Мы немного потанцевали молча. Я чуть сжимал ее мягкие роскошные плечи, слышал легкое дыхание у щеки, дивный запах волос – она вся входила в меня… Сильнее этого чувства я ничего еще не испытывал – оно впервые пробудилось и овладело всем моим телом.
Слегка склонив голову, Юля стала подпевать эстрадной певице:
Не напрасно тоска тебя гложет, Не напрасно ты грустен со мной -
Видно, в августе сбыться не может, Что сбывается ранней весной…
Потом вдруг пристально взглянула на меня и покраснела. Я ничего не понял, да и танец уже закончился и все разбредались по своим углам. Мне захотелось на свежий воздух.
Пообщавшись с курильщиками в туалете и курнув пару раз, я увидел интересную компанию, двигавшуюся в школу. Там были Лавсан, Бамбук, Жора, Русик и еще несколько человек.
Когда я поднялся на второй этаж, они стояли в самом начале прохода, а вскоре смешались с толпой.
Лавсан танцевал с Лорен. Она была в коротком стильном платье красного цвета и высоких сапогах. Он что-то говорил с улыбкой и откровенно водил пальцами по ее спине, а она не сводила с него глаз. В некоторых па они просто сливались вместе, наслаждаясь друг другом.
Было жарко, поэтому решили открыть окна, и музыка полилась на весь поселок. Мне порядком все надоело: Юлю я потерял из виду, а с остальными было неинтересно.
Протиснувшись между танцующими, я стал у окна, и холодный осенний воздух освежил меня. Я видел огоньки вечернего поселка, и мои мысли постепенно «причесались». Да, я не люблю толпу, но не люблю и тех, кто считает себя выше. Как себя вести в такой ситуации, я не знал. Точнее, я знал, чего «не хочу», но не знал, «как надо»… Я чувствовал только, что заболел, и моя болезнь называется «Юля». Как лечиться, я тоже не знал…
Мне захотелось снова пойти покурить, чтобы она услышала запах табака, и я бы поднялся в ее глазах… Я пошел вдоль окон и вдруг увидел… Юлю! Она стояла и тоже смотрела на засыпающий поселок. Я хотел было подойти и пошутить: «Вот ты и попалась!» Но замер на полушаге: слезы текли по ее щекам!..
– Что случилось? – спросил я.
Она взглянула на меня и твердо ответила:
– Ничего. Все нормально. Оставь меня.
Я стоял в нерешительности, не зная как поступить.
– Я же сказала – иди. Я сама разберусь… – и она быстро пошла в другую сторону.
Раздавленный, я побрел к выходу. Теперь уже насовсем.
4
Я шел по темным горбатым улицам нашего поселка. Мы сюда переехали, когда мне исполнилось десять лет. А до этого жили в другом конце города – вот там улицы были прямыми и ровными.
Мне хотелось идти и идти, и совсем не тянуло домой. У некоторых дворов еще слышались говор и даже смех. А на агитплощадке, под фонарем, несколько мужиков резались в домино.
Где-то проревел мотоцикл. И снова опустилась ночь, напоминая холодным дыханием о близких морозах. Чем дальше я уходил, тем больше хотелось идти, и было жаль, что улица когда-нибудь закончится. Но я старался об этом не думать.
Потом из переулка выкачнулся пьяный. Остановившись, он подумал и сел на землю. Я было прошел, но потом вернулся. Пьяный смотрел на меня как сквозь воду.
– Куда вам? Давайте руку!
– Гуся!.. Я тебе дам гуся… – и он заматерился.
– Давайте, давайте…
Я с трудом его поднял. Мужик стал немного соображать.
Я повел его, и он все хотел меня поцеловать. От него гадко пахло.
Мой «попутчик» радовался, что его кто-то ведет, и ему тоже, наверное, хотелось идти и идти… Так мы и шли вдвоем по спящей улице.
У его дома какая-то женщина поднялась с лавочки и вопросительно-тревожно посмотрела на меня.
– Нализа-ался, – отчаянно протянула она.
Я очень устал и с облегчением пошел назад.
Но дома долго не мог заснуть – никак не затихал костер внутри. И был лишь один способ его погасить: я взял лист бумаги и стал писать, почти не исправляя:
Дай губ твоих, Юля –
Я небо потрогать хочу!
Дай очи колдуньи –
Я облаком душу смочу!
Дай волосы –
В губы зажму их!
Дай руки, дай груди,
Забудь про всех – ну, их!
Мой милый, мой милый,
Мой дышащий свет,
Я подаю в ноги, целую твой след,
Я глажу сапожки, вылизую тень –
Чудовищный случай, крушительный день!..
Дай губ твоих, Юля!
Прижмись ко плечу!
Как дождик в июле –
Любить я хочу!
После этого сразу заснул, и мне приснилась она, нежно гладящая мое лицо горячей рукой, которую я ловил и целовал. Впрочем, проснувшись, понял, что это моя рука, и я сам себя глажу и целую…
5
Наши отношения изменились. Юля стала избегать совместной дороги домой, и это было легко, потому что ее улица проходила выше школы. То есть ради меня она шла низом, чтобы потом подняться к себе. В школе же каждый крутился на своей орбите, и мы старались с них не сходить.
