– Я пришла издалека – отворяйте ворота! – Ей неожиданно стало весело и легко, происходящее больше не казалось странным. Всё так и должно быть. Слова сами стали складываться в заговор. – Буду сеять, буду жать, буду хлебом угощать! Приходи, хозяин, жить, будем мы с тобой дружить. Слово – ключ, уста – замок.
– Добрым молодцам урок, – произнес чей-то голос рядом.
Анна открыла глаза. Перед крыльцом стоял щупленький мужичонка с корзинкой и в шляпе.
– Здравствуй, хозяйка. Ты что раскричалась? Стихи, что ли сочиняешь?
– Здравствуйте. А вы кто?
– Я тут мимо шёл. По одной надобности. Слышу, кричит кто-то. Дай, думаю, посмотрю. И вот пришёл. Хозяйка, тебе, случаем, кот не нужон? – мужичонка приоткрыл крышку корзинки.
На Анну из корзинки смотрели два разных глаза – один оранжевый, а другой – голубой, а когда солнце заходило за тучи, то как бы начинавший сереть. Рыжий котёнок, едва ли двух месяцев от роду, смешно наморщил нос и чихнул.
– Ну так что, возьмешь, хозяйка?
– Возьму. Сколько вы за него хотите?
– Дык, кто ж за кота деньги берёт. Конфеты есть? Подушечки?
Анна кивнула и протянула мужичонке пакет с конфетами.
– О! Лимонные. Мои любимые. – Мужичок взял кулёк, поставил на землю корзинку и направился к калитке. Потом обернулся – Да, забыл, кота Спиридоном кличут. Ты не обижай его!
Анна достала из корзинки котёнка, прижала его к себе, слушая, как затарахтел маленький моторчик.
– Ну что, пошли, я тебе молока налью.
Котенок чихнул и забавно сморщил носик, подмигнув оранжевым глазом. Всё теперь будет хорошо.
2. Немтыри
– Аннушка! Вставай, Аннушка! – смутно знакомый голос пробивался сквозь сладкий утренний сон. – Вот же ж… Анна Николаевна! Начальник звонит!
Анна вскинулась на кровати, ещё толком не проснувшись.
– На работу надо?
– Можно и так сказать. Дела у нас сегодня, Аннушка.
Сон окончательно испарился, когда до Анны дошло, чей голос она услышала.
– Спиридон! Ой, – Анна натянула одеяло до подбородка. – Ты уже не кот?
– Не кот, как видишь. – Спиридон сидел в изножье кровати, скрестив по-турецки ноги в полосатых шерстяных носках, и разглядывал свои руки. На пальцах красовались острые изогнутые когти. – М-р-р-р, мяу! Ш-ш-ш… Хозяйка, тебе говорили, что за котами ухаживать надоть? Когти обрезать? Это что? – Домовой пошевелил когтистыми пальцами перед лицом Анны. – Безобразие какое!
– За котами ухаживать? Их ещё кастрируют, бывает.
Спиридон выгнул спину и зашипел. Два года кошачьей жизни даром не проходят.
Анна вылезла из-под одеяла и пошлёпала на кухню. Тёплые полы ласково отзывались на её шаги. Доски чуть пружинили, поскрипывая от удовольствия. Ткнула пальцем в кнопку чайника и вышла на крыльцо.
Розовое утро обещало солнечный день. Начало октября было сухим, ярким и по-летнему тёплым. Анна оглядела двор. Все летние цветы уже отцвели, настал черёд хризантем и дубков. Они фейерверком взрывались тут и там, добавляя красок в осеннюю живопИсь.
Между тем из дома потянуло свежесваренным кофе, огурцами и яичницей. Домовой хозяйничал на кухне.
– Иди, хозяйка, заутракать. Я тут покашеварил немного.
Кошеварство домового заключалось в крепчайшем кофе, поджаренных тостах с кругляшками яичницы на них и салата из огурцов и … огурцов. Себе Спиридон налил громадную кружку молока и полстакана сметаны.
Уплетая за обе щеки завтрак, Анна поглядывала на домового. Сейчас он ничем не напоминал того мальчишку-бродягу, который соскочил с подножки автобуса два года назад. Его лохматые патлы отросли, и были собраны в аккуратный и стильный хвост. Легкую небритость сменила франтоватая шкиперская бородка, демократичную джинсовку – кожаная жилетка, надетая на голый торс и кожаные рокерские брюки. И только вязанные носки портили безупречный образ мажора.
– Значица так, хозяйка. Я тебе дом, конечно, за два года подлатал. Но и я – не волшебник.
Анна вопросительно подняла бровь, подумав, что если свободно перекидываться в кота и обратно в человека – не волшебство, то тогда что?
– Кот – это баловство, – отмахнулся Спиридон, – я всего лишь скромный домовой. И управлять твоим хозяйством одному несподручно.
Неужто жениться надумал? Ну и ну… Домовые разве женятся?
– Нет, жениться мне ишо рано. Молодой я. Но с домом один не справлюсь. Мне помощники нужны.
– Ну, – глубокомысленно промычала Анна. Ни одной дельной мысли, что на это сказать, у неё не было.
– Ладно, не дуй важно щеки. Я всё понимаю. Тяжёлое детство современного подростка, изобретение интернета и сотовых телефонов. Когда тут до традиций.
– Подростком я была почти двадцать лет назад.
– Двадцать три – невзначай уточнил стиляга-домовой, и сосредоточился на сметане.
– Так что тебе от меня нужно, Спиридонушка?
– Нечисть сегодня будить будем, – бахнул Спиридон без подготовки.
– Какую ещё нечисть? – хотела добавить, что его одного с лихвой хватает, но сдержалась, обидится ещё.
– Не боись, я не обидчивый, – ухмыльнулся домовой и подмигнул оранжевым глазом, – я же ж говорю – помощники мне нужны, – стал загибать пальцы, – запечный, сенной, банник, кикимора, и огородник.
Анна помолчала, тщательно дожёвывая тост и стараясь не думать. Способность Спиридона читать мысли нервировала. Два года Спиридон валялся на диване, ловил мышей, из маленького пушистого котёнка вырос в большого вальяжного котяру.
Дом как-то сам собой светлел, стоял, дышал. Во дворе стало приятно сидеть по-вечерам, наблюдая, как темнеет небо, и зажигаются звёзды. Когда Анна садилась на крыльцо и разглядывала созвездия, кот всегда выходил и пристраивался рядом. Аннушка брала его на руки и показывала одно созвездие за другим.
Весной Анна посадила цветы и пару грядок с огурцами и зеленью. Удивительное дело, они выжили.
Как-то раз в окно постучали. Анна увидела соседку Марину, жену Славки-пастуха. Оказалось, Маринка пришла спросить соли. Впервые за всё время, пока Анна жила в бабкиной доме. Жизнь налаживалась.
И тут на тебе – надо будить какую-то нечисть.
– Не какую-то, а твойную. Это духи дома. Мои помощники. Когда Матрёна от меня избавилась, они стали немтырями и заснули. Я вернулся – ребят разбудить надоть. А то непорядок.
– А как же их будить? И где они?
– Будить их легче лёгкого. А вот найти… Значица так. Ты, Аннушка, внимательно посмотри своим взглядом – что у тебя в доме не на месте лежит. Там и будем немтырю искать.
Анна в растерянности огляделась. Дом сиял утренней чистотой, все вещи были на своих привычных местах.
– Да вроде всё на месте.
– Не-не-не. Ты внимательно смотри. Я же ж говорю – СВОИМ взглядом – Спиридон многозначительно уставился на Анну голубым глазом, прикрыв оранжевый ладонью.
Анна прошлась по кухне. Шкаф с посудой, стол, холодильник, на холодильнике микроволновка, печка, веник над печкой, шкаф с припасами… Стоп. Веник. Что он делает над печкой? Вообще он всегда там висел, и этот факт не вызывал у Анны удивления. Раз висит, значит, так надо. А вот теперь – удивилась.
– Спиридон, а почему веник над печкой висит? – Аннушка тыкнула дрожащим пальцем в пучок веток.
Спиридон молча смотрел на Анну, наблюдая, что она будет делать. Анна пожала плечами, сняла веник со стены и поставила его возле печки. Прутья зашевелились, раздвинулись и на Анну глянули два круглых глаза. И уже это не веник, а маленький старикашка с круглыми глазами и жёсткой, как солома, бородой. Старикашка глянул на Анну, потом перевёл взгляд на Спиридона. В бороде образовалась прореха, улыбнулась, явив на обозрение два кривых зуба.
– Шпилидонушка! Хожяин! Щаштье-то какое, велнулшя! – из глаз покатились крупные слезы, быстро образовав на полу озерцо.
– Ну-ну, хватит тут сырость разводить. – Спиридон был немного смущён такой реакцией разбуженного немтыря. – Вот, Анна Николаевна, это – запечный. Будет следить за теплом в доме, и чтоб чисто было.
Старикашка большой шишкастой ладонью вытер слёзы и церемонно шаркнул ногой в лапте.
– Шулшуня,жапешный. Ошень плиятно!
– Взаимно. – Анна аккуратно пожала протянутую длань нечисти.
– Так, Шуршуня, ты тут осваивайся, а у нас другие дела есть. – раскомандовался Спиридон. – Смотри, Аннушка, опять.
В сенцах они обнаружили сенного, который прикинулся дырявым валенком, надетым на цветочный горшок. А огородный нашелся за погребом, в виде вил, воткнутых в землю и пустивших побеги с листьями. Больше всего хлопот доставил банник, который никак не хотел оборачиваться из перевернутой шайки, закрывавшей дымоход банной печки. Но блюдце мёда и кружка мятного чаю смягчили обиженного немтыря. И скоро из трубы бани поплыл сизый дымок, запахло дубовыми вениками.
Между тем пришло время обеда. Аннушка с молчаливого одобрения Спиридона пригласила разбуженную нечисть к столу. На столе откуда-то возник самовар, варенье, баранки и конфеты-лимончики. Только все расселись, как в окошко стукнули.
За оконным стеклом Анна увидела девочку лет десяти, приплюснутый к стеклу нос напоминал картофельку, по переносице прыгали конопушки, две косички задорно торчали в разные стороны, а зубы украшали брекеты. Зрелище было одновременно жутковатым и смешным. Девочка, увидев всю компанию, лыбилась во все свои тридцать три брекета, и хлопала ладошками по стеклу.
– А вот и кикимора проснулась. Привет, красавица! – Домовой помахал ей рукой. – Анна Николаевна, не сочти за труд кикиморе конфет вынести. Нельзя ей в дом. Кикимора в доме к беде объявляется. Потому и не заходит, от греха подальше. Она уж под забором обоснуется, в тени, где крапива.
Кикимора во все глаза смотрела на Аннушку, открыв от восторга рот и широко распахнув глаза с вертикальными зрачками. Подставила костлявые ладошки-веточки, сложив их лодочкой, под конфеты. Благодарно кивнула и исчезла в зарослях крапивы.
Остаток дня прошел в хлопотах по дому. Где-то что-то стучало, скрипело, подвывало. Нечисть обустраивалась.
Вечером Аннушка вышла на крыльцо. Руки согревала кружка мятного чаю, а плечи – пушистый платок. Рядом примостился Спиридон с поллитрой молока, у ног тихонько шепелявил Шуршуня, что-то рассказывая баннику и сенному, а в темноте сада сверкала бреккетами кикимора и шелестел листочками огородный. Вся семья была в сборе.
Анна подняла голову – над головой сверкал Млечный Путь, остро пахло прелой листвой и хризантемами. Мелькнула звезда. Потом ещё и ещё. Звездопад? В октябре? Аннушка зажмурилась и загадала желание.
3. Предзимники
Синее-синее небо раскинулось громадным куполом, края которого переходили в другой купол – из белоснежных ромашек. Лепестки цветов нежно щекотали босые ступни, тонкий аромат вился вокруг волос, холодил виски и заставлял лететь быстрее и быстрее. Вот уже ноги не касаются земли, два купола – синий и белый поменялись местами, и небо – уже не небо, а ромашковое поле. Под ногами раскинулась голубая бездна.
– Аннушка! Анюта! Аня-а-а-а!
Ромашковое небо ринулось навстречу, ещё мгновение, и … всё завертелось, белое и голубое опять поменялись местами, потом ещё раз и ещё.
– Анна Николаевна! – Чьи-то руки тормошили, не давали плавать в ромашковом небе, возвращали в унылое осеннее утро.
Аннушка открыла глаза. В комнате было тихо и темно. Утро, хоть и наступило, но не торопилось явить миру свой серый лик. Тихонько тикали часы, где-то скрипела половица, за печкой посапывал Шуршуня. Слышно было, как он причмокивает. Наверное опять заснул с леденцовым петушком. Эти петушки приклеивались к патлатой бороде, потом приходилось отдирать их и мыть кудельную бороду запечного тёплым молоком.
Анна прислушалась. Что-то было не так. Сонную истому раннего утра нарушала чья-то кипучая энергия. Она сбивала ровное тиканье старинных ходиков и заставляла Шуршуню ворочаться во сне.
Со стороны окна засветились два огонька – голубой и оранжевый. Анна на мгновение замерла, потом облегченно вздохнула и щёлкнула кнопкой ночника.
На подоконнике сидел кот. Рыжая шуба переливалась под светом лампы. Казалось, по ней пробегают золотые искры. Кот не отрываясь смотрел на Анну разноцветными глазами. Кончик пушистого хвоста нервно бил по лапам.
– Спиридоша, ты чего?
– Маааааууууу! – хриплый вой окончательно разогнал сон.
За печкой тревожно затих Шуршуня. Анна откинула одеяло, босые ноги ощутили холодные доски пола. Мгновенно стало зябко.
– Маааауууууу!
– Спиридон, что случилось? – Анна погладила тёплую шерсть кота.
Котяра вывернулся из-под руки и метнулся к выходу.
– Маааауууууу! – раздалось уже у самой двери.
Аннушка, на ходу набрасывая пуховый платок, кинулась следом. Кот, встав на задние лапы, остервенело скрёб дверь.
– Да погоди ты, сейчас! – Анна отодвинула щеколду и распахнула дверь.
