– Ни-че-го, – резюмировал старик. – Осуждённый признает вину. Приговор: бичевание, колодки, пытки, мало ли, может, ещё в чём признается, и смерть через четвертование.
Князь окинул осуждённых суровым взглядом, поморщился, будто на гвоздь сел. Стоящий справа младший казначей что-то зашептал ему на ухо.
– Нет, – едва слышно ответил Слав. – Чем больше будет желающих, тем выше вероятность спасения дочери.
Младший казначей едва заметно посерел, губы сжались в узкую линию, а на скулах заходили желваки. План по окончательному освобождению от должности главного конкурента идёт прахом. И возможно, эта еврейская рожа останется живой. Конечно, теперь он ничего не сможет сделать, но мёртвый конкурент – лучший конкурент. Надо что-то предпринять. Он снова зашептал князю на ухо. Но тот мотнул головой. Лицо младшего казначея пошло красными пятнами, зубы заскрипели с такой силой, что даже Недомыка услышал. Но Слав будто этого не заметил и обратился к троице:
– У вас есть выбор: либо вас посадят на кол, всех, либо вы отправитесь выручать из беды мою дочь. Если предприятие увенчается успехом, то вы свободны.
– Дочь выручать, – поспешно согласились Шекельман с Ершом.
– На кол, – радостно заявил Недомыка.
Естественно, он и понятия не имел, что это такое. Но название навеяло ассоциацию с чем-то развлекательным, игровым. А играть – не мешками ворочать.
Его товарищи побледнели. Причём еврей по белизне лица сейчас сошёл бы за славянина. Даже волосы приобрели русый оттенок. Брови князя сошлись на переносице. В зале запахло телесными повреждениями, не совместимыми с жизнью.
– Дочь выручать, – испуганно переменил решение Недомыка.
Еврей на его руках шумно выдохнул, лицо медленно вернуло прежнюю смуглость.
– Козёл! – буркнул из-за спины Ёрш.
Недомыка боязливо осмотрелся. Дело в том, что в детстве ему неоднократно доставалось от соседского козла. И хотя побои оказались не смертельными и не очень чтобы болезненными, но моральная травма осталась на всю жизнь. Ждан потом отомстил за нанесённые обиды, не нарочно, конечно, но бояться рогатой скотины не перестал. В зале никого кроме людей не оказалось, что подействовало успокаивающе.
– Сейчас вы отправитесь на поиски моей дочери или информации о её местонахождении. На всё про всё у вас три недели. И запомните, что если кто-то из вас думает, что сможет сбежать, то глубоко ошибается, – сурово пояснил князь. В зале повеяло жутью и преждевременной кончиной. – Найду и отдам палачам. А они у меня ребята умелые. Целый год на дыбе орать будете. А ты, Шекельман, проследишь за этими удальцами.
Недомыка хотел что-то спросить, судя по роже, весёлое, но Шекельман вовремя прикрыл ему рот ладонью.
– Мы поняли, княже, – поспешно сказал еврей. – И приложим все усилия, чтобы выручить княжну.
– Если всё понятно, тогда в дорогу. Денег…
– Денег? – радостно перебил князя малец и облизнулся. Глаза засияли, как у дурака при виде фантиков.
– Не перебивай князя! – рявкнул сзади воин.
Кулак впился справа в поясницу. Ёрш ойкнул и согнулся в три погибели. Князь поморщился и продолжил:
– Деньги на расходы вам выдаст казначей Милославский. Удачи!
Всё, что должно было быть сказано, сказали. Товарищей по несчастью повели по узким коридорам княжеских хором. Казначей оказался на месте раньше них. Его гаденькая ухмылка при виде Шекельмана вызвала у Ерша непреодолимое желание ломать и крушить, да только банковал сегодня не он, поэтому и быковать не имел права.
Казначейская оказалось небольшой каморкой перед входом в золотой резерв государства. Но даже неопытный человек с лёгкостью смог бы определить, чего стоило, например, привезти и отделать стены красным деревом и янтарём. Да и стул со столом, за которым взгромоздился казначей, стоят не меньше пары табунов.
Милославский очень долго что-то писал, зверски медленно выводя каждую букву, как первоклассник, и только потом посмотрел на вошедших.
– Чего? – нагло спросил он.
Недомыка и понятия не имел, что здесь делает. Шекельман весь скукожился под наглым взглядом врага на его руках, а Ёрш не хотел рисковать второй почкой.
– Ну? – грозно и требовательно спросил Милославский.
– Нам бы денег, – выдавил из себя, словно загустевший клей из тюбика, Ёрш и тут же оглянулся. Но стоящий позади стражник даже не шелохнулся.
– А нету денег, – сказал младший бухгалтер. – Нету. Всё растратили на княжеские и военные нужды.
– Как нет, я недавно всё проверял и… – пискнул было на руках у Недомыки Шекельман, но его конкурент так зыркнул, что отбил всякую охоту что-либо говорить.
– Ты щас договоришься! – заорал младший бухгалтер. – Ты тут вообще кто, а? Ты – лиходей! Тебя взяли на поруки, оказали такую честь, а ты? Ты за это ещё и денег требуешь? Да как у тебя наглости хватает? Вот щас пойду и доложу князю об этом.
– Не надо, – плаксиво сказал Шекельман.
Милославский гадливо поморщился.
– Жиды! Вам только деньги подавай! Понаехала всякая диаспора – прости Род, слово-то какое, – и гребут, гребут, гребут под себя. Когда же вы нагребётесь-то?
Шекельман промолчал, на него жалко было смотреть. Казначей бросил на стол засаленный и потрёпанный до мелких дыр кошель.
– Нате и выметайтесь отседова! И скажите спасибо, что хоть что-то вам обломилось.
Когда их вывели на улицу и вежливо спихнули с крыльца, Ёрш засунул руку в кошель.
– Твою голую дружину по кактусам рысью! – проворчал малец.
На ладони товарища Недомыка увидел два кругляша достоинством в полкопейки. В Шекельмане включился делец:
– Если пустить их в оборот…
– То получишь лучший грот! – закончил мысль Ёрш. – У нас на это нет времени. А не свалить ли нам подальше? Слышь, Недомыка, давай бросим этого убогого и рванём когти. У меня пара нычек есть, заляжем там до следующего года, а там, глядишь, и князь зажмурится.
В Недомыке взыграло упрямство напополам с ответственностью.
– Нет, – сказал он, – нам оказали честь и чё-то там ещё. Поэтому надо соответствовать.
От такой речи у Ерша морда вытянулась восклицательным знаком.
– Че… че… чего? – заикаясь, спросил он.
Недомыка даже если и захотел, не вспомнил, о чём только что говорил. Нет, общий смысл, может, и передал бы, но в очень мутированном виде, поэтому предпочёл умно промолчать.
– Неужели вы меня бросите? – плаксиво поинтересовался Шекельман.
– Ага, – вякнул Ёрш. – И ваще соглядатаям слова не давали. Ну так что, напарник, может, всё-таки свалим, или?..
– Или, – выбрал Недомыка, потому как слово оказалось короче, а смысл не важен.
Ёрш зыркнул на него, как цыганка на мента. Пардон, на полицейского. Но делать нечего, победило большинство, а с ним не поспоришь, потому как и в глаз могут засветить. Малец пришёл в настолько подавленное состояние, что не заметил, как стал идти за Недомыкой, а не впереди его. Так они потеряли треть дня, поскольку Недомыка, как китаец в Париже, пялился на красоты, красоток, туристов, творения великих и не очень зодчих и лишь к обеду вывел поисковую группу за стены Словенска. Естественно, несчастье не дремало, и они, в смысле он, выбрали самое точное неправильное направление, то есть пошёл в противоположную от нужной сторону.
Сперва шли по дороге. Но что-то Недомыке вступило в голову, и он попёрся по лесу. На Шекельмана природа подействовала успокаивающе. Он даже отважился задать вопрос несущему его товарищу:
– Куда мы идём?
– Куда глаза глядят, – ответил тот, чем вызвал живейший интерес у коллег по несчастью.
– Ну… эта… вы знаете, куда идти? – спросил Ждан.
Камрады дружно замотали головами из стороны в сторону.
– Вот, – подвёл итог Недомыка. – А если неизвестно, куда идти, то лучшим направлением является «куда глаза глядят».
Шекельман впал в интеллектуальную кому, пытаясь понять витиеватость славянского мышления, а Ёрш не заморачивался, поскольку чем дальше от дыбы, тем здоровее, и направление в данному случае значения не имеет.
Прошло ещё полдня. Ближе к вечеру вышли на небольшую полянку. Глядь, а на одиноком пенёчке сидит маленькая старушка. Платьишко разорвано, волосы, белые как луна, растрёпаны. Из глаз непрекращающимися ручейками текут слезы, плечи вздрагивают от вырывающихся рыданий. Ёрш протопал мимо, будто поляна пустая, а Недомыке приспичило остановиться и узнать, что же произошло с несчастной.
– Что случилось с тобой, матушка? – нежно спросил он.
Старушка вздрогнула, лицо обратилось к богатырю. Ладошка приложилась к уху для увеличения общей полезной площади радара.
– Ась? – закричала она. – Говори громче, милок.
– Я грю, что с тобой приключилось? – в свою очередь заорал Недомыка.
– Беда, – пояснила бабулька, слезы хлынули новым потоком, рыдания усилились.
Ёрш подскочил к Недомыке.
– У нас своих проблем хватает, чтобы чужие решать. Не вмешивайся!
– Мне матушка на прощанье сказала, чтобы помогал всем сирым и… э-э-э этим… как их… убогим.
– Так это мы и есть! – воскликнул малец. – Давай, помогай!
