– Счастливого пути, господин Клюнгер! Может, и засиделся я, на пенсию пора.
– Я вашей выходки просто так не оставлю! Я все рапортом доложу своему начальству.
– Тебя выгонят с работы, майор. Побираться будешь по помойкам и уже без удостоверения. Помяни мое слово. Ты мне угрожал расправой и еще фамилию фальшивую назвал. Иди, гуляй, пока не стемнело, или в зоне заночуешь? У меня шконка свободная есть в камере с людоедами. Они если узнают кто ты, мне смешно представить, что они с тобой делать будут. И в полной тишине, они профессионалы.
– Я майор Валентин Варов, запомни меня, полковник! Хорошенько запомни наш разговор.
– Помяни мое слово, ох и упадет тебе кирпич на голову. Что ты злой такой?
– Все, у меня более вопросов к вам нет. Прощайте…
– Вам откроют ворота, не хворайте.
21 июня 1987. Москва. После семейного ужина в дверь квартиры Бельмовых неожиданно позвонили.
– Отец, а кто это к нам?
– Не знаю, сынок. Я никого не приглашал…
– На всякий случай, скажи, что я уехал. Что-то мне не спокойно, – тихо сказал Алексей и решил переждать незваный визит в маленькой комнате.
– Понял тебя сын, спокойно. Кто там?..
– Свои, – послышалось за дверью.
– Кто такие свои? Кого там черти?.. – крикнул Бельмов старший через дверь.
– Откройте, Борис Иннокентьевич. Я к вашему сыну, на минуту…
– Не понял?.. Его освободили, но он тут не проживает, – ответил отец, не открывая двери.
– Так вот я и говорю, его же освободили. Я орден его принес за Афганистан и медаль «За Отвагу». Я из военкомата, майор Васин моя фамилия…
– Васин? Так это, сын мой уехал давно. Погостил день и того…
– Откройте, только распишитесь в получении медали и ордена, и я уйду, – грустно закончил просьбу Васин.
– Ладно, раз уж такое дело. Какие там еще награды?..
Отец осторожно открыл дверь и впустил лысоватого пожилого мужчину лет семидесяти. Гость добродушно улыбнулся и стал снимать потрепанную курточку.
– Вы знаете, я ведь Алешу помню с семнадцати лет, еще когда готовил его документы для поступления в Рязанское десантное. Сейчас давно уже в отставке, так иногда помогаю, выполняю разные поручения, типа свадебного генерала…
– Проходите за стол, как вас зовут? – успокоился отец.
– Васин Николай Семенович, инвалид военной службы, защищал Даманский, был в Египте советником, там и ранили. До сих пор нога болит, видно кость осколок все же задел…
– Присаживайтесь, мой сын не виноват в том, что на него навешали. Это все происки людей из кагебе.
– Возможно, вы и правы, Алеша он всегда за справедливость был. Я написал на него отличную характеристику и несколько раз отправлял ее военному прокурору, потом в зону. Если он в городе, об этом никто не узнает. Клянусь честью офицера! Мне так хотелось его повидать, он мне как сын. Вы, может быть, не в курсе, что мой сын тоже был лейтенантом и сгорел в танке в Афганистане. Будут они прокляты, кто придумал туда влезть…
Алексей слышал весь разговор из соседней комнаты и решил выйти.
– Здравствуйте, Николай Семенович, огромное вам спасибо за характеристику, присланную в зону. Мы вместе ее читали с начальником. Собственно, после нее он ко мне изменил отношение, в лучшую сторону.
– Леша? Значит, ты дома! – расцвел майор запаса. – Подойди, обниму тебя!
– Не плачьте Николай Семенович, не плачьте…
Старик встал, крепко обнял Бельмова, снова присел и вытер носовым платком лицо от горючих слез.
– Я понимаю, такая судьба, значит, у моего сына, погибнуть в угоду чужих интересов в далекой и жестокой стране. Я вот пока служил, три ранения получил, жив остался, а сын в третьем бою сгорел вместе с экипажем своего танка…
– Помянем героя, – предложил отец Алексея.
