Полина и ее отцы. История одной болезни
Екатерина Радда
Когда женщина не может выйти из больных отношений с мужчиной, она просто надеется на то, что он вот-вот ее будет любить так – как это нужно именно ей. Любить искренне, сильно, не требуя ничего взамен. Так, как любят своих дочерей отцы. И если у девочки не было отца, то в каждом своем мужчине уже во взрослой жизни она будет стараться разглядеть утраченного родителя. Детство Полины было непростым: потеря отца в раннем возрасте, мать-истеричка, которой срочно нужен был новый муж и совсем не нужна дочь… Полина выросла и теперь она отчаянно пытается разобраться в своих сложных отношениях с многочисленными любовниками. В ком она видит своего отца и почему это самые больные отношения? Повесть посвящается всем выросшим девочкам, которые вляпались в созависимые отношения и пытаются из них вырваться.
Екатерина Радда
Полина и ее отцы. История одной болезни
Посвящается каждой девочке, которая ищет своего отца в каждом встречном мужчине.
Глава 1. Полина
Сегодня на прием к Дине Алексеевна должна прийти новая клиентка. Со слов девушки ей требовалась помощь психолога, поскольку она не могла самостоятельно справиться с любовной зависимостью и расстаться с человеком, отношения с которым давно изжили себя. Дина Алексеевна, симпатичная блондинка сорока двух лет, одетая в бежевое платье, сидела за столом в своем рабочем кабинете в ожидании Полины – поправляла аккуратные стопочки блокнотов и ровняла по линеечке письменные приборы.
Полина пришла вовремя. Высокая, красивая, с длинными светлыми волосами, яркими синими глазами. Хорошо одета, излучает спокойствие и дружелюбие.
“Сильная девчонка. Привыкла носить маску и показывать всем, что у нее все отлично”, – подумала Дина, вставая из-за стола и приветствуя Полину.
– Располагайтесь на диване, прошу! Здесь есть вода и стаканы. Вот здесь бумажные салфетки. Я рада знакомству, Полина! – улыбнулась психолог.
– Спасибо, Дина Алексеевна! Взаимно! Воды выпью, на улице очень жарко! – Полина налила воды в одноразовый бумажный стакан, на котором был нанесен графический рисунок серым карандашом – аллея в парке.
– Полина, пока мы знакомимся, я хочу сразу сказать, что мы можем перейти на “ты”, когда вы захотите этого. Если вам будет так проще общаться. В этом кабинете нет начальников и подчиненных, мы с вами на равных позициях.
– Спасибо, я привыкну на “ты”, но не сразу! Спасибо, Дина! – вежливо сказала Полина.
Дина Алексеевна села рядом с Полиной на диван и участливо спросила:
– Что привело вас ко мне? Какую проблему вы хотите решить?
– Я где-то прочитала о том, что если проблему называть “тестовой ситуацией”, то ты будешь к ней подсознательно проще относиться! Это так? – Полина склонила голову набок и улыбалась Дине глазами.
– Да, это работает. Термин “тестовая ситуация” действительно используется некоторыми специалистами, и чаще всего теми, кто практикует в психологии генеративный подход.
– Никогда не слышала о таком. Это про регенерацию самого себя своими же силами? – Уточнила Полина.
– У нас у всех достаточно внутренних сил и ресурсов для того, чтобы себя излечить, Полин, поверьте. А задачей консультанта является создание благоприятного поля для этих зеленых всходов.
– Здорово… – Полина посмотрела на стаканчик с нарисованной аллеей. – Мне всегда нравилось рисовать, но я часто не знаю, что хочу изобразить на листке…
Дина увидела в глазах Полины грусть и услышала как ее голос немного стал тише.
– Передо мной стоит такая тестовая ситуация: я не могу разорвать сильно затянувшие меня отношения с мужчиной. Они изжили себя, и очень измучили нас обоих. Но Миша не хочет это произносить вслух, и очень злится когда слышит от меня такие высказывания. Я должна рассказать сначала о нем, или о том как мы познакомились?
– Полин, вы можете начать свой рассказ с любого места, откуда комфортно вам. Если мне будет что-то непонятно, то я тихонечко это буду у вас уточнять по ходу повествования. Если какой-то мой вопрос покажется вам неуместным или просто не захотите на него отвечать, то просто скажите “Стоп”. Это нормально и экологично. Вы не должны причинять себе специально боль. Вам должно быть комфортно. Даже если то, о чем вы пока не готовы говорить, но это является для вас важным, то мы можем всегда вернуться к той теме в любой момент.
Полина отпила еще воды из стакана, задержала взгляд на столе психолога и выдохнув воздух как перед погружением в ледяную воду, сказала, что начнет рассказ о себе с самого детства. “Мне так проще структурировать рассказ!”.
– Мне исполнится этой осенью 35 лет. Я родилась и выросла в Москве. Ходила в самый обычный детский сад, а потом в районную школу на Чистых прудах. У моих родителей я единственный ребенок. Они поженились потому, что мама забеременела. Она не хотела выходить замуж за моего папу, ее заставили это сделать мои бабушка и дедушка. Ну и папа – он не отказывался от меня, и пришел просить руку и сердце у родственников. Мать не хотела. Как она потом сказала, что не любила его. Я не исключаю того, что она какое-то время размышляла делать ли аборт или оставить плод. И я понимаю, что не была желанным, запланированным ребенком. Они поженились и прожили до того момента, как мне исполнилось семь лет. В первый класс меня отвели еще в полном семейном составе. Но предпосылки к их разводу случились намного раньше. Я сколько себя помню, примерно с трех лет, они все время ругались, выясняли отношения и били посуду. Причем посуду били в подъезде – все соседи в глазки смотрели, как мои родители колотили фарфоровый столовый сервиз. Я вот думаю сейчас, Господи, зачем это надо было делать так отчаянно прилюдно?.. – Полина замолчала, в ее глазах стояли слезы.
– Что вы чувствуете сейчас, когда вспоминаете о ссорах родителях, Полина? – Тихо спросила Дина Алексеевна.
– Ужас и страх. Я не понимала из-за чего они ссорятся. Причем отца даже не было слышно, или я так хочу просто думать. В моей памяти только образ громко орущей матери чуть ли не с пеной на губах. Она до сих пор так на все реагирует, что ей не нравится. Вообще не умеет себя в руках держать и контролировать свои эмоции. Только теперь она еще и пьет сильно. – На глазах Полины навернулись слезы.
– Где в теле сейчас эти ужасы и страхи? Можете показать рукой?
– Вот здесь: в животе, в желудке и в горле. Комки, как ежи с длинными иглами. А горло, как я вспоминаю эти скандалы, сразу закладывает, потому что мне и тогда и сейчас хочется кричать от страха и требовать от матери одного, чтобы она прекратила свою драму, театр одного актера и закрыла свой рот!
– Вы испытывали когда-то похожие на эти эмоции, когда с кем-то ссорились? С коллегами или друзьями?
– Я не ссорюсь ТАК громко. Вообще не переношу громких разговоров, повышенных тонов и истеричных ноток. Когда я слышу, что человек сам себя разгоняет, понимаю, что он хочет начать скандал, то просто замолкаю и выхожу из помещения. Или же отворачиваюсь и игнорирую его, пока не успокоится. Не умею и не хочу приводить в чувства истериков. Я брезгую такими людьми. Мне в детстве хватило этих концертов.
– Продолжайте, пожалуйста, Полина, я очень внимательно вас слушаю.
Полина налила еще воды в стакан, погладила себя по локтям и ее передернуло словно от озноба. Выпила и продолжила:
– И вот они развелись. Отец уехал куда-то в другую квартиру. Я не знаю куда. Не знала куда точнее, тогда не знала. Его родители тогда уже умерли, они разбились в автокатастрофе, когда мне было три года. Больше родни у папы не было. Мать его выгнала куда-то, он уехал. Я просто однажды пришла из школы, а его и вещей нет. Спросила у нее, она начала меня отвлекать какими-то встречными вопросами. Я поняла, что случилось то, чего я так боялась. Но не стала расспрашивать, потому что боялась, что опять она будет кричать и обвинять меня в чем-то.
– А вас в чем-то обвиняли, Полин, в детстве, когда вы совсем маленькой были? – психолог писала что-то в блокноте простым карандашом.
– Да, постоянно. Я правда не понимала в чем была виноватой перед ней. Однажды подошла просто к креслу, где она сидела перед телевизором, что-то спросить, она разоралась и влепила мне пощечину. Вот по левой стороне ударила, – Полина приложила ладонь к щеке. – Я расплакалась, отошла от нее и подумала, что вот было бы здорово больше никогда не общаться с ней.
– А сколько вам тогда было лет, помните?
– Лет семь-восемь. Я точно в школу ходила. Потому что после того, как она влепила мне по лицу, я развернулась и пошла в свою комнату, села за тетрадки. Подумала, что если буду изображать из себя прилежную ученицу, то может она успокоится? – Полина начала всхлипывать.
– Полина, можно я возьму вас за руку? – Тихо спросила Дина. Полина протянула сама ладонь и вложила ее в мягкие руки психолога. Рыдания бились в груди. Она выглядела очень подавленной. – Полина, я очень вам сочувствую и понимаю как вам было тяжело. Это слишком для любого человека и подавно для ребенка. Держите меня за руку столько, сколько вам нужно. Мы продолжим тогда, когда вы будете готовы.
Полина плакала, закрыв глаза. Синяя тушь тонкими струйками стекала с ресниц. Губы ее стали ватными, она пыталась что-то сказать, но не получалось. Наконец она немного успокоилась, высвободила руку из ладоней Дины Алексеевны и вытерла лицо салфетками, которые стояли на столике возле дивана.
– Продолжим. Я никому про это не рассказывала раньше. Мне очень больно. Но я понимаю, что здесь ключ к моим вопросам.
– Я слушаю вас, Полина, очень внимательно. Мы можем прерваться в любой момент, если вы посчитаете, что вам нужна пауза. – Сказала психолог.
После того как ушел папа, мать не стала спокойнее. Как-то я подслушала ее разговор с подружкой у нас в кухне. Она жаловалась, что ей трудно без мужчины, а вот где его взять только не знает. Подружка ей какие-то советы давала и обещала поискать в своем окружении свободных мужчин. Фу, это звучит как сводничество, откровенно говоря. Меня передергивает. Я понимаю сейчас, что она настолько была сама себе неинтересна, что боялась остаться одной, наедине с собой. В итоге к нам в квартиру стали наведываться какие-то женихи, не знаю где она их добывала. Но каждый был омерзительнее предыдущего. Один мне все эти яйца шоколадные таскал с сюрпризом… Он был огромный как горилла. Однажды вечером, когда я вышла из своей комнаты, чтобы пойти в кухню, обнаружила его разгуливающего в семейках в нашем коридоре. Мне стало настолько стыдно и страшно, что я моментально вернулась назад и не пошла даже за водой, или за едой, за чем я туда собиралась…
В глазах Полины снова начали собираться слезы. Дина видела насколько тяжело девушке вспоминать свое детство и маминых кавалеров на фоне утраты отца. Но вот Полина справилась с эмоциями и продолжила говорить. Рассказывала она быстро, словно боялась, что если остановится, то уже не сможет продолжать. Отчаянные признания, которые возможно больше никто и не услышит.
– Понимаете, для меня до сих пор это дико! Как можно приводить какого-то чужого мужика в свой дом и тут же оставлять его ночевать, когда у тебя ребенок твой в соседней комнате. В разуме ребенок, который может задавать вопросы, он имеет на это право. Но я не делала этого. Я знала заранее, что ничего вразумительного она мне не ответит, а только лишь начнет таращить глаза и орать, причем бессвязно. Лет с десяти я начала ждать того, что как только еще чуть-чуть подрасту, то сразу же куда-то уеду жить в другое место, чтобы только не с ней. Вы знаете, Дина, мне отчий дом до сих пор в кошмар снится. Правда. Если я понервничаю сильно даже вот по поводу работы, или из-за отношений с Мишей, то мне сразу снится эта квартира, где я росла.