Мнения еврея никто не спрашивал, поэтому он умно промолчал. А то ещё бросят рядом со старушкой, и полный пардон.
– Не, – заявил Недомыка, – мы вона какие, а она – вона какая.
Ёрш понял, что они никуда не пойдут до тех пор, пока не решат бабкину проблему. С уст сорвались проклятия, но дело с мёртвой точки от этого не сдвинулось, пришлось начать допрос.
– Ну, старая, рассказывай, чё приключилось?
– Ась? – сказала старушка и снова приложила ладошку к уху.
– Ушастого ежа тебе в поводыри! – зло буркнул Ёрш и заорал: – Я спрашиваю, что случилось?
– Беда, милок, – пояснила бабулька, и снова пустила горючую слезу.
– Ноги тебе бубликом, – проворчал Ёрш, а громче добавил: – Ты по делу сказать чё-нить можешь?
– Могу, – запричитала бабка, – слепа и глуха стала, а тут ещё… потом это… и всё… ни туда, ни оттуда. Так я и здесь.
– Кто-нить хоть что-то понял? – обратился Ёрш к товарищам.
Шекельман отрицательно мотнул головой. Ему бы с первой фразой разобраться, а тут такая интеллектуальная загогулина. Недомыка скорчил рожу, будто собирается зарыдать.
– Кто бы сомневался, – заявил Ёрш. – Слышь, мать, ты подробности давай, а то мы в непонятках, и если так дальше будет продолжаться, то ваще уйдём, и жди потом армию спасения.
Рыданья резко прервались, слезы моментально высохли. Бабулька вскочила, костлявые пальчики вцепились в рукав Недомыки. Она, очевидно, приняла его за главного. Или самого сердобольного. Или дурака, который может взять на себя её проблемы.
– Пойдёмте, я лучше вам покажу.
– Э-э-э, нет, – начал Ёрш, чувствуя подвох, но Недомыка уже стронулся с места. Пришлось плестись следом. Мнения мудрого еврея снова не спросили, пришлось отмалчиваться.
– В моем доме давно поселилась кикимора, – на ходу рассказывала бабка. – Поначалу жили душа в душу, а шесть дней назад ей что-то не понравилось. Ух и лютовать она начала: мебель побила, тарелками да кринками в меня кидает, углём всю избу перепачкала. А под конец за избиение принялась. Всё тело в синяках да кровоподтёках. Я травница, знаю, какую травку против неё применить можно, да только глаза совсем не видят. Ещё одним средством против кикиморы является медвежья шерсть, а лучше сам медведь. Тут недалеко берлога, но мне боязно к ней приближаться.
За разговором они вышли к обветшалой, вросшей в землю избе: труба немного осыпалась, тёс кое-где прохудился, а вместо бычьих пузырей на крохотных окнах чёрные провалы. Бабулька потянулась к ручке. Небольшое усилие, дверь открылась, и травница осторожно заглянула внутрь.
– Самым лучшим средством от кикиморы является па…
Речь прервала ножка табуретки, прилетевшая в лоб травницы. Бабулька без крика откинулась на спину. Недомыка бросил Шекельмана и попытался подхватить падающее тело, но в результате и еврей пострадал, и бабку подхватить не успел. К тому же потерял равновесие и грохнулся на обоих. У старушки на лбу наметилась быстро растущая шишка. Сама её обладательница ушла в бессознательное состояние и в ближайшее время вернуться не обещала. Шекельман, дабы не попадать в подобное положение, отполз и воспользовался веткой в качестве костыля. Во взгляде появилась уверенность в завтрашнем дне. Но её уничтожил Ёрш, задав сакраментальный вопрос:
– Бабулька в ауте, в избу из-за какой-то дряни не войти. Ночевать на улице, что ли?
Дрянь тут же ответила, и Ёрш едва успел увернуться от вылетевшего из двери кувшина. Он с грохотом ударился о ель, в стороны брызнули осколки. Только отколовшееся горлышко осталось невредимым.
Недомыка хотел кинуться грудью на амбразуру, в смысле зайти в дом, но Шекельман не позволил.
– Я слышал, что с кикиморой силой не справиться, – пояснил он свой поступок. – Нужны какие-то травы.
– Может, ты, ботаник приблудный, знаешь, какие? – ехидно спросил Ёрш.
Еврей гордо подбоченился.
– Конечно, знаю.
– Ну так давай, иди, ищи, а то до утра тут куковать будем, – поторопил его Ёрш.
Шекельман смутился.
– Я знаю травы, но понятия не имею, как они выглядят.
Ёрш скривился в попытке понять сказанное.
– Как это? – наконец выдал он.
– Видите ли, я из-за не очень хорошего знания вашего языка, наверное, неправильно выразился. Я знаю названия трав, но не как они выглядят.
Ёрш разразился нехорошей речью обличающего характера, в которой евреи блеснули чем угодно, только не своими положительными качествами.