– А подбил их танк мальчишка, пацан лет тринадцати, потом разведчики танкового полка сделали из него решето. Я ведь что тут подумал, мальчик тот, в чем был виноват? Разве в том, что пошел защищать от вооруженных чужаков свой кишлак, перевал, долину, где провел всю свою маленькую жизнь. Подбил он танк из Советского эрпэге, того, что продали мы когда-то в Египет. Ну а Египтяне продали этот эрпэге, как и тысячи других в Афганистан. Получается, что наших ребят там убивают из Советского оружия? Моего сына обманули, заставили воевать против Афганского населения! Иногда я хочу мести. Тупой и слепой жажду мести! Но не знаю я, кому должен мстить? Разве что всем генералам, которые планировали операции в Афганистане, не считаясь с солдатскими потерями? Мрази, отпетые мрази! Я вот что, хочу разработать математический алгоритм мести, потом найти тех людей и рассчитаться с ними… С каждым, чтобы они ползали на коленках и сами в себя…
Последнюю фразу майор в отставке проговорил почти шепотом, взял стопку водки и опрокинул ее одним махом.
– Разве что вам придется убить сотню? – ответил Алексей угрюмо. – Много там сволочей было, но встречались и идейные командиры, берегущие своих солдат. Таких было мало, прямо скажем… Ну а тех, кто думал о местном населении вообще единицы. Если по мне, я бы вам посоветовал отказаться от мести, а наоборот молиться о душе сына. Ему будет легче и вам. А так попадете в ад и не встретите сына…
– Но почему, Леша? Виновный должен понести наказание! – воскликнул Николай Семенович.
– А если его нет? Нет уже в живых виновного. Если он погиб через пять минут в том же кишлаке в следующем бою…, или ходит сейчас по какому-нибудь провинциальному городку на одной ноге и с обожженным лицом, с пластмассовым членом в штанах? Не людское это дело, мстить… Тем более, когда ты не уверен, что твоя жертва виновна в твоих бедах.
– Интересные ты вещи говоришь, Алексей. Смотри, какой мудрый стал, лейтенант. Так, я чуть не забыл, сейчас, – сказал майор, встал из-за стола и ушел в прихожую. Через минуту он вернулся. – Вот, герой, смотри, что я тебе принес…
Майор раскраснелся после водки, энергично вынул из старого Советского дерматинового чемодана, сделанного так, словно это был настоящий нильский крокодил, целлофановый пакет с документами и двумя орденскими коробочками.
– Вот, лейтенант! Документы о восстановлении в офицерском звании «Гвардии лейтенант» и награды: орден «За службу Родине в вооруженных силах» и медаль «За Отвагу»; удостоверение «О праве на льготы».
– Значит, пару звездочек с меня все же сняли? Молодцы… – усмехнулся Алексей.
– Да, видимо, так. Ротозей в штабе, наверное, не доглядел, – пожал плечами майор.
– Бог с ними. Мне расписаться нужно? – безразлично спросил Алексей, разглядывая новенькие орден и медаль.
– Да, Алексей Борисович… Впрочем, может расписаться и отец. Тебя же нет дома?.. – подметил майор.
– Точно, папа, распишись за мои побрякушки, будь другом.
Отец расписался в документах о получении и вопросительно уставился на сына.
– Что? – спросил Алексей и подмигнул отцу.
– Мать наша где-то задерживается? – сам себя спросил отец Алексея.
– Ну, мне пора! – засобирался Николай Семенович.
– А как вашего сына наградили? – вдруг спросил Алексей.
– А никак. Сам удивляюсь. Сына нет, наград нет, – заплакал майор и достал платок.
– Этот орден, возьмите его! Я вручаю его вам за вашего сына! – Алексей протянул ему орден.
– Нет, нет! Не возьму.
– Он в каком звании был? – спросил строже Алексей.
– Лейтенантом! Кажется, гвардейского танкового полка…
– Я был в Афганистане гвардии старшим лейтенантом, потом несколько дней капитаном щеголял, поэтому имею право передать свою награду младшему по званию офицеру. Или наградить его. Берите… Дайте бумагу, я напишу наградной лист на вашего сына. Когда был бой, хотя бы примерно?..
– Сейчас припомню…
Когда майор забрал орден и ушел, отец строго и в тоже время ласково посмотрел на Алексея, и спросил:
– Что-то я раньше не знал, что один младший офицер может наградить другого, сын? Орден-то твой, не жаль?
