– Лидия, ты все еще хочешь это слышать?
– Это мой сын, – горько поджала губы баронесса. – Если он на такое способен… сын?
Юноша покачал головой, но бегающие глаза уже не могли никого обмануть. Загнанные в угол крысы выглядят так жалко…
– Шайна…
Барон уже махнул рукой на правила приличия, и я вновь атаковала.
Что именно вы покупали в лавке травницы? Да, той самой, старой Ильмы? Вас и там видели!
Никто его, конечно, не видел, но мысли у парня все наружу.
Бабка старая, деньги большие, компаньонку он пригрел, чтобы та ему обо всех бабкиных планах доносила. А когда узнал, что старуха намерена деньги из семьи увести, считай, его сестре, да второй внучке приданое дать, тогда и решил ее притравить.
Компаньонке тоже досталось.
Собака – ее рук дело. Она яд в молоко подливала, баронесса собаку любила, поила из одной чашки с собой. Собаке-то меньше надо… старуха не дурой была. Умной, злой… поняла, что ее травят, а кто – не знала. Всех подозревала, всех стереглась, и не помогло.
Яд купил мужчина. Яд подлила женщина.
Кто виноват?
Я вздохнула, положила бумагу на стол, посмотрела на печальных аистов.
– Господа?
И барон, и его дядя выглядели так, словно я их поленом по голове отоварила. Баронесса плакала. Вряд ли о свекрови, скорее, о себе. Она понимала, что сейчас бабка, завтра отец или мать… кто грань преступил раз, тот и на второй не задумается. Тяжко такое о близких-то узнавать, и тяжко, и гадко…
Молодой человек не дергался. Понимал, что уже поздно, слово сказано. Отравить родную бабку… это – не гадко. Это хуже.
Барон потер лицо руками.
– Шайна… я сейчас прикажу, чтобы их обоих закрыли где… вы сейчас в стражу?
Я медленно опустила голову.
Я знала, что задумал барон. И… я дам ему это время.
* * *
Чтобы дойти до работы, переписать два документа набело и попасть на прием к господину Каллену, мне понадобилось около двух часов.
Начальник проглядел их и аж подскочил.
– Т-ты…
– Я все написала, как мне сказали, – похлопала я глазками.
– А негодяи где?
– Под замком сидят, господин барон обещал их страже передать, как только та явится.
– Сейчас пошлю, – чуть успокоился господин Каллен. – Ну, Шайна…
Я развела руками.
Нукай, не нукай, а телегу не повезу. Но именно эту работу я могу сделать. И лучше твоих ребят, которые десять лет пробегали. Нечестно? Пользуюсь своим преимуществом? А что тут честного? Кто-то мужчина, кто-то женщина. Кто-то маг, а кто-то не маг. Для меня моя магия как дыхание, что ж теперь – и не дышать? Небось мужчины не считают зазорным, что они сильнее?
Вечером господин Каллен сильно ругался.
Компаньонку ему отдали. А у внучка оказался при себе яд, тот самый. Он и решил его выпить. Знал, что не помилуют. Яд оказался хорошим, качественным, так что досталось начальнику только тело. Увы…
Дом в трауре, впрочем, там его по баронессе и не носили особо, а вот сейчас все в черном. Все в грусти и печали, а я в это дело лезть не собираюсь. Хотя подозрения есть и у меня, и у господина Каллена, но мы молчим и будем помалкивать дальше.
Иногда так правильно.
И если кто не в курсе, за доказанное убийство родного человека в Алетаре вешают. Поднявший руку на близкую родню здесь считается хуже бешеного пса. Оправданием могут послужить лишь серьезные смягчающие обстоятельства, но здесь таких точно нет. Просто кто-то – жадная гнусная мразь.
Я получила похвалу от начальства и два дня отдыха.
* * *
Через два дня господин Каллен выложил передо мной новую папку.
На этот раз совсем простое дело, не убийство, ничего…
Пропала брошь. Пропала она у жены купца, и брошь-то не так чтобы дорогая, но как память о матери она бесценна. Женщина умоляет найти, муж заплатил денег… о последнем мне господин Каллен не говорил, но зато думал.
А процент не предложил, нехороший человек. Попробовать его раскачать на премию?
Нет, не стоит. Я и так новичок, если еще начну демонстрировать знания, которых у меня быть не должно, лучше не будет.
И я отправилась в дом купца.
Там стоял дым коромыслом. Купчиха, дородная дама лет сорока, действительно искренне горевала о потерянной броши. Ей мать передала, сказала, от бабки, от прабабки, дочери передашь, а она… дура безмозглая… не уберегла, проворонила, клювом прощелкала…
Начав осторожно расспрашивать, я выудила из ее мыслей картинку броши. Я, конечно, не ювелир. Но есть подозрение, что крупный аметист, хоть и в золоте, много стоить не будет. Особенно у скупщика.
