Ноэми Норд "Аленушка все. Киносценарии"

Но нет, это не явление природы. Из облака вытекают не слезы. А песок, старческий песок, как едкая соль, окутывает партер, поднимается до амфитеатра.

Зона старческого амфитеатра

Там тоже люди, они чихают от испарений и старятся на глазах.

Аплодисменты превращаются в стук костяшек.

Фаланги пальцев отрываются и падают вниз, летят ребра в распаде, позвонки.

Публика зажимает носы, дружно вздымаются зонты. Фаланги барабанят и барабанят по кожаным зонтам и абажурам.

А вот и череп рухнул вниз, покатился, откусил кому-то ухо, еще…

– Он пытается сопротивляться!

– Прах! Тлен!

– Убрать его!

Партер возмущен. Много шума.

Завывают сирены скорой и полиции.

Зона автозаков

Их много.

Феномен Аленушка

Антураж легкий, непринужденный.

Панорама – экран на котором – пустые костюмы, а также, как догадались, – маски свиней, самые разнообразные по размеру и оттенкам.

Цветник цитат из скотного двора. И 1984.

Дурка М

Мистер Страх.

Маэстро Адреналин.

Господин Пафос унижен, на коленях, в горле колготки, ребра хрустят. Его топчут.

– Он слишком много говорит о русне, о тупости и нулях в мировой культуре.

– И отсутствии воображения.

– Воображение свойственно и животным. Творит, например, орангутан, который создает шедевры посредством кала и задних рук. Что движет им? И что движет художником? Механизмы таланта одинаковы. Их нужно хвалить, поощрять, не жалеть, обещать много, изобильно – и тогда даже обычный слон в угоду заказчику нарисует письку.

– По-вашему гениальность – тоже зооморфна?

– Гениальность – это зуд мозга, поэтому всегда протестна. Художник творит – и усмиряет зуд. Приговори его изо дня в день рисовать одни вагины – и он нарисует арабский ковер. С виду в нем нет ничего живого – узоры узоры, но приглядись: они все – воссоединение гендера, мечта гарема, подвиги султана.

– А почему пафос в луже?

Пафос вылезает.

Бить?

Бьем.

Дурка Ж

Скрюченная Алена выгибается на манер столбнячного ню, ее разворачивает шваброй внутрь, она наступает на грабли, встает коромыслом.

Свинки привстают на пуантах:

– Вот оно! Мейерхольд.

– Мейерхольд?

Тень Мейерхольда потирает руки и простирает их клешнями вверх

(Использовать технику Мейерхольда).

Алена

– Не мое. Мне всегда был ближе Станиславский. Мейерхольд не для меня.

Пафос

– Его не переносил и Сталин, выблевал на премьере, а потом казнил.

Свинки привстают на пуантах:

– Девочки, свинки, не будем о трупах!

Алена

– Я не из последних. Мне позволяли говорить.

Свинки:

– Но…

Алена:

– И даже состоялась la raclеe с примой.

Свинки в танце с саблями:

– Драка с примой! Но…

Алена

– Дурка? Почему я здесь? У меня же аутоиммунное, очень редкое заболевание.

Свинка с тонометром:

– Не редкое. Что-то вроде понюхать кошку.

Алена:

– Да-да, редчайшее: когда клетки начинают пожирать клетки.

Свинка с тонометром:

– Мозг поедает мозг – и что остается?

Алена:

– А почему они поедают?

Свинка с тонометром:

– Формула клеток напоминает стрептококки. Поэтому организм атакуют сам себя.

Свинки

– Здорово сказано!

– Это – сглаз!

– Это – приговор за красоту!

– За молодость!

– Девка кому-то перешла дорогу!

– Не надо было la raclеe…

Мейерхольд меняет позу и застывает в позиции «Пастушка раздвинула ножки».

Свинки:

– Я уверена, что не обошлось без магии.

– Аленушку увезли помирать.

– Она была красивой девочкой.

– Обзавидовались.

– Она влюбилась… Вот что стало причиной.

– Ложи аплодируют перышкам.

– Причиной стал театр. Она перешла дорогу. Ей.

– Глупая.

– Разве можно царапаться с Ею?

Ведьмы хрюкают за кадром: