шишкин, Рожь, 1878
Мама говорила, что будучи совсем крошкой, сразу догадалась, как добиваться своего, чуть-что слёзы, родители волнуются, дочка больная, плачет, царапается, видно ей плохо, что-то болит, а как помочь не знают.
Но однажды пришла старая соседка (по-моему, её звали Фёкла), а у Тамары, как раз приступ слёз. В руках у пришедшей гостьи была хворостина, она поставила её в угол, и сказала, что на этой хворостине летает чёрт и ищет капризных детей, чтобы забрать с собой.
Екатерина Фёдоровна и Александр Фёдорович соседке объясняют, больная девочка, что-то ей плохо… Но малышка сразу же смекнула, и слёзы прекратились.
Хворостину бабка Фёкла оставила стоять в доме у Петуховых.
Только маленькая Тамара начнёт капризничать, её мама Екатерина глянет в окно: «Вроде Фёкла идёт…», – и в доме мир, да покой.
Она всегда удивлялась, как могла помнить и Фёклу, и хворостину, ведь в таком возрасте дети забывают, что было с ними.
А песня со словами «Стоит пшеница золотая…» очень красивая, и я представляю свою молодую бабушку Катю, как она идёт в гору с малышкой на руках и поёт: «Шумит, шумит высокая пшеница, и ей конца и края не видать».
Обязательно послушайте эту песню в исполнении Лемешева С. Я. (она есть в Интернете).
Какое-то несказанное живое тепло разливается по телу, когда представляешь, как баба Катя идёт в гору и поёт. Сразу видятся бескрайние поля, свежий ветер, раздолье, слёзы наворачиваются на глаза, и по телу бегут мурашки.
с. Андрюшино, Гаринский район. Модница Тамара с меховой муфтой.
ГОРЬКО-ОСТРЫЙ ПОЛЫННЫЙ НАСТОЙ
Тёплых слов молоко парное.
Снов тумана – ночной покой.
И поет мне, как в детстве, мама
В бесконечной тиши земной.
Время – времечко золотое,
Не замёрзшее – полыньей.
Долгой памяти амальгама,
Белой скатерти – чистотой.
Запах – яблочка наливного,
Да с блестящею кожурой,
Не щербинки на нём, ни шрама,
Лишь прохлада с ночной росой.
И поёт мне, как в детстве мама,
Про букетик с сухой травой,
И танцует по стенам пламя
Угасающею свечей.
И рисует воздушный замок
Над зеленой большой звездой,
Растворяет былые драмы
Горько-острый полынный настой.
Слева Тамара, рядом Коля, неизвестная девочка, Галя
Петухова Тамара Александровна, 11.06.1948 года рождения. Моя любимая мама в детстве. Дочь Тамара, так называл её отец Петухов Александр Фёдорович.
Тамара с портфелем, который выпрошен у учительницы Евдокии Васильевны, с. Андрюшино, Гаринский район
ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ «Я УЕДУ ОТСЮДА»[2 - Лиана Романова «Я уеду отсюда», Издательство «Перископ-Волга», 2021 год]
(книга написана мной от лица моей мамы)
Я боюсь ходить около церкви.
Недавно я прочитала сказку «Вий», там были вурдалаки. Я люблю читать сказки. Но они все очень страшные.
Когда я была маленькая, у меня была няня, она тоже рассказывала мне сказки. Я очень любила слушать её, но всегда было очень жутко. Страшные места она рассказывала с придыханием, шёпотом и жутким голосом.
Приехали с учебы сёстры, мы собрались все вместе.
Сестры учатся в педагогическом училище. Неля, чуть постарше Гали.
Неля гордая и независимая. Галя добрейшая, смешная девчонка. Сёстры красивые. У Гали тёмные глаза, большие чёрные ресницы. Она в семье всегда попадает впросак, в какие-то нелепые ситуации.
Дома у нас чисто и уютно. Мама всё время что-то строчит и вышивает, да и сёстры много вышивок сделали. Мне нравится разглядывать их рукоделие: то медведей – боксёров вышьют, то букет сирени.
Я не такая. Шить и вышивать я не умею, руки не из того места растут.
Рукоделию девочек научила мама. Она на все руки мастерица. Уж, все знают, что, Катя Петухова может любой женщине и ткань строченую сделать на заказ, и вышить, и сшить, и связать. Хотя в деревне многие умеют заниматься подобным ремеслом. Без этого – никуда.
Я не люблю, когда мама мне что-то шьёт. Она обязательно ругается, что я вертлявая, и может казанком толкнуть меж лопаток, если я буду продолжать вертеться. Когда она примеряет на меня своё шитье, всегда ругается, что у неё не получается, как надо. Как будто я и виновата, в этом.
При этом она обидно обзывается и называет меня «Епитимьища».
– Папа, что такое «Епитимьища»? – интересуюсь я у отца.
– Для многих православных людей епитимья – это какое-то дисциплинарное взыскание, налагаемое на провинившегося.
Но в духовном смысле это не наказание, а скорее лекарство, чтобы рана, оставленная грехом, быстрее затянулась, – а почему ты спрашиваешь, Дочь Тамара? – отца заинтересовал мой вопрос, и он удивлённо смотрит на меня.
– Мама говорит, что я «Епитимьища» – жалуюсь я.
– Ну, конечно мама говорит, что ты её лекарство, от всех бед – смеётся отец.
Утром, мне уже кажется, что всё, что я увидела, выехав из Андрюшки, было вроде, как и не со мной.
Мне хочется скорее побежать к Люське и рассказать про Глядены, но мама с утра стучит кастрюлями на кухне и чем-то недовольна.
Отец, успокаивает ее, говорит, чтобы она отдохнула: «Катя, Катюша, иди, приляг, я сейчас все сам сделаю…». Но мама продолжает недовольно всё пошвыривать.
Я иду за хлебом.
По дороге я встречаю Нинку Уфимцеву и рассказываю о своём путешествии.
У Нинки отец водовоз. Он всегда ездит по деревне на лошади и у него при себе большой хлыст. Мы его побаиваемся. Он может этим хлыстом и стегануть.
Один раз, зимой мы с Нинкой сбежали с уроков и решили кататься с горки. Весело, всё в снегу. Рады, что сбежали и свободны!
Гора снежная большая, мы на портфеле – вниз с этой горы. Раскраснелись, смеёмся. И вдруг, в один из спусков, видим, Нинкин отец под горой, с которой мы несёмся, соскочил с лошади и к нам бежит, лошадиным кнутом машет.
Уж, как мы бежали от него. Хорошо, что не догнал. Очень ругался, и гнался за нами, размахивая своим хлыстищем. Плеть, аж, посвистывала.
Вот, уж, мы испугались – то.
А когда нам ещё погулять то, как не школу прогуляв?
Вечером нам с Нинкой попало. Тут всё сложилось. И Ефтаксинья маме нажаловалась, что мы школу прогуляли, и Нинкин отец добавил.
Попало и за школу, и за портфель. Особенно за портфель. Портфель у меня красивый. Настоящий чёрный кирзовый, с двумя карманами и двумя пряжками.
В деревне ни у кого нет портфеля. Все в школу ходят с холщёвыми сумками.
У меня тоже была холщевая сумка. Так бы я с ней и ходила в свой первый класс. Но у моей учительницы появился портфель.
С той минуты, как Ефтаксинья пришла в школу с портфелем и на моих глазах достала из него тетрадки, жизнь моя закончилась.
Портфель стоял у учительницы на стульчике. Я не могла от него отвести глаз. И уже представляла, как складываю туда своё школьное барахлишко. Мысленно ощущала в своей ладошке его шершавую ручку.
Я поняла, что без этого портфеля нет мне жизни и в школу ходить бессмысленно.
Вернувшись с уроков, я заявила маме, что в школу больше не пойду, пока у меня не будет такого портфеля, как у учительницы. Мама сначала посмеялась, потом, убедившись в серьёзности моих намерений, поохала.
Конфликт начинал набирать обороты. Я проявила всё своё мужество и волю, слёзы, убеждение, и не знаю, что ещё, но мама поняла, что Евдокия Васильевна должна отдать мне свой портфель. Иначе, быть мне не образованной. Мама куда-то ушла, и…, у меня появился портфель учительницы.
С тех пор я хожу в школу гордая с кирзовым портфелем.
Фото в летнем лагере Петухова Тамара Александровна (крайняя справа) 10 лет, июль 1958 года, 3 отряд
Мама во втором ряду первая слева, в белой панамке и с букетиком цветов. Рядом написано: «Тома». Лагерь «Весёлый бор» 1952 год. На обороте: «На память Неле от Верхорубовой Люды. Здесь нет особой красоты, она не каждому даётся. Здесь простая душа, и сердце простое в ней бьется», г. Серов, с\п, 14 линия, барак 40—8»
ВОСПОМИНАНИЕ ЛЮДМИЛЫ ВАСИЛЬЕВНЫ
ТРОЩЕНКОВОЙ
В августе 2023 года, во время поездки на мамину Родину в село Андрюшино, я встретилась с её школьной подругой Люсей Трощенковой (Домниной в браке) в пос. Гари. Она показала мне несколько своих фотографий.
Вот, что вспоминает о детстве и маме Людмила Васильевна:
