Остерегайся Пасюка
Зульфия Полевода
Однажды на кухне вы столкнетесь с крысой… Или нет? Представителем народа Меора! Семейные интриги, невероятные открытия и совершенно непонятный мир по соседству. Как выглядит дипломатия у крыс, почему важно не терять связи с семьей и кто же такие пасюки – поганцы, ворующие продовольствие, или борцы Света и Тьмы в этом прекрасном и незнакомом мире? Кто знает… Надеемся, что Ритка все-таки докопается до правды.
Зульфия Полевода
Остерегайся Пасюка
Пролог
В то утро каждый житель Меора проснулся в своей норе от мыслепослания Большой Матери.
– Серые дети мои! Наш славный Меор в опасности! Из-за рубежей Великих Пустошей идет полчище рыжих крыс-кочевников, а возглавляет их Пасюк, Старший Сын Большой Матери. Они не боятся никого, они сильны телом и духом. Их не пугают невзгоды, ибо это воины, взращенные самой Пустыней. Будьте начеку! Кто защитит славный Меор, если не его серые сыны?
Большая Мать, королева Меора и прилегающих территорий, свернулась на своем ложе. Ее темно-дымчатая шерсть топорщилась от предчувствия надвигающейся беды. Силы стареющей крысы утекали, и не знала она, сможет ли поднять свое серое войско и удержать его против кочевых полчищ взбунтовавшегося Пасюка. Звериное чутье Большой Матери подсказывало ей, что ее мятежный сын не годится в правители Меора.
Избалованный Пасюк с юных лет стремился к власти. Он планировал свергнуть королеву-мать и возглавить страну, но никто из старейшин королевства не поддержал его честолюбивых притязаний на трон. Чтобы воплотить свои замыслы, Пасюк нашел себе приспешников, с которыми подготовил переворот. Однако заговор был раскрыт, и коварного крысиного принца постигла кара. Тщетно он молил о пощаде – ему отказали в милосердии.
Сердце серой королевы обливалось кровью при мысли о том, что ее старший сын и потенциальный наследник посмел выступить против нее. Однако верховная правительница одержала в ней верх над матерью, и Большая Мать согласилась с решением судей: Пасюка изгнали за пределы Меора. Все мольбы мятежника оказались напрасными, и суровый вердикт остался неизменным.
И принц отправился скитаться по бесплодным землям Великих Пустошей, среди которых существовало королевство. Однако, уходя, Пасюк поклялся себе, что непременно вернется в славный Меор. А когда это случится, горе тем, кто сделал его изгоем.
1
Мы ссорились уже с полчаса без особой причины. Муж возмущенно заявил: «Между прочим, ты забыла про мой день рождения. Спасибо, что выносишь мозг, а я вообще-то ждал подарка!»
Я дернулась, чтобы возразить, но тут меня осенило: «Сегодня двадцать седьмое, а его день рождения был двадцатого декабря». Я вдруг вспомнила, что неделю назад поздравила мужа второпях, извинилась, что не купила подарка. Да просто работы перед Новым годом прибавилось, приходилось подчищать хвосты – отчеты, графики, планерки… Похоже, всю неделю он помнил об этом, хоть и не предъявлял претензий.
Муж активно изображал оскорбленного и игнорировал мои попытки заговорить. Сделав вид, что страшно интересуется новостями о ремонте федеральной трассы, он с каменным лицом уставился на экран. Я уже оделась и стояла посреди комнаты, соображая, как поступить. Роман всегда умел перевести разговор на нужную ему тему. Оглянулась: он пытался сохранить внешнее безразличие, и это выглядело по-детски.
Я решила, что прямо сейчас пойду и принесу подарок, но пока не придумала, куда идти и что купить. Спросила мужа, чего бы он хотел, но мой благоверный притворялся глухим. Помолчал пару минут, встал, оделся, буркнул:
– Я к маме съезжу на выходные, буду в понедельник вечером. На работу поеду от нее.
Хлопнула входная дверь: муж ушел и, по своему обыкновению, не выключил телевизора. Приглушенно загудел лифт.
Ну и пусть, надоело бегать за ним, уговаривать как малыша. Раз так, просто пройдусь, авось в голову придет какая-нибудь идея – прямо на улице или в первом попавшемся магазине. А в понедельник Рома вернется, вручу ему подарок, а заодно и помиримся.
В куртке и сапогах я зашла на кухню, налила ледяной воды из-под крана и только собралась попить, как вдруг незнакомый голос произнес мое имя. Вздрогнула от неожиданности, поставила кружку на стол и замерла: дома было тихо, муж точно ушел, если б он вернулся, было бы слышно – замок у нас громко открывается. Звук доносился из-за моей спины.
– Возьми этот узелок. Только осторожно, не разбей.Я медленно повернулась и осмотрелась. Маленький кухонный телевизор, висящий на кронштейнах в углу напротив двери, включился и показывал молодую женщину.
Женщина с экрана ткнула пальцем вниз. Я проследила взглядом – под телевизором стояла древняя табуретка, которую сколотил дед Богдан. Бабушка ее много раз перекрашивала, но сейчас краска на табуретке пооблупилась, и из-под охристо-желтого слоя местами проглядывали темно-бирюзовые пятна.
Роман много раз порывался ее выбросить, но я, часто готовая выполнить любое желание обожаемого мужа, тут была непреклонна: никто не смеет выбрасывать мою личную вещь! А эта табуретка – то немногое, что осталось на память от моего любимого деда Богдана, которого в нашей семье считали чудаком. К его странностям относились снисходительно, словно к шалостям ребенка. И только я, дочь его младшего сына, всегда находила общий язык с дедом.
Каждый год я с нетерпением ждала лета. Родители отвозили меня к деду на дачу в Немчиновку, а сами приезжали только по выходным. Правду говорят в народе – что старый, что малый. Нам всегда было о чем поговорить, я обожала слушать дедовы байки. Хоть и было ему тогда уже под сотню лет, но ум его оставался острым, а зрение и слух – четкими.
Дед Богдан был на все руки мастер: если надо и блинов напечет, и табуретку сколотит, и рыбы наловит. А уж в саду и огороде у него все росло так, что окружающие удивлялись: яблоки ли, помидоры или картошка – всё каких-то нечеловеческих размеров. Соседи ходили к нему, как на экскурсию, просили поделиться секретом.
Помню, что дед рассказывал истории про всякое там волшебство, которое якобы он сам и творил. Но я, конечно, втихаря посмеивалась над ним и не верила, считая, что это он так креативит, чтобы не повторять давно известные сказки. Какие еще волшебники в наше время?
Его не стало, когда мне было десять, и тогда самая светлая и добрая часть моего мира исчезла. Любила я деда Богдана. Поэтому до сих пор и храню эту облезлую тяжелую табуретку, берегу и не позволяю мужу на нее покушаться. В итоге Роман, конечно, смирился с тем, что эта рухлядь осталась в квартире, но презирал ее и отказывался даже отодвинуть, если вдруг табуретка оказывалась на пути, – просто обходил.
А сейчас на ней и впрямь лежало нечто непонятной формы. Предмет, завязанный в шелковый платок, черный, с зеленоватыми разводами. Женщина на экране снова заговорила:
– Возьми узелок, только аккуратно, не урони. И опасайся Пасюка, уж он-то своего не упустит.
Я потерла лицо ладонями, пытаясь осознать, что нечто странное происходит со мной, и это не сон и не галлюцинация. Ошибки нет. Именно я сейчас стою в теплой куртке и сапогах посреди кухни и именно со мной какая-то тетка разговаривает из кухонного телевизора. Женщина повторила: «Остерегайся Пасюка!», экран моргнул, изображение исчезло.
Колени мои как-то подозрительно заподрагивали, а пульс забился где-то в горле. Я плюхнулась на стул и попыталась отдышаться, потом протянула руку и осторожно взяла загадочный узелок. Из-под старой табуретки тут же выскочила здоровенная темно-дымчатая крыса и запрыгнула на мою руку. Зверюга тоже вцепилась в узелок. Я вздрогнула и чуть не выронила его, потом быстро схватила крысу поперек туловища и оторвала от узелка. Она тут же выпустила мерзко пахнущую желтую струю, облив пуховик и сапоги.
Я почувствовала себя несчастной. Ну что это вообще? Кто та женщина в телевизоре? Откуда в городской квартире взялась крыса, да еще такая крупная? Это в обычной панельке! Сумасшедший дом какой-то!
Но вонючая мягкая крыса в моей правой руке не оставляла сомнений. Только бы она не извернулась и не цапнула меня! Девочки обычно боятся крыс и мышей, но я нет. И все же сейчас держусь настороже: непонятно, что на уме у этой серой твари.
Впрочем, как ни странно, зверюга не дергалась и не делала попыток вырваться, только хвост ее моментами вздрагивал. Она внимательно смотрела на меня глазами, похожими на блестящие горошинки черного перца.
До меня стала доходить вся нелепость ситуации.
– Вот черт! Черт! Черт! – я выругалась вслух и положила узелок обратно на облезлую табуретку, намереваясь как-нибудь стащить куртку и смыть с нее вонючую крысиную мочу. Эта сволочь еще и на сапоги нагадила! И как теперь снять их и отмыть – большой вопрос. Крысу нельзя было отпускать. Впрочем, она не проявляла никаких признаков агрессии, а просто наблюдала за мной.
Неловко изгибаясь, я попыталась выбраться из куртки, как вдруг в голове молнией пронеслось «Осторожно!» Я резко обернулась. На табуретку карабкались еще три серых крысы, размером они были чуть поменьше той, что меня обгадила. Звери окружили загадочный узелок.
Остолбенев, я смотрела на их возню и пыталась сообразить, как быть. Вопросы возникали один за другим, но самый главный – откуда взялись крысы, да еще четыре штуки? Пятый этаж, панельный дом, коммунальщики только в ноябре обработали подвалы.
Здоровенная крыса, которую я по-прежнему держала в руке, не дергалась. Она лишь издавала какие-то звуки – не то повизгивала, не то похрюкивала, и от этого три зверюги еще быстрее возились на узелке.
Кажется, они пытались развязать его! Первый ступор прошел, и я сдернула с крючка на стене половник. Размахивая им, я подскочила к табуретке, топая и вопя: «Брысь! Брысь, серые свиньи!» Крысы как по команде обернулись и сначала посмотрели на меня, словно я городская сумасшедшая, а потом перевели взгляд на свою предводительницу, которую я продолжала держать.
«Тело уже затекло, отпусти меня». Я дернулась от неожиданности, неловко взмахнув рукой с зажатым в ней серым зверем, и огляделась. Никого вокруг, только я и крысы.
«Поставь меня на табуретку». До меня дошло, что слова не прозвучали – просто в моих мыслях пронесся образ: я как будто увидела свою руку, которая бережно ставит зверя на табуретку, пальцы аккуратно разжимаются.
Посмотрела на крысу, которую держала, а та уставилась на меня своими черными глазами-шариками. Тут я заорала и разжала пальцы. Словно в замедленном кино, крыса, перебирая в воздухе когтистыми лапками и вращая лысым хвостом, как пропеллером, крутанулась, перевернулась спиной вверх и приземлилась на табуретку рядом с узелком. Потом она стала спокойно вылизывать передние лапки и расчесывать ими примятую шерсть на боках и животе.
Казалось, я сошла с ума. Галлюцинации. Стоп! Я рванула к столу, схватила кружку холодной воды, которую налила, да так и не успела выпить, и, зажмурившись, жадно выглотала ее до дна.
«Сейчас я дочитаю молитву и открою глаза… тут никого не будет, кроме меня. Отче наш, иже еси на небесех… да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…» Я открыла глаза. Ничего не изменилось! Восемь крысиных глаз, поблескивая, неотрывно следили за мной. «Развяжи узелок». Образ моих рук, распутывающих завязанный платок… Крыса, которую я отпустила, встала на задние лапки и сложила передние в молитвенном жесте.
– Зачем развязывать? – завопила я.
А в голове крутилось: интересно, как теперь лечат в психбольницах? Используют ли электрошок?
Я снова схватила узелок, сунула его в карман куртки и бочком выбралась из кухни, стараясь не отрывать взгляда от незваных гостей на табуретке. Предводительница крыс не разжимала лап, ее умоляющий жест выглядел торжественным и даже скорбным.
Я рванула к входной двери, открыла, оглянулась в сторону кухни, откуда уже не доносилось ни шороха. Потом надела чистые ботинки вместо обгаженных сапог, скинула куртку, воняющую крысиной мочой, надела другую, чистую, не забыв переложить узелок из кармана, и выскочила в подъезд.
Резко захлопнув дверь и запрыгнув в лифт, открывшийся прямо передо мной, я едва не сбила старушку соседку, которая неспешно выходила на нашем этаже. Выбежав из подъезда, тут же задохнулась от ледяного ветра, бросавшего в лицо новые и новые пригоршни мелкого колючего снега. Я жадно тянула жгучий воздух, прикрывая ладонью рот, и не могла надышаться.
На этом собачьем холоде я озябла уже через минуту и подумала: «А какого черта? Да ничего такого просто не может быть. Откуда крысы, включи мозги, дурында! Да еще и крысы-телепаты? Совсем с катушек съехала?» Вздрогнула: из метели мне навстречу вынырнул здоровенный мужик с заснеженными бровями, усами и бородой.
– Ритка, ассалям алейкум!
От неожиданности я отшатнулась, но тут же по голосу узнала Динара из соседней квартиры.
– Ты чего без шапки выползла в метель? – Сосед быстро шел к двери подъезда.
– Да я в магазин хотела, а вышла и подумала: может, ну его, магазин этот? Завтра схожу, что ли… – промямлила я и подумала, что надо возвращаться домой. Нет там ничего, никаких крыс-телепатов, глюк это, устала я просто…
– Да и правильно, – поддержал Динар. – Ох и холодно же, ветрина лютый, до костей продувает.
Стоя на лестничной площадке, сосед мощно потопал, снял шапку, побил себя ею по ногам, потом снял куртку и несколько раз встряхнул ее. На бетоне растекалась лужицей небольшая кучка снега. Я мялась, стоя с ключом перед своей дверью, – боялась заходить в пустую квартиру. И тут меня осенило.
– Динар, у меня душ перестал работать, можешь посмотреть?
– А Ромка что, не шарит совсем, не может починить? – спросил сосед.
– Ромка уехал на все выходные к матери, а душ сломался после его отъезда. Мне завтра по делу нужно, а горячая вода не льется и все тут. Слушай, ну не проситься же мне к соседям в душ с утра пораньше – вот к тебе, например, а? – сказала я, пытаясь изобразить щенячий взгляд.
Да уж, слабоватый повод я придумала, чтобы зайти в квартиру хоть с кем-нибудь. Но одной входить вообще страшно, поэтому пусть уж лучше сосед думает, что я дура или что пристаю к нему.
– А на плите погреть воду и ковшиком воспользоваться не вариант? – Динар явно не хотел ни чинить душ, ни создавать инфоповод для любопытных соседок-сплетниц.
– Ну, Динарчик, ну пожалуйста. Ты хоть посмотри, а?
– Ладно, – недовольно буркнул он. – Переоденусь в сухое и приду.
Через пять минут он вышел в тапках, футболке, домашних трениках с вытянутыми коленками и с ящиком инструментов в руках
– Ты чего тут стоишь? – удивился Динар. – Я думал, ты уже чайник вскипятила и вовсю чай завариваешь.
Не ответив, я распахнула перед ним дверь. Сосед взглянул недоуменно, но вступил в квартиру первым и включил свет в прихожей. Я провела его в ванную, а сама заскочила в кухню, удостоверилась, что крыс нет, и быстро перекрыла горячую воду. Снова осмотрелась: никого. Выдохнула. Поставила чайник кипятиться и заглянула в ванную. Сосед с растерянным видом крутил вентили крана.
– Что за ерунда? У всех есть горячая, у тебя одной нет. Не было же отключений, ну. – Сосед явно ничего не понимал. – Подожди, я сейчас.
– Пошли чаю попьем, – ответила я, пытаясь беззаботно улыбаться. – Нет воды, да и черт с ней.
Динар посмотрел с подозрением.
– Стоп, Ритка, ты ж сказала, что тебе завтра по делам и душ нужен позарез.
– Не беда. На плите подогрею, из ковшика обольюсь, а в понедельник либо Роман починит, либо сантехника вызову.
Динар собирал инструменты, стараясь не смотреть мне в глаза. Он явно подозревал меня в чем-то неприличном.
– Рит, я это… пойду тогда. А то меня это… ждут меня там.
– Да кто тебя ждет-то? Ты ж не женат. И у тебя дома темно было, когда заходил, – значит, точно никаких гостей.
Мне вдруг стало так весело, что захотелось потроллить пугливого соседа, и я произнесла томным голосом:
– А как же чай, Динарчик? Я ж нарочно для тебя заварила. А то кофейку, может, выпьешь? – и добавила, многозначительно понизив голос: – Ты знаешь, у меня есть такие свежие булочки…
Я сделала долгую паузу, не отрывая взгляда от соседа и стараясь не улыбнуться.
– Не-не, пойду я. Дома чаю попью.
Не поднимая глаз, Динар торопливо вышел. Когда дверь за ним закрылась, я расхохоталась. С улыбкой вернулась на кухню и в который раз осмотрелась. Что это было? Где крысы-телепаты? А были ли они вообще? Пощупала карман куртки: а вот он, узелок-то.
***
