– Пусть проспится сначала, а там видно будет.
Едва войдя в здание издательства, Валерия прошла в курилку. Всю дорогу от дома до работы она мечтала о сигарете. Но на пути от подъезда до станции метро не было ни одного укромного уголка, так что отец, проезжая на машине, непременно её засёк бы. Да и на маршруте от метро до редакции тоже не нашлось подходящего места. А дымить на ходу Валерия не любила – проще было дойти до цели и отдаться пороку в спокойной обстановке. Хорошо бы ещё выпить кофе, но это сейчас подождёт, она и без того возбуждена.
На самом деле Леру аж трясло от злости. Мало того, что вчера Никита не обращал на неё внимания, так сегодня ещё и мачеха отколола номер. Ну кто бы мог подумать, что эта мямля и плакса вдруг решит показать зубы? Сердечный приступ! Ха-ха! Отец и так перед этой царевной Несмеяной на задних лапках ходит, а теперь и Макс вокруг неё увивается! Предатель! Ну ничего, Валерия выведет их на чистую воду!
Докурив, девушка выбросила окурок в урну и зашагала в отдел. Подойдя к своему столу, Лера окинула взглядом папки. Почему-то не было той, которой она занималась на прошлой неделе. Перетряхнув содержимое стола, Валерия обратилась к присутствующим:
– Где папка с рукописью Ивановского?
– Во-первых, доброе утро, Лера, – ответила сотрудница за соседним столом. Она была уже в возрасте, и не стеснялась делать девушке замечания.
– Утро добрым не бывает, Юлия Геннадьевна, – недовольно пробурчала Валерия. – Тем более что и папки у нас в отделе сами собой пропадают.
– Да её Ложкина взяла, ещё в пятницу.
В этот момент в комнату вошла злополучная Ложкина, и Валерия обернулась к ней:
– Варька, где рукопись Ивановского?
– Вот она, – Ложкина протянула Валерии папку.
– А какого чёрта ты вообще что-то трогала на моем столе?
– Извини, я не знала, что она тебе нужна. Ты её больше двух дней в руки не брала.
– Это не твоё дело! Не смей подходить к моему рабочему месту, слышишь! Иначе вылетишь отсюда в момент! Поняла?
– Да. – Ложкина всхлипнула и выбежала из помещения.
– Лер, ну зачем ты так? Она же новенькая, неопытная совсем, – упрекнула Юлия Геннадьевна.
– Ничего, переживёт. Зато теперь будет держаться от моего стола подальше. Это, кстати, всех касается!
– Лера, у тебя всё в порядке?
– Да, а что?
– Ничего, просто ты сегодня злая, как мегера.
– Всё нормально. – Валерия сделала пару глубоких вдохов. Ей совсем не хотелось откровенничать с этими людьми. Единственный человек, кому она могла излить душу, – это Оксана. – Просто не люблю, когда без спроса берут мои вещи.
Валерия уселась за стол, открыла папку и, взяв карандаш, принялась вычитывать рукопись.
Вадим подъехал к зданию на площади Дзержинского в двадцать минут десятого. Оставив машину на гостевой стоянке, прокурор вошёл в подъезд и протянул дежурному паспорт и уведомление. Сотрудник изучил документы и выписал пропуск.
– Третий этаж, триста двадцать второй кабинет, – сказал он, протягивая Вадиму бумаги.
Прокурор поднялся на третий этаж и, отыскав нужную дверь, постучал. Услышав приглашение, он шагнул в приёмную, где хозяйничала секретарша средних лет.
– Здравствуйте, – поприветствовал её Вадим. – Я Позёмкин, мне назначено на девять тридцать. Вот уведомление.
Секретарша, попросив подождать немного, скрылась за другой дверью. Ожидание действительно оказалось недолгим. Меньше чем через минуту женщина вернулась и, сделав приглашающий жест, сообщила:
– Проходите, пожалуйста. Товарищ генерал ждёт вас.
Вадим прошёл в кабинет и отрапортовал:
– Товарищ генерал! Майор прокураторы Позёмкин по вашему приказанию прибыл.
– Вольно, майор, – ответил генерал. Потом уже менее официальным тоном произнёс: – Присаживайтесь, Вадим Андреевич.
Поняв, что арестовывать его не собираются, Вадим решился задать вопрос:
– Товарищ генерал, разрешите спросить?
– Разрешаю.
– С какой целью вы меня вызвали?
– А разве вам не сообщили об этом по месту вашей службы?
– Нет. Только уведомление вручили.
– Понятно. В Московскую прокуратуру поступило ходатайство о вашем повышении и переводе в Москву.
«Перевод в Москву. Кто бы мог подумать?»
– Вадим Андреевич, вы бы хотели работать в Москве?
Работать в Москве! Да он и мечтать об этом не смел. Только вот дорога будет отнимать уйму времени, а он уже не мальчик – как-никак сорок семь лет.
– Товарищ генерал, я могу подумать?
– Разумеется. Но позвольте дать вам совет.
– Да, пожалуйста.
– Соглашайтесь! И дело даже не в том, что такие предложения делают только раз в жизни и то не каждому, а в том, что это может сохранить вам жизнь и свободу. Похоже, что в своём райцентре вы кому-то сильно мешаете, вот вас решили оттуда убрать. Для начала этот кто-то предпринял вполне мирную попытку, а если откажетесь, последствия могут быть весьма печальными.
– Спасибо, товарищ генерал. Буду иметь это в виду.
– Пока не за что. Сами понимаете, что перед повышением проводится служебная проверка. Я полагаю, в данном случае это, скорее, формальность, но таковы правила.
– Да, конечно. Я понимаю.
– Так вы согласны её пройти?
– Порядок есть порядок, товарищ генерал.
– Ну, вот и отлично. Ещё вопросы есть?
– Да. Если вопрос о моём переводе решится положительно, я смогу взять с собой семью?
– Разумеется. Вам предоставят квартиру.
– Ну что ж. Тогда давайте приступим.
Генерал вызвал секретаршу и поручил сопроводить прокурора Позёмкина в другое помещение. Вадим встал, попрощался с хозяином комнаты и вышел.
Профессор Громов ехал за Максом до самого института. Это заняло немало времени, ведь двигаться приходилось со скоростью автобуса, тормозя на каждой остановке и высматривая молодого человека в толпе выходящих пассажиров. Но вот автобус дополз до мединститута, и показался Макс в компании других студентов. Доктор Громов проследил взглядом, как сын добрался до ворот вуза, пересёк площадку перед входом и скрылся в дверях учебного заведения.
– Всё, Ренат, теперь в больницу, – скомандовал профессор.
– Есть, шеф! – отозвался водитель, и машина тронулась.
Макс обнаружил «хвост» с самого начала. Выйдя из подъезда, он заметил, что служебный автомобиль доктора стоит у дома. «Значит, отец ещё не уехал. Неужели решил следить за мной? Впрочем, я ведь вышел вскоре после него. Ладно, посмотрим, что будет дальше». Макс направился к остановке, сел в автобус и начал наблюдать за дорогой сзади. Всё время ему казалось, что машина отца движется следом. Потом автобус вроде бы оторвался, но когда юноша вышел у института и незаметно оглянулся, то увидел неподалёку знакомый автомобиль. «Всё-таки он следил за мной. Ну Лерка, ну зараза! Решила меня спалить. Ну да ладно! У меня на тебя тоже кое-что есть!»
Едва молодой человек попал в вестибюль вуза, его окликнул кто-то из однокурсников:
– Макс! Громов! Глазам своим не верю! Ты ли это?
– Ну я, вроде бы! – попробовал отшутиться в ответ Макс. Он не помнил даже имени этого человека.
– Так тебя же отчислили! У деканата списки висят!
– Да знаю я, – Макс поправил ремень сумки на плече. – За документами пришёл. Не слышал, выдают уже?
– Не интересовался – у меня-то всё в порядке.
– Что, неужели сдал уже?
– Сегодня последний экзамен.
– Ну, удачи тебе.
– Спасибо.
– Ладно, пока. – И Макс зашагал к деканату.
Глава 10
Вернувшись в номер, Альбина подошла к окну. На улице вовсю кипела жизнь. Прохожие, автомобили, общественный транспорт – всё это двигалось в каком-то своём особом порядке, но сейчас ей не было до этого дела. «Когда вернётся Вадим? – беспрестанно думала она. – Да и вернётся ли?»
Вздохнув, Альбина отступила от подоконника и устроилась на диване, обхватив колени руками. Она дожидалась мужа и думала: «А ведь когда-то я так же мучилась от неизвестности и молилась за Вадима».