– Может, отец! Когда все командиры убиты, ротным становится взводный. Я наградил его посмертно. Пусть отец хранит орден сына до самой своей смерти. Все лучше, чем ничего. Отец, Афганистан – это была страшная ловушка для Советского Союза. Мы попали в черную дыру. И не последнюю роль в этом сыграл председатель конторы Андропов. Старый майор хотел мести и должен был убить единственного человека, бывшего председателя КГБ. Все остальные – винтики и шестеренки военной машины, исполнители. Ордена мне не жаль, я и не помню вовсе, за что мне его дали… А вот медаль «За Отвагу», знаю за что.
– Говорил я тебе, и мать говорила, чтобы не ходил в офицеры! Не послушался ты нас, сын, видишь, в какие жернова попал… На всю жизнь ярких впечатлений, а толку ноль.
– А может, это судьба, отец. Многое предначертано. Ты сам мне так говорил.
– Говорил, конечно, но кто же знал, что страна бешенством заболеет, ведь в каждую дыру залезали. Все адские котлы собрали…
– Мне нужно было понять, кто я в этом мире. Я не жалею, что был в Афгане, я ведь тогда пацанов в том кишлаке спас. Бачата, малышня, подростки, стояли у белой стены и ждали выстрелов в головы. От этих подонков, которые решили провести допрос. Все допросы на боевых заканчивались одним и тем же…
– Детей?.. Допрашивать местных детей под стволами?.. – промямлил отец и побледнел.
– Обычная практика оперативных отрядов, это же летучие мыши. Появляются, словно черти из преисподней и исчезают также. Ни следов, ни свидетелей. Только трупы вдоль улиц… и тишина под звездным афганским небом.
– Ты что? Думаешь, завалили ли бы пацанов?
– Конечно, отец, конечно. Это ведь не картины писать, это война. Война со всем народом. Которой нет конца. Потом ордена на грудь себе цепляют, суки. Первая звезда, вторая, третья…
– Только матери ничего не рассказывай, она и так ревет, как белуга. Все не верит своим глазам, что ты дома…
– Уехать мне надо, отец. Хотя бы на год…
– Поезжай, но куда?
– Есть у меня хороший друг, инвалид тоже с Афгана. Старший лейтенант без ноги, к нему и поеду. Сын у него родился недавно…
– Вот, и поезжай, к добру! Люди из кагебэ придут, я скажу, что ты на север уехал, на заработки, за длинным рублем! – рассмеялся отец и сильно обнял своего сына.
Алексей всегда помнил тот момент, словно отец снова и снова обнимает его. Колючая черная борода, еще сильные руки бывшего хоккейного вратаря, теперь художника-самоучки, мечтающего о славе Ренуара или Пикассо. Он тоже хотел стать художником, но вначале нужно было пройти сквозь огонь и кипучую воду.
Глава IV. Кишлак в Кунарском ущелье
– Попрыгали, братва! Попрыгали! Хоп! Ну, вперед, десантура, взвод, за мной! В вертушку вперед! Не спеша, спокойно и смело… – подбадривает свой взвод гвардии старший лейтенант Бельмов.
– С Богом, командир! – рассмеялся сержант Смертин.
– Комсомолец, отставить разговоры! С Богом можно, конечно, но молча…
Четверка МИ-8, поднялась в горячий воздух Кабула и взяла курс на Кунар. С флангов их прикрывала пара «крокодилов» с комплектом ракет воздух – земля. С этими огнедышащими драконами было легко и покойно на сердце у десантников.
«Куда мы снова летим? – размышлял Бельмов, рассматривая лица своих солдат и сержантов, расположившихся в темном брюхе «стрекозы». – Мне сказали, летим в провинцию Кунар, на границу с Пакистаном. Задача моего куркового взвода в составе парашютно-десантного батальона прочесать несколько кишлаков, обнаружить полевых командиров и сдать их афганской контрразведке… Но почему, зачем так далеко от Кабула? Если те кишлаки на границе с Пакистаном, значит, в них живут афганцы, у которых много родственников в Пакистане. Сороковая армия хочет перекрыть пути поставки оружия из Пакистана? Перерезать словно вены пути торговых караванов, но зачем? Какое отношение мы, русские коммунисты, имеем отношение к этим древним караванным путям? Перерезать путь, это как? Разгромить караван или тысячу караванов, напугать местных, чтобы они впредь и не помышляли ходить там? Чтобы не торговали и вообще не шевелились… Мы, русские, строим социализм в Афганистане, огнем и мечом насаждаем такой порядок вещей, который они, маленькие люди в верблюжьих одеялах, должны принять вместо своего и своей веры предков? Принять, молчать, подчиниться, склонить головы? А что принять? Что мы можем им дать? Труды Ленина, материалы съезда партии коммунистов? Наши слова и буквы, наш образ мышления и веры? Веры, которой у нас самих больше нет? У них есть вера в Аллаха, у нас нет веры в Христа. Нет веры ни во что… Только в неизбежный дембель и крах капитализма…»
– Командир, слышь? А по нам, кажись, стреляют! Эй, капитан, ты живой? – истошно крикнул его заместитель прямо в ухо Бельмову.
– Черт с ним! Будем садиться! Взвод! Приготовиться к десантированию! – Бельмов пришел в себя и огляделся. Трое солдат были в крови, но пока еще и улыбались.
– Эй, командир! Зависаем! Покидайте живее борт! – крикнул в салон один из пилотов.
– Давай ниже! Очумели что ли? Тут три метра под ногами! – крикнул Бельмов открыв дверь и посмотрев вниз. – Еще ниже, браток! Вот так! Раненых обратно в Кабул! Взвод, кто еще живой, за мной, гвардия!..
В те минуты все прошло просто прекрасно. Мой взвод молниеносно занял оборону на хорошем высоком и ровном плато. Над нами не было вершин, а значит, и пулеметчиков моджахедов. Синее небо, два горных орла в вышине наблюдали за нами. Справа хороший зеленый кедровник. Тех раненных солдат я оставил в вертушке. Приказал летчикам везти парней в Кабульский госпиталь. Ранения у них были не опасные, но воевать в таком состоянии я им позволить уже не мог. Вертушка ушла в небо. Забавно, двое были из молодых, как и я три месяца в Афгане. Это была их первая война, а моя?.. Я уже и не считал, кажется восьмая. Через полчаса я повел взвод на проческу кедровника, может, это был сосняк, в любом случае сосны, или кедры те были невысокими и имели толстые стволы и мягкие длинные иголки. Эта зеленая зона была совершенно пуста, мин нет, местных тоже. Мы нашли небольшую расщелину похожую больше на пещеру. Белые плоские камни, кедры и сухая пещера. Да еще снующие повсюду темно-зеленые и коричневые ящерки и несколько черепах. Я выставил боевое охранение и взял в руки бинокль.
– Ротный! Слушай меня, Бельмов! Мать их… – окрикнул Алексея, усатый майор, тот самый командир десантного батальона.
Он поднимался на плато в сопровождении снайпера, радиста со станцией на спине, и пятерых автоматчиков. Лицо его было искажено неприятной болью. Левая рука и голова комбата были перевязаны серыми бинтами.
– Я! Командир взвода гвардии старлей Бельмов! Товарищ гвардии майор! – опешил Бельмов, изучая внешний вид командира десантной группы.
– Я Рогов! Слышал о таком?
– Никак нет! – ответил Бельмов.
– Меня это, зацепило, в общем! Слегка! Нас же из пулемета басмачи обстреляли. Оставляю тебе этих бойцов. А сам возвращаюсь в Кабул, ранен я, – оправдываясь, начал майор, – меня заберут через часок, другой! Ой, вот и голова кружится.
– Есть! – отчеканил Бельмов, понимая, что остается теперь за всех. Командир, отец и мать солдатам.
– Короче, там внизу еще десять бойцов и прапорщик Туполов, забулдыга правда. С утра пойдешь с ним в тот кишлак, проверите его, найдете духов! Ну, хотя бы парочку и домой! – хитро произнес майор. – А я того, по ранению! Скажу по секрету, тебе, капитан…
– Слушаю, товарищ гвардии майор! Я пока не капитан, – жестко ответил Бельмов.
– Я в Афгане, почитай четыре года! У меня две Красные звездочки и «Орден Шерифа» … Мне третью звезду на могилку не надо! Я завтра домой улечу! Документы уже в строевой части. Ждут меня дома, в Рязани. Давай, капитан, будь здоров… Береги себя и бойцов. Я приказ в штабе дивизии видел, ты уже гвардии капитан, примешь роту в своем батальоне. Усек?
– Так точно, но мне приказ еще не довели, так что я старлей…
– Бывай, добро…