Правда, через неделю Валентина Митрофановна надумала организовать выпуск стенгазеты и назначила в редколлегию Юлю (комсорга), Игоря, вроде бы умеющего красиво чертить, его подружку Иру (наверное, по просьбе) и меня. Юля предложила собраться у нее дома в семь вечера.
Я за несколько часов уже не находил себе места и решил даже сбрить чуть заметный пушок на щеках. Я вышел за полчаса, хотя идти было минут двадцать.
Юля сбежала с высокого крыльца, прикрикнув на пса в вольере. На ней была внакидку цигейковая шубка, которую я помнил еще по старой школе.
Мы прошли через коридор, где на подоконнике охлаждались два больших «наполеона», и попали в небольшую прихожую. Отсюда напрямую можно было пройти в зал, а направо – в ее комнату. Все в доме говорило о достатке, уюте и успешности – Панков работал каким-то большим начальником. Правда, год назад он ушел к другой женщине и уехал из города.
Юля радушно усадила меня в легкое кресло у письменного стола, на котором возлегал девственный ватман.
– Игоря еще не было? – спросил я.
– Нет. Подождем немного, – и она села в другое кресло.
Я осматривал ее аккуратную, хорошо обставленную комнату с окном в сад, а она – меня, в новой обстановке и новой роли.
– Что-нибудь написал? – спросила Юля.
–Написал, – сказал я, – пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Она засмеялась, и первые минуты скованности прошли.
Заглянула Зоя Алексеевна, одетая строго, как в школе. Мы поздоровались.
– Может, молодой человек чай будет? – спросила она у дочери.
– Молодой человек, чай будешь? – спросила Юля.
– Нет, спасибо, – ответил я и хотел пошутить: «Я вчера пил», но решил, что это неуместно.
Опять громко залаял пес.
Юля вскочила: «Наверное, Игорь пришел», – и выбежала во двор.
Ее не было несколько минут. Вернувшись, она сказала, что это, действительно, был Игорь – он подойдет позже. А Иры вообще не будет.
– Давай подумаем, что в газету поместим, – предложила она.
Мы не видели еще ученических стенных газет и не представляли, как они выглядят, поэтому долго решали, что там может быть.
– Слушай, – сказала вдруг Юля, и глаза ее вспыхнули, – ты ж стихи пишешь? Давай какой-нибудь поместим?
Кровь ударила в виски, и я предложил:
– Давай я напишу, а ты решишь…
– Хорей, – согласилась Юля и подала мне листочек с ручкой.
Я подсел к столу и начал писать: Дай губ твоих, Юля – я небо потрогать хочу!..
Закончив, я передал листок и почувствовал, как жар сковал все мое тело. Я не мог поднять глаза.
Она прочитала и долго сидела молча. Я тоже молчал.
– Ты так сильно пишешь… – сказала Юля и снова затихла.
Потом, видимо, перечитала и спросила:
– А почему ты написал «очи колдуньи»?
– Не знаю. У тебя глаза такие…
– У меня бабушка в том году умерла – все ее ведьмой считали. Она все предсказывала, даже смерть… К ней лечиться приходили.
Юлю я никогда такой не видел: ее лицо побледнело и как-то смялось, волосы безвольно разлеглись по голове, щекам, свисли вниз, а огоньки в глазах заострились…
За окном разыгрался осенний ветер, завыл и застонал, сбивая последние листья.
– У нас перед тем, как мама с папой развелись, стал кот у кровати мочиться.
– А это что – плохая примета?
– Да. Так бабушка гоняла его, а потом вообще отравила… Не помогло! Ты знаешь, я в это верю. Я вообще человек не от мира сего – больше с космосом люблю общаться. Я иногда вижу все наперед – даже страшно становится… Как-то во сне увидела, что на экзамене вытащу пятый билет. А получилось так: учу-учу, дохожу до пятого – и все: то засну, то кто-то позовет… Представляешь: иду на экзамен, выучив только пять билетов, но уверена, что сдам! И так и получилось! Пошла первой и вытащила пятый билет, представляешь! Попросилась отвечать без подготовки и даже дополнительные вопросы угадала! Задачу решила таким способом, которому нас не учили – все во сне увидела! Все были в шоке! Маман меня потом терроризировала – выясняла, была у меня шпаргалка или нет. Представляешь?!
– Я с тобой хочу дружить! Перед каждым экзаменом будешь говорить, какой билет нужно выучить.
– А что мне за это будет?
Мы посмеялись.
– А я побрился, – захотелось мне похвастаться, – смотри, – и я подставил щеку.
Она провела пальцами по корешкам моей первой щетины, и теплая волна накрыла меня…
Мы что-то все-таки надумали с газетой – не стих, конечно. И договорились, что встретимся еще раз. Я ушел домой глухой ночью.
Правда, все это совсем не повлияло на наши отношения. Сделать что-то большее я не мог, потому что каждый раз натыкался на стену, бившую электрическим током. Да и опыта отношений с девчонками у меня не было.
Весь мой «роман» развивался только в стихах, которые я кропал чуть ли не каждый вечер… Ну, и зачитывался (даже на уроках) молодежными повестями, которые печатал журнал «Юность», а также стихами Асадова, сборничек которых мне как раз достался на время от Юли. Я решил, что при первой же возможности уеду в Сибирь, на комсомольскую стройку. Ну, а Юля, конечно, будет со мною… Юля, Юленька, Юлечка…
Но однажды все изменилось.