Тогда, в тысяча девятьсот семнадцатом году, Алю Медведеву с группой выпускниц медсестринских курсов направили в военно-полевой госпиталь. В обязанности девушек входила перевязка ран, уколы обезболивающего на ночь, раздача пищи – и всё это каждый день, без выходных. Жили они там же, в палатах, и спали на отгороженных ширмой койках. На каждую медсестру приходилось по десять-пятнадцать пациентов. Были, правда, ещё и санитары: мужчины носили раненых в операционную и обратно, а женщины мыли полы и меняли бельё.
Учась на курсах, юная Аля и представить себе не могла, что работа окажется настолько тяжелой. В первый же день она набегалась так, что на следующий не смогла подняться – ноги отказались повиноваться. И тогда Майя Уланская, сестра милосердия из той же палаты, спросила:
– Слушай, Алька, а куда так торопишься?
– Как это куда, Май? Раны перевязывать.
– Да не бегай ты так! Всех дел всё равно не переделаешь, а вот свалиться можешь запросто.
– Ну а как же тогда быть?
– Я здесь с весны и уже кое-чему научилась. – Тут Майка наклонилась к Альбине и прошептала: – В общем, когда перевязываешь рану, делай это чуть медленнее, чем можешь. Так будешь задерживаться возле каждого на две-три минуты дольше. Пока сидишь – ноги отдыхают. Поняла?
Альбина кивнула.
– Есть ещё вариант с кормёжкой, – продолжила Майя. – Приносишь еду и предлагаешь покормить бойца. На это, правда, соглашаются не все, но тоже можно использовать. А вот с перевязкой – это дело верное.
На следующий день Альбина попробовала воспользоваться советами Майи и поняла, что та права: мышцы болели уже не так сильно. Впрочем, быстро передвигаться девушка всё равно не могла.
Вскоре Альбина втянулась. Постепенно она запомнила своих подопечных не только по ранам, но и по именам. Теперь юная медсестра старалась подольше побыть возле каждого пациента, поговорить с ним, пока делала перевязку. Некоторых – как правило, тех, у кого были забинтованы руки, – удавалось даже покормить с ложки. Но сама Аля потеряла счёт времени: все дни слились в один нескончаемый день, полный боли, стонов, бреда.
Однажды привезли большую партию раненых. Подойдя к одной из коек, Альбина увидела симпатичного темноволосого мужчину лет тридцати. Он был без сознания и беспрестанно стонал. Аля сняла со спинки кровати дощечку с данными. Запись была на французском, но девушка из дворянской семьи прочла её без труда: «Капитан Вадим Позёмкин. 29 лет. Ранение в правую ногу осколком мины». Альбина откинула одеяло и, сняв окровавленные бинты, пришла в ужас от увиденного.
– Франсуа! – позвала девушка одного из санитаров, когда тот с напарником принесли очередного раненого. – Почему этого человека принесли сюда?
– А куда его должны были нести? Не в мертвецкую же!
– Его должны были отнести в операционную!
– Это не ко мне, мадмуазель! Сортировкой не я занимаюсь. Моё дело – доставить бойца туда, куда скажут.
Сортировка была рутинным делом. Когда привозили раненых, доктора быстро осматривали их и принимали решения. Те, чьи увечья оставляли неплохой шанс выжить, сразу же поступали к хирургам. Их менее счастливые товарищи дожидались, пока закончатся первоочередные операции, и тут уж как повезёт. А тех, чьи раны врач счел не представляющими прямой угрозы для жизни, отправляли в палаты. Этих лечили в самый последний черёд.
– Хорошо, а к кому? К кому мне идти с этим? Скажи мне, и я буду просить, нет, требовать, чтобы этого человека прооперировали как можно скорее. Его нельзя заставлять ждать, иначе он может потерять ногу.
– Ну что ж. Попробуй. Только вряд ли удастся: доктора не любят, когда им указывают. Да, и обработай ему рану, воительница! – И Франсуа с напарником ушли за следующим пациентом.
Альбина промыла рану, забинтовала солдату ногу и решительно направилась в приёмное отделение. Там царил настоящий ад. Раненые стонали и вопили, врачи отдавали приказания, санитары клали раненых на носилки и несли каждого в своём направлении.
– Доктор, – тронула она за рукав одного из врачей.