Чем хороша память человеческая: человек может и не помнить о своих поступках. Осознанно – не помнить. К примеру, ты приходишь домой, снимаешь перчатки, кладешь их в ящик комода. А потом начинаешь искать НА комоде. Ты ведь их не убирал… ты этого не помнишь. А руки сделали. И с тобой не посоветовались.
Да, и такое бывает.
Но купчиха ничего с брошью не делала, это точно. Лежала брошка вместе с остальными драгоценностями, она ее и не носила слишком часто, перебирала вместе с другими побрякушками. Я начала расспрашивать мужа, детей, слуг, служанок, вообще всех, кто бывал в доме… но никто не брал! Никому эта брошь не была нужна, ни даром, ни с доплатой, ни по вертикали…
Никто не приходил? Из посторонних? Гости, друзья, компаньоны?
Нет, и не приходил.
Тогда… остается только искать.
Купчиха моим вердиктом была недовольна, недоволен и господин Каллен, но я могла лишь развести руками.
Вот не крали ее – и все тут!
На второй день купчиха прибежала сама. И сильно извинялась.
Как оказалось, брошь действительно все это время оставалась дома. Ее взяла поиграть внучка. Кукле на платье.
Девочка мелкая, она и не понимала, в чем дело. Бабушка играет, почему ей нельзя? Вот и взяла, и прикрепила, а служанка потом, когда поняла, что ищут… она даже вначале и внимания не обратила, брошь-то старая, золото тусклое…
Господин Каллен опять остался доволен, а мне было пора забирать брата из лечебницы.
Глава 2
Корс уже выздоровел окончательно и вовсю помогал лекарям. Сортировал травы, благо и он, и я их с детства знаем, в лесу жили. Выносил судна, мыл их… работа привычная.
И – удача.
Я застала у него госпожу Ветану с сыном.
– Ваша светлость, – поклонилась я.
– Рада видеть вас, госпожа Истар.
Герцогиня была спокойна и приветлива. Она не лгала.
Она действительно хорошо ко мне относится, она рада, что спасли Корса, а потому заслужила искреннюю благодарность и приязнь.
– Ваша светлость, примите, не побрезгуйте? Вам и вашему сыну.
Два свертка достать из сумки несложно.
– Ах-х! Какая прелесть! Томми, ты погляди! Это нечто восхитительное!
Герцогиня искренне восхитилась.
Она черноволосая, с серыми глазами, и для нее я расшила комплект. Кошелек, перчатки, пояс. Черная кожа, серебристый морозный узор на окне зимней ночью…
Для ее сына – языки огня. Также перчатки, ремень, кошелек. Кожа тоже черная, но смотрится это совсем иначе.
У герцогини комплект изящный, небольшого размера, у мальчика чуть погрубее, но все равно ничего подобного в Алетаре не делают.
Мой подарок нравится, я это почувствовала и пару секунд жмурилась от удовольствия. Просто поток тепла шел от этих двоих… от магов чувства – сильнее?
Забавно.
– Это вы сами расшивали, Шайна? Какое чудо!
– Да, ваша светлость. Сама.
– Потрясающе…
Я почти увидела, как ее светлость вспыхнула неким озарением, словно только что ей в голову пришла интересная идея.
– Шайна, скажите, а перевязь вы расшить сможете? Вот так же. Пояс, перевязь, перчатки?
– Могу, – кивнула я. – А еще можно отвороты у сапог и куртку, к примеру. Или плащ.
Герцогиня улыбнулась, глядя на сына.
– Куртку – обязательно. Знаете что, приезжайте к нам… через три дня? Я пришлю карету. Вечером приедете, посидим, посмотрим, что хотят заказать мужчины, и я определюсь, что я хочу. Вы берете заказы?
– Беру. Только не обещаю, что быстро выполню. На это время нужно, а у меня еще работа есть.
– Нам не срочно – как сделаете, а заплачу я по-честному, не обижу, – махнула рукой герцогиня.
– Я вам уже за Корса обязана.
– А это уже моя работа.
Герцогиня засмеялась, и я поняла, что она совсем молодая, наверное, младше мамы.
Мама…
Грусть полоснула резко, остро, словно ножом по сердцу. Что-то с ними? Где она? Где отец? Когда они нас найдут?
Я старалась не показать виду, но герцогиня что-то заметила. Не спросила, посмотрела вопросительно. Я уже знала, здесь так принято. Не расспрашивай, не лезь в душу. Если у человека проблемы – он сам расскажет, сам попросит помочь. Тогда и поможешь.
А чтобы идти и жаловаться, ходить и ныть… такого не бывает. А если и случается, народ это молчаливо не одобряет.
Так что я честь по чести забрала Корса из лечебницы, попрощалась с герцогиней, и мы отправились домой.
И вечером у нас с братом разгорелся скандал. Причем по удивительному поводу – брату не нравится моя работа. Ну интересный вопрос! А слепнуть над вышивкой – лучше? Сопля!
Но наскакивал Корс как взрослый.
И с ума я сошла, и опасно это, и ни к чему такое женщине, грязное это дело…
– Корс, ты чего распетушился?
– Моя сестра работает расследователем! Бегает, людей… людей…
