В связи со всем выше перечисленным он и выделен в отдельную часть данной главы.
Если сибирским губернатором М. М.Сперанским ещё в 1822г. в пограничных с Сибирской линией степях был наведён относительный порядок, то на оренбургской границе его и близко не было. В этом, как уже чуть выше писалось, во многом были причиной сами губернаторы края, Сухтелен, а затем Перовский, которые, обладая неограниченной властью, могли проводить на местах самостоятельную политику. Они её и проводили, причём в отличие от Сперанского видели в степях не продолжение русского государства, а нечто вроде колоний. Т.е. требуя и беря от степей всё, взамен не давали ничего. Они не могли обеспечить и оградить киргиз, подданных России, от влияния Хивинского ханства. С другой стороны, и Хива, являясь крупнейшим центром работорговли в Средней Азии, где главным собственником рабов был сам хан, постоянно подталкивала пограничных к линии киргиз, являвшихся русскими подданными лишь по названию, совершать набеги на линию, захватывать пленных и продавать их в Хиву, что они охотно и делали, так как русские невольники высоко ценились на невольничьих рынках Хивинского ханства. Кроме того, не прекращались и постоянные распри между самими киргизами, шла непрерывная баранта, аулы разорялись, скот угонялся, а население разгромленных аулов в итоге оказывалось на тех же хивинских базарах в качестве товара.
Ответные действия русских со стороны Оренбурга заключались в организации поисков. Военные отряды высылались в степь, чаще всего безрезультатно, захваченных своих пленных отбивали очень редко, больше захватывался скот, принадлежащий недружественным родам, продажей которого затем частично покрывались расходы на организацию этих поисков. Т.е. на баранту русские отвечали барантой. Подобное могло продолжаться до бесконечности.
Василий Алексеевич Перовский губернатором Оренбурга был дважды, 1833–1842 и в 1851–1857гг.[12 - В.А.Перовскому несказанно повезло. Его племянница С.Л.Перовская выбрала полем своей деятельности политический бандитизм (сейчас это терроризмом называют), была одной из многочисленных «бабушек» русских революционеров. Именно этот род её занятий, высоко ценившийся большевиками-коммунистами, а, следовательно, и советскими историками, помог её дядюшке, оренбургскому генерал-губернатору, избежать в советское время исторического забытия, как это случилось со многими политическими деятелями того времени.] События, описываемые в этой части главы, произошли во время первого его пребывания в этой должности. Будучи человеком деятельным, волевым, когда надо и жестоким и, в то же время впечатлительным и легко ранимым, Перовский сразу же по прибытию в Оренбург, ознакомившись с делами на местах, был буквально потрясён положением дел на этих окраинах империи. О захвате русских в плен и о продаже их в рабство, здесь говорили, как об обыденных вещах, здесь привыкли к этому настолько, что очередной налёт киргиз принимался и начальством, и обывателями почти что равнодушно, без всяких эмоций. Особенно губернатора поразила история о какой-то офицерской вдове, которая прибыла в Оренбург откуда-то с линии, с двумя детьми, чтобы посмотреть самой и детям своим показать императора Александра I, посетившего в то время Оренбург. И вот, почти что под самым носом у самодержца российского, то ли детей её, то ли её саму, то ли всех вместе, киргизы выкрали и переправили в Хиву. Перовский поставил своей целью с этим покончить, средством же достижения этой цели он видел разгром Хивы военной силой, самый быстрый и эффективный, как он считал, способ.
Вскоре после приезда Перовский сделал распоряжение о постройке в соседстве с адаевскими киргизами, в то время самыми беспокойными и опасными, на восточном берегу залива Кайдак[13 - Залив Кайдак в русских источниках иногда ещё называют Мёртвый Култук или залив Цесаревича.] Каспийского моря, укрепления. Осенью 1834г. оно было окончено и названо в честь старого Александровского укрепления Бековича-Черкасского Ново-Александровским. Это было первое, уже постоянное, русское укрепление на восточном Каспии, форпост, или исходный пункт движения на Хиву со стороны Мангышлака. Гарнизоном было оставлено 500 человек, которые сменялись каждые 6 месяцев.
В следующем, 1835г., Перовский согласно высочайше утверждённому 5 марта положению бывшего азиатского комитета, в виду упрочения русского населения в киргизской степи, проводит новую линию от Орской крепости к северо-востоку, у реки Ую, оканчивавшейся редутом Березовским. Между этими крайними точками новой линии были построены укрепления Наследницкое, Николаевское и Михайловское, с редутами между ними для помещения кордонной стражи из оренбургских казаков и башкир. Между редутами на расстоянии от 5 до 10 вёрст друг от друга были ещё устроены пикеты по 10–15 казаков в каждом. (64,с.413–414).
На выкуп русских пленных из Хивы при Николае I ежегодно отпускалось из казны 3 тысячи рублей, но этого было мало. Последнюю попытку заполучить всех захваченных людей мирным путём, минуя вооружённого столкновения, Россия предприняла летом 1836г. Перовский по распоряжению Николая задержал в Оренбурге более 500 хивинских купцов и товаров на полтора миллиона. [14 - В этом случае Россия ничем не рисковала. Торговля в те времена практически была односторонней. Русские караваны в Хиву не ходили. Хивинские власти творили дикий произвол над русскими купцами и приказчиками, обирали их до нитки. Везти туда свой товар было равносильно его безвозмездной потери. По этому, арестовав купцов и засеквестровав их товары, русские могли быть спокойными, адекватных мер, хивинцы применить не могли, русские в Хиве были только в качестве пленников.] Хан Аллакулли зашевелился. Им было выслано в Россию 25 русских пленников, все старики, прожившие в неволи 30–40 лет, был один старик, пробывший в плену 50 лет. Хан просто избавился от лишних ртов. Однако русские не уступали, хивинские купцы были посажены в острог, содержали их, правда, хорошо, ни как русских в Хиве. А за этих 25 Перовский отпустил 5 торговцев. На следующий, 1837г., хивинцы прислали 5 русских, потом сразу 80, потом… всё, остальных хан отпустить отказался. Англичане вроде обнадёжили Аллакуллихана помощью, в случае войны с Россией. (1, сю24).
Перовский на встрече с Николаем I в Петербурге добился разрешение последнего на проведении похода, причём ответственность за его исход, царь целиком возложил на губернатора. Итак, поход был предрешён, деньги на экспедицию, 1698000 рублей ассигнациями и 12 тысяч червонцами, были отпущены, настало время его подготовки. (19,с.524).
б) Подготовка похода, состав экспедиционного отряда, его силы и средства
В отличие от времён петровских, от первой половины XVIIIв., международное положение России было другим. Теперь её принимали всерьёз, её боялись, ей противодействовали. Обстановка в Европе была иной. В XIXв., после наполеоновских войн, Англия, например, становится потенциальным, а в Средней Азии и хроническим противником России. Поэтому экспедицию решено было засекретить. В качестве версии прикрытия, целью её было объявлено, что это научная экспедиция к Аральскому морю. Результатом же было, что подробности об этом походе в русской печати стали появляться лет через 20 после происшедшего, и то в виде официального изложения подробностей похода в «чтениях Общества Истории и Древностей Российских», издаваемых при Московском
университете. А между тем в этом походе участвовал известный писатель В. И.Даль, состоявший в то время чиновником особых поручений при оренбургском генерал-губернаторе Перовском и знаменитый, затем, географ и путешественник по Средней Азии И. В.Ханыков. (19,с.524).
Решение о походе было принято 16 февраля 1839г. Перовский развил бурную деятельность в подготовке предприятия. Опыта длительных степных походов у русских тогда не было, прилинейные войска от старших чинов до рядовых к ним были непреучены. Опыт Александра Бековича-Черкасского был забыт начисто, вернее помнили только трагический исход его похода, а то, что он переход через пески совершил блестяще, да ещё в самое жаркое время года, об этом никто не вспомнил.
На заседании комиссии 12 марта 1839г. в Оренбурге решался принципиальный вопрос о сроках и времени проведения экспедиции, особенно времени её начала. Путь для похода был выбран по западному берегу Аральского моря, протяжённость его порядком 1300 вёрст. Когда следовало выступать в поход, зимой или летом? За зимний поход стоял начальник башкирского войска генерал-майор Циалковский. Главными его доводами были избавление от жары, достигающей летом до 58 градусов по Реомюру, и что воду можно будет добывать, растапливая снег. Противниками же похода зимой были генерал Рокасовский, начальник штаба Оренбургского отдельного корпуса и генерального штаба штабс-капитан Никифоров (правая рука Перовского). Они настаивали на весенне-летнем походе, утверждая, что зимой в пустыне не найдёшь топлива для варка пищи, а тем более для обогрева. Кроме того, возникала проблема с кормом для верблюдов. Был принят вариант Циалковского, т.е. осенне-зимний. Таким образом, ещё не начавшийся поход был обречён на неудачу, хотя тогда об этом не знали.
А можно было и догадаться. О походе Бековича уже упоминалось, кроме этого странно, что никто не расспросил опытных в этих делах степняков, не обратил внимания, что, например, киргизские перекочёвки, никогда не совершаются зимой, что зимою караваны купцов не ходят. Жара и безводица затуманили все разумные доводы о возможности летнего похода и трудностях зимой. (19,с.524; 32,с.151). Впрочем, потом сильно стали подозревать Циалковского в корыстных целях; всеми силами добиваясь выхода зимой, в этом случае ему было несравненно выгоднее, чем весною заготовлять сено и зерновой фураж для войск и обоза. (64,с.530). Выяснить же не удалось, так как сразу после похода этот самодур и подлец был уволен со службы по личному распоряжению Николая I, выехал в своё имение, где вскоре был убит своими слугами.
Затем принялись за расчёт сроков пути и количества, необходимых для отряда грузов продовольствия и оборудования. Подсчитали, что до Хивы, обыкновенным маршем с днёвками, можно дойти без малого за 3 месяца, потом сами действия и обратный путь – всего полгода. На это время следовало обеспечить отряд продовольствием и запасами, так как рассчитывать на средства Хивы было нельзя. Но и везти с отрядом такое количество тяжестей было немыслимо. Поэтому было решено предварительно создать промежуточные пункты и укрепить их гарнизонами. На них загодя складировать запасы продовольствия и фуража, которыми и дополнить при подходе главный отряд, как от Оренбурга к Хиве, так и от Хивы к Оренбургу, на обратном его пути. Кроме того, решено было часть груза везти морем из Астрахани в Ново-Александровское укрепление и оттуда на верблюдах к Аральскому морю.
Для постройки промежуточных пунктов складов наметили два места, первое при впадении речки Аты-Джаксы в Эмбу и второе на урочище Ак-Булак. Оба места, как впоследствии выяснилось, оказались неудачными, на первом мало кормов, а на втором вода была настолько плохой, что даже войска, стоявшие там потом гарнизоном, подозревали хивинцев в отравлении источника. Весною 1839г. было отправлено в степь 2 съёмочных отряда под общим начальством генерального штаба полковника Гекке, которые и устроили эти два укрепления. Эмбинское было в 500 верстах от Оренбурга, Ак-Булак в 170 от Эмбинского и в 12 верстах от подъёма на плато Устюрт. (19,с.526; 1,с.24; 32,с.151–152).
Предполагалось выйти из Оренбурга в середине ноября, на Эмбинское укрепление прибыть в начале декабря, на Ак-Булак в середине декабря и там ждать снега, потом подняться на Устюрт и форсированным маршем идти к Аральскому морю, а оттуда на Хиву. По показаниям бежавших пленных, снег на Устюрте выпадает не раньше конца декабря, или даже в январе, иногда бывают годы без снега. (19,с.527).
Теперь о составе и численности назначенных в поход войск. Пехоты было 3,5 батальона – половина 1го и 2й, 3й, и 4й Оренбургские линейные батальоны в полном составе. С ними шёл начальник 23 пехотной дивизии генерал-лейтенант Толмачёв.
Конницы – 2 полка Уральского казачьего войска и 3 сотни Оренбургского и Башкиро-мещеряковского войска. С ними в поход назначен командующий Башкиро-мещеряковским войском генерал-майор Циалковский.
Артиллерии – 2 6-фунтовых орудия, и 2 четвертьпудовых единорога из казачьих батарей, 2 12-фунтовых и 8 горных 10-фунтовых единорога из брянского арсенала, 6 кегерновых 6-фунтовых мортир и 4 станка конгревских ракет, всего, следовательно, 20 орудийных стволов и 4 ракетных установки. (Единорог – это удлинённая гаубица, термин XVIIIв., существовал и в XIX; Кегерн и Конгрев – это авторы систем, по имени первого назывались мортиры, второй – создатель боевых ракет).
Инженерное оборудование – гальванический прибор с офицером лейб-гвардии сапёрного батальона и несколькими рядовыми обслуги, 6 цилиндрических холщёвых понтонов и так же лодок, с офицером 1го конно-пионерского эскадрона и, наконец, 2 разборные лодки и 4 будары, при них 2 флотских офицера и 64 уральских казака из Гурьева.
Численность отряда вместе с транспортными средствами следующая:
Таблица по данным Макшеева. (32,с.152–153, 157)
Лобысевич состав отряда называет в 3,5 батальона пехоты, 2 полка уральских казаков, 5 сотен оренбуржцев и башкир и 22 орудия, Численность 5 тысяч, обоз 10 тысяч верблюдов и 2 тысячи лаучей при них. (29,с.587–588). Следовательно, у него на 2 сотни и 2 орудия больше чем у Макшеева. Меньше же общее число задействованных людей – на 331, верблюдов – на 2128 и вожаков к ним на 200.
У Абаза состав 3,5 батальона, 2 уральских полка, 3 сотни оренбуржцев, 22 орудия, всего около 5 тысяч. Верблюдов 12 тысяч поднимавших по 14 пудов груза каждый. (1,с.26).
Подробно поход Перовского описал И. Н.Захарьин. По его словам, состав русского отряда был следующим: Пехоты 4 линейных батальона, конницы 2 полка, один оренбургский и один уральский и ещё сводный дивизион (т.е. 2 сотни) Уфимского конно-иррегулярного полка, своего рода личная гвардия Перовского, артиллерия – казачья артиллерийская батарея с 6-фунтовыми орудиями, 8 горных 10-фунтовых единорога и 2 батарейных орудия, взятых из местной крепостной артиллерии. При отряде был артиллерийский парк, 250 ракет Шильдера, 500 сигнальных ракет и 500 фальшфейеров. Из инженерного парка гальванические и минные снаряды, рота с 4 разборными лодками по 35 футов длины, 6 холщёвых понтонов, холщёвые лодки, 300 бурдюков и уральские рыболовные челны, поставленные на колёса.
Отряд был разделён на 4 колонны. 1й командовал генерал-майор Циолковский, 2й начальник конно-казачьей бригады полковник Кузьминский, 3й колонной генерал-лейтенант Толмачёв и 4 генерал-майор Молоствов.[15 - Молоствов принял начальство над колонной несколько позже, уже в походе. По выходу из Оренбурга ею командовал полковник Мансуров.] 4я колонна считалась главной, при ней находился Перовский, которому на время похода была присвоена власть командира отдельного корпуса в военное время, т.е. главнокомандующего, со своим штабом. В штаб входили, как пишет Захарьин, видимый, официальный начальник штаба подполковник Иванин и начальник штаба невидимый, неофициальный, штабс-капитан Никифоров, которому Перовский доверял полностью и который оказался, в общем-то, толковым и порядочным человеком. Дежурным штаб-офицером был капитан гвардии Дебу. При штабе оказалось, как и всегда в боевой кампании, очень много «павлинов», т.е. прикомандированных из столицы по протекции офицеров, явившихся в поход исключительно за чином или крестиком, и от которых был один вред, в лучшем случае просто никакой пользы. (Забегая вперёд, скажем, что с этой чумой мог бороться только Скобелев).
Верблюдов при отряде было 12400, т.е. по 2,5 на человека. О численности всего отряда Захарьин не упоминает. (19,с.527).
Как видим, небольшие различия есть у всех 4 использованных авторов, нет двух абсолютно одинаковых данных. Это в дальнейшем будет повторяться при описании боевых действий русских войск в Средней Азии, во всех источниках. Это и раздражает и, в то же время, вызывает уважение. Ясно, что те русские историки и писатели друг у друга, слово в слово и цифру в цифру не списывали и списанное за свой труд не выдавали, каждый шёл к изложению материала каким-то своим путём.
Продовольствия – сухарей, круп, вина, мяса и соли было заготовлено для отряда по числу 5324 дач на 6 месяцев. Для улучшения питания плюс ко всему взято в соответствующем количестве сушёной капусты, огурцов, куру (киргизский сыр), кубики телячьего бульона, бараньего и свиного сала, луку, чесноку, хрена, перца, уксуса и мёда. Кроме того, было заготовлено продовольствия на 6 месяцев для киргизов, назначенных состоять при отряде в числе 250 и для 2200 верблюдовожатых (для 1400 человек только на 3,5 месяца) и на год для гарнизона складочного укрепления. Всего, таким образом, было: Сухарей 11653 четвертей (35891кг.), круп 3228 четвертей (9948кг.), вина 8286 вёдер (101918л.), мяса 1396,5 пудов (22875кг.), соли, в том числе и для верблюдов 5331 пудов (87322кг.). Общее количество грузов не менее 3000 тысяч пудов, из них продовольствия 150 тысяч и фуража 100 тысяч.
Экспедиционные тяжести подвозились в Оренбург обозами, которые были составлены из троеконных башкирских подвод – всего 7550, с таким же числом возчиков под начальством офицеров и урядников. Каждому башкиру выдавалась одежда, оружие, продовольствие на 4,5 месяца и подъёмных денег по 10 рублей ассигнациями.
Отряд полковника Гекке, выступивши в степь 30 мая, к осени постройку укреплений на Эмбе и Ак-Булаке закончил. На Ак-Булаке им было заготовлено сена на 25 тысяч пудов и собрано топливо. На Эмбинском укреплении, которое Перовский определил, как главное, обер-квартирмейстер Оренбургского корпуса, полковник Жемчужников, с августа месяца, заготовил 20 тысяч фуража.
Сбором верблюдов занимался генерал-майор Генс, председатель пограничной комиссии. Было собрано 12 тысяч верблюдов, на каждые 5 верблюдов был один вожак. Верблюды поднимали по 16 пудов груза, за каждого верблюда казна платила 10 рублей серебром или 36 ассигнациями. (32,с.156).
Войска, за исключением уральских казачьих полков и 64 казаков из Гурьева, сосредотачивались в Оренбурге, уральцы же стягивались к Калмыковской станице и должны были двигаться к месту складов запасов самостоятельно.
21 октября вышел авангард подполковника Данилевского в составе 234 пехотинцев, 116 казаков, и 25 артиллеристов при 4 10-фунтовых горных единорогов, с верблюжьим караваном из 1128 голов. В Эмбинское укрепление отряд Данилевского пришёл 12 ноября, следовательно, сделал переход в 480 вёрст за 23 дня. Прошёл авангард путь легко, без каких-либо трудностей, снега, а тем более буранов, ещё не было, верблюдам подножьего корма хватало вполне. Если бы в это время выступили и главные силы, они так же легко могли проскочить эту треть пути до Хивы и экспедиция, если бы даже и не удалась, то всё равно таких громадных потерь от обморожений и всяких болезней, не имела бы. Но выступление началось позже.
12 ноября генерал-адъютант Перовский отдал приказ по корпусу о походе на Хиву, а 14го обнародовал декларацию и выступил в поход. 19 ноября в поход выступили казаки полковника Бизянова из Калмыковской станицы. (19,с.529; 32,с.156–157).
в) Поход и отступление
14 и 15 ноября выступили колонны Кузьминского и Толмачёва. Они следовали из Оренбурга по Бердяно-Куралинской линии, колонны Мансурова и Циолковского вышли 16 и 17 ноября, направляясь на Илецкую защиту. 24 ноября все колонны соединились у озера Караванного, верстах в 17 от Григорьевского форпоста, 3 дня простояли и 27 двинулись вверх по Илеку эшелонами, на расстоянии 4 или 5 вёрст один от другого. Очерёдность движения была следующей: первой шла колонна Циалковского, затем Кузьминского и, далее, Толмачёва и Мансурова. (32,с.157–158).
Колонны, конечно, были названием условным, порядок же движения был примерно следующим. Впереди шёл авангард из сотни казаков, от которой отделяли вперёд, влево и вправо по три казака. Верстах в двух за ними главная колонна. Впереди ехали 30 казаков в шеренгу (линию), каждый из них вёл свою «нитку», верблюдов, привязанных друг за другом и навьюченных чем-нибудь одним, одна нитка, например, овсом, другая сухарями и т.п. За первыми нитками шагали верблюды второй линии, за ней третьей, всего 90 ниток, по 3 тысячи верблюдов в каждой колонне. Посередине верблюжьей колонны везли арбы и тяжёлые пушки, тут же шла пехота и ехали казаки, выдвинувшиеся уступом. В двух верстах сзади – арьергард в полсотни казаков, они были должны подбирать отставших и беречь тыл колонны. (1,с.26–27).
С первого же дня похода начались неприятности, одна за другой. 24 ноября пошёл снег. 27го, в день выхода всего отряда, поднялся буран при температуре 26 градусов мороза по Реомюру.[16 - В России температурная шкала была по Реомюру, в дальнейшем по тексту указаний не будет. Разница же температур Цельсия и Реомюра, она небольшая, приводится в конце книги, в приложении.] Больше всего движение отряда задерживала перевьючка верблюдов. Так как лаучей было мало, вьючка животных занимала много времени. В этой работе им охотно помогали солдаты, но делали это неумело. Поэтому по ходу движения, то у одного верблюда, то у другого, груз сползал или вообще сваливался. Раздавалась команда «стой». Верблюда с нитки выводили, ложили, навьючивали снова, поднимали, ставили в нитку. А все стоят, ждут. Итак, без конца. Если верблюд обессилил, то тоже самое. Его выводили, развьючивали, груз перегружали на запасного, ставили в нитку и шли дальше.
В декабре начались морозы, 30–40 градусов и бураны. Верблюды резали ноги о наст и пачками начали дохнуть.
6 декабря дошли до урочища Биш-Тамак в 250–270 верстах от Оренбурга. Таким образом, дней за 22–23 пути, вместе с днёвками, это чуть больше 10 вёрст в день в среднем.
На Биш-Тамаке началось сказываться отсутствие топлива. О костре для обогрева и речи не было, но вот его стало не хватать для варка пищи. Солдаты стали есть полусырое мясо и крупы. Отряду стала реально угрожать цинга. А поход только начался. Здесь Перовский разрешил пустить на топливо лодки, дроги, канаты, запасные кули, в общем, всё, что могло гореть. Этого хватило лишь на несколько дней, как ни как, а отряд всё-таки был в 5 тысяч, даже поболее.
Начались раздоры. Виною был генерал Циалковский, из поляков. Он отличался садистской жестокостью к солдатам и презрением к офицерам. Зато вокруг себя он собрал кучку поляков, унтер-офицеров, сосланных в Оренбург за восстание 1830–1831гг., устраивал каждый вечер у себя в палатке чаепитие, на котором этим гонористым панам обещал, что Перовского скоро уберут, что он станет начальником, доведёт это русское быдло до Хивы и возьмёт её, а их унтер-офицеров, всех произведут в прапорщики. Незамеченным это, конечно, не осталось, в отряде пошли разговоры, угрозы. Солдаты решили, что в первом же деле первая пуля будет Циалковскому. В конце концов, Перовский от командования колонной его отстранил и заменил полковником Гекке. (19,с.545).
19 декабря пришли на Эмбу. Шли 34 дня, а рассчитывали пройти за 15. Из этих 34 дней только 15 были без буранов и 13 дней, когда было меньше 20 градусов.
Сюда на Эмбу, ещё за 10 дней до подхода главных сил, 9 числа, пришли казаки полковника Бизянова, а вскоре заявился султан Баймухамед Айчуваков, предводитель западной части орды и подполковник русской службы, с 200 киргизами.
Здесь на Эмбе отряд простоял более двух недель. Ещё осенью Аллакуллихан, хан Хивы, выслал 2 тысячи хивинских туркмен, йомудов, напасть на укрепления Ак-Булак и на Эмбинское, вырезать всех и головы отправить в Хиву, затем следовать по пятам за главными силами, постоянно их беспокоя.
18 декабря эта конная толпа подошла к Ак-Булаку и напала на него.[17 - В русской литературе подобного рода «воинские подразделения» называются или «толпами», иногда «сбродом», чаще же всего «скопищем». Советские на это жутко обижаются, обвиняя русских историков в национализме, шовинизме и прочей ерунде. Мы же считаем, что эти определения точны и конкретны, поэтому в дальнейшим и будем их придерживаться. А как их ещё называть, эскадронами что ли?] Гарнизон Ак-Булака к этому времени состоял из 130 здоровых и 164 больных. Трижды за день туркмены атаковали укрепление и трижды были отбиты. Ночью они пытались поджечь скирды с сеном, но были обнаружены казаками и отбиты залпами. Потеряли в этом деле йомуды более 10 человек убитыми, у русских потерь не было. Гарнизоном командовали горный инженер капитан Ковалевский и поручик Гернгросс, следовавшие в Бухару и оказавшиеся в Ак-Булаке случайно. (1,с.32–33; 19,с.551; 32,с.158–159).
Утром хивинцы, узнав о приближении к Ак-Булаку небольшого русского отряда, атаки на укрепление бросили и пошли на встречу. Это подходил отряд Ерофеева. (У Абаза он штабс-капитан, у Макшеева просто Ерофеев, без всяких чинов, у Захарьина поручик). Этот Ерофеев был Перовским по приходу на Эмбинское укрепление отправлен на Ак-Булак с ротою пехоты в 140 человек и с сотней казаков, из которых только 40 были конными. Отряд сопровождал транспорт в 230 верблюдов, запряжённых в сани с грузом овса, сухарей, круп и пр., который должен был потом вывезти из Ак-Булака всех больных. Не доходя 20 вёрст до Ак-Булака, отряд попал в буран и остановился. Здесь он и был, ночью, уже после бурана, внезапно атакован туркменами. Спас всех барабанщик. Увидев туркмен, он начал играть дробь-тревогу. Йомудские лошади сроду не слышали такой мелодии, испугались и понесли. В эту атаку они смогли только отбить 30 верблюдов и заарканить одного солдата.[18 - Солдата этого они потом конечно убили. Но эти скоты просто так безоружных пленных убивать не умели. Застрелить или зарубить шашками, такого никогда не было. Надо было обязательно что-нибудь садистское, извращённое, снять с живого кожу или посадить на кол. Тащились они, что ли от этого? Здесь была степь, кольев не было. Было холодно, кожу снимать целое дело. Этого безымянного солдата сожгли на медленном огне. Мы вначале ошиблись. Сравнивать их со скотом, значит, скот этот обижать, как ни как они наши братья меньшие. Читать про это противно, ещё противнее писать. Это грех, но иногда начинаешь жалеть, что русские к ним подобного не применяли. Европейцы – австрийцы, поляки, венгры – в этом деле были менее щепетильны. К туркам, например, во время войн XVI-XVIIвв., применяли точно такие меры, как и те к ним.] Потом они три раза повторили свои атаки, но были отбиты. Русские успели соорудить бруствер и встречали их огнём в упор. Последнюю атаку они произвели под прикрытием отбитых у русских верблюдов, погнав их вперёд и прячась за ними. Отбили и её, положив при этом человек 30. К вечеру туркмены отошли, оставив неподалёку часть своего отряда. Они тоже соорудили бруствер и остались на ночь, напротив русских. Огня туркмены не разводили, русские же развели. Йомуды на огонь начали стрелять, убили одного казака и 2 ранили. 10 человек охотников с унтер-офицером подкрались к ихнему брустверу и бросились на них. Трёх прирезали, одного взяли в плен, остальные убежали. Ерофеев хотел допросить захваченного «языка», но не успел, подбежавшие казаки вмиг искрошили его в капусту, за своего убитого у костра. С рассветом туркмен уже не было, ушли ночью. На их брошенной стоянке русские обнаружили обгоревшие останки солдата и труп киргизского почтаря, посланного Перовским. Того они перерезали пополам, поперёк вдоль пояса, воткнули обе половины в снег, в рот запихали письмо. В общем, весело время провели, не скучали. (1,с.33–35; 19,с.558–563; 32,с.159).
В этом деле русские потеряли 5 убитых и ранеными 13. Барабанщик и охотники были потом награждены знаком Военного ордена, унтер-офицер произведён в офицеры, Ерофеев получил Владимира 4й степени с бантом и произведён в следующий чин.
Туркмены больше на русских не нападали и ушли в Хиву. Туда их дошло человек 700 из посланных 2 тысяч. Остальные замёрзли в степи, часть умерло от голода. В Хиве, они, недолго думая, заявили, что весь русский отряд вымерз и воевать не с кем. В Хиве началось ликование. А то, что их вернулось всего 700, на это и внимания никто не обратил. Всё это стало известно потом, после похода, когда с Хивы стали возвращаться русские пленные.
Известия о появлении в степи хивинцев, произвели неблагоприятное впечатление на киргизских верблюдовожатых, лаучей. Одной ночью, без разрешения, с десяток их отряд покинули и ушли в свои кочевья. На следующий день оставшиеся взволновались, и уже все, а их было больше 2 тысяч, хотели последовать ночному примеру. Ситуация в секунду стала критической. Но Перовский приказал их окружить войсками, двоих расстреляли, бунт и неповиновение были подавлены в зародыше. (29,с.588; 32,с.159; 19,с.556).
Дальше в описании похода у авторов есть некоторые расхождения. Приведём сначала вариант Макшеева. Как ни как когда он писал свой труд, он был уже генералом, за плечами имел громадный опыт службы в Азии, участвовал в разных экспедициях, воевал. Наверное, он отдавал себе отчёт, что при работе над таким военно-обзорным материалом, допускать ошибки просто нельзя. Плюс ко всему, он наверняка пользовался какими-то серьёзными документами, из военного министерства, например. У русских авторов того времени есть одна особенность, нам малопонятная, в то же время неприятная и затрудняющая работу. Все они, начиная от прапорщика и кончая генералом, штатские тоже, очень и очень редко дают какого-либо рода ссылки, откуда они эти данные взяли, от кого получили. Так что тут нам остаётся всё принимать на веру и не сомневаться в порядочности старых русских исследователей.
Макшеев пишет, что на Эмбе отряд простоял почти целый месяц, (Захарьин – более 2 недель, выше упоминалось), занимаясь устройством продолжения похода. Годных к дальнейшему походу верблюдов, из 12 с лишним тысяч, оказалось 8900, поэтому всё без чего можно обойтись, оставили и 31 декабря начали выступление на Ак-Булак. Выступали 4 колоннами. Первая, полковника Бизянова, выступила 31 декабря, 4 января вышла колонна полковника Кузьминского, 10го тронулась главная колонна генерала Циалковского, прибыла она на Ак-Булак 25го, сделав за 16 дней 160 вёрст. Четвёртая колонна полковника Гекке выступила 16го и прибыла на Ак-Булак 2 февраля. (32,с.160).
Перовский же с лёгким отрядом выступил 17 января, и по пути обогнав все колонны, лично убедился в трудностях пути. После этого он принял командование над 3й колонной, сместив, теперь уже окончательно, генерала Циалковского, который теперь следовал с отрядом как какой-нибудь наблюдатель.
В общем если брать по выходу 4й, последней колонны, 16 января, то действительно, можно считать, отряд на Эмбе простоял около месяца. Прибыли в декабре 19го и последние ушли 16 января.
Главное же, это то, что Макшеев прямо указывает, что с Эмбы на Ак-Булак отряд выступил весь, разбитый на колонны.
Абаза сообщает примерно то же самое. По его тексту понятно, что шёл весь отряд. Переход был очень тяжёлым. Бураны, снег, мороз. Бывали дни, когда отряд проходил не более 4 вёрст. В Ак-Булаке все собрались в конце января 1840г. (1, с.36).
Захарьин же утверждает другое. Он особо обратил на это внимание, он писал, что, не смотря на общепринятое в исторической литературе мнение, что Перовский на Ак-Булак двинулся со всем экспедиционным отрядом, это не так. На Ак-Булак пошла всего одна колонна, все остальные войска оставались пока на Эмбе. (19,с.555, 564). Вышла колонна 9 января, начальником её был Циалковский, Перовский вынужден был его вновь назначить в строй, по болезни других старших офицеров.
Но, не смотря на категоричность утверждения Захарьина на движение к Ак-Булаку всего одной колонной, кажется прав всё же Макшеев и не только потому, что детально, по числам, называет даты выхода с Эмбы каждой колонны и прибытия их на Ак-Булак. Макшеев наверняка писал эту часть своей работы на основании каких-то документов, Захарьин же нет. Он сам в начале своей работы прямо указывает, что написана она «по рассказам и запискам очевидцев». Написал же Захарьин свой труд в 1891г. Со времени похода прошло 50 лет. Большинство его участников уже умерло, оставшимся в живых было лет по 70 и больше, т.е. память их могла и подвести, хотя, в общем, такое никогда не забывается.
Но как бы там не было, в конце января – начале февраля, главные русские силы пришли на Ак-Булак.
Генерал Перовский, ещё на стоянке в Эмбинском укреплении, начал сознавать, что поход, по сути дела, провален. В Петербург с Эмбы он отправил два донесения, в которых писал, что если на Устюрте снега будет мало, то отряд двинется дальше на Хиву, если же много, то вернётся на Эмбу, и по весне, получив подкрепления, всё же продолжит свой марш к конечной цели.
Придя на Ак-Булак, Перовский отправил на Устюрт рекогносцировочный отряд полковника Бизянова и генерального штаба штабс-капитана Рехенберга в составе 150 уральских казаков при одном 3х фунтовом орудии. Отряд должен был разведать пути к Устюрту, подъём на него и сколько снега на плато. Через 8 дней отряд вернулся. Результаты рекогносцировки были неутешительны. Бизянов доложил, вперёд, вёрст на 100 до подъёма на плато, снега ещё больше, корма и топливо им занесены, местами с трудом можно пройти даже на лошади. На самом же Устюрте, по которому отряд прошёл 20 вёрст, снега хоть и меньше, и он мягче и рыхлее чем внизу, но всё равно его слишком достаточно.
Таким образом, продвижение вперёд становилось проблематичным. Плюс ко всему, здесь на Ак-Булаке, русские узнали ещё об одном свалившимся на них бедствии. Рухнула и надежда на доставку с Каспийского моря верблюдов и провианта из Ново-Александровска. Суда с провиантом посланные из Астрахани, частью вернулись обратно, частью были затёрты льдами в 100 верстах от Гурьева и впоследствии разграблены адаевцами. Что же касается верблюдов, то для сбора их у киргизов между низовьями Урала и Ново-Александровским укреплением, ещё в ноябре 1839г., был послан корнет Аитов. Собрав 538 голов, Аитов двинулся с ними в Эмбинское укрепление, но 8 января вожаки из адаевцев напали на него, связали и увезли в Хиву, а собранных верблюдов возвратили в аулы.
Всё рушилось. Срочно был собран военный совет. На совете все высказались за невозможность продолжения похода. Приводились следующие аргументы. Если на полпути до Хивы потребовалось 2,5 месяца, нельзя было рассчитывать, что другая половина может быть пройдена за месяц, а именно на этот срок можно было поднять на оставшиеся верблюды продовольствие, не считая боеприпасов. Отряд мог достигнуть Хивы только при условии полного израсходования всего наличного продовольствия, изнурения лошадей и обессиливания верблюдов. При этих условиях отряд лишился бы не только способности действовать свободно, но мог быть поставлен в бедственное положение, и ему грозила возможность или быть целиком уничтоженным, или вынужденным сложить оружие. Вероятнее всего же было, что, не дойдя до Хивы, войска должны бы были повернуть обратно и, побросав всё, вернуться на Эмбу, что с пути было гораздо труднее, чем начать этот отход сейчас, от Ак-Булака, не вступая на Устюрт. Кроме того, продолжение похода было делом рискованным ещё и потому, что если киргизы узнают о бедственном положении отряда, то по примеру адаевцев, могут отказать в поставке верблюдов и отрезать всякое сообщение отряда с Россией. И, наконец, самая побудительная причина немедленного возвращения – убыль в людях вследствие постоянно увеличивающейся между ними смертностью и болезнями.
Перовский, убедившийся в невозможности продолжать путь к Хиве, решил вернуться к Эмбе, где был 4х месячный запас продовольствия. 1 февраля был объявлен приказ о возвращении. (19,с.573; 32,с.161–162).
Отступление началось 3 февраля. С Ак-Булака уходили 4 колоннами. Об этом пишут Макшеев и Захарьин. Таким образом, получается, как пришли с Эмбы на Ак-Булак 4 колоннами, так и в таком же порядке его покинули. Вот и получается, что Захарьин сообщая об уходе из Ак-Булака 4 эшелонами, незаметно для себя, себя же и опровергает. Ранее он писал, что основная масса войск оставалась на Эмбе и никуда с места не трогалась. (19,с.564, 578).
Далее Захарьин и Абаза сообщают, что войска пришли на Эмбу и простояли там до весны. (19,с.581; 1,с.39). Макшеев же пишет более определённо и конкретно. Обратный путь был не менее трудным. С Ак-Булака вышло 5 тысяч верблюдов, на пути к Эмбе 1780 пало. Морозы были от 15 до 25 градусов, плюс пронзительный ветер. На Эмбинское укрепление отряд не заходил, а между 13 и 17 февралём все колонны прошли мимо укрепления и направились в выбранное ими генералом Толмачёвым и подполковником Иваниным лагерное место при впадении реки Сага-Темир в реку Эмбу, куда потом были перевезены все запасы из Эмбинского, само же оно было взорвано.[19 - Укрепление Ак-Булак при отходе было также взорвано. Иногда, даже в драматических ситуациях, случаются довольно смешные истории. Так вышло на Ак-Булаке. Большая часть верблюжьего транспорта шла в сопровождении одних калмыков. Те, обревизовав поклажу, обнаружили, что значительную часть составляет непонятный для них груз – маленькие кирпичи. Калмыки, недолго думая, груз этот выбросили как ненужный, а верблюдов перевели в резерв, полагая, что этим, сослужили русским хорошую службу. Когда уже на зимовке в новом лагере, русские хватились этих «кирпичиков», то калмыки совершенно искренне им заявили, что они их выбросили, но что в Оренбурге вернут им столько же и нормального размера. «Кирпичики» эти были плитками телячьего бульона, чего калмыкам не сказали, то ли по забывчивости, то ли из-за опасения, что те по пути съедят их сами, отсюда и трагикомический результат.] В новом лагере отряд простоял до половины мая. Лишь дивизион 1го Оренбургского казачьего полка и 5 сотен уральских казаков ушли раньше. Дивизион под начальством полковника Гекке 24 февраля был отправлен на линию, для сбережения зернового фуража и прибыл в Ильинскую станицу 12 марта. Две сотни уральских казаков с султаном Айчуваковым и штабс-капитаном Рехенбергом были отправлены к Каспийскому морю, для сбора верблюдов и наказания киргизских родов, ограбивших и сжёгших русские суда с провиантом и захвативших в плен корнета Аитова. Чуть позже к ним присоединились оставшиеся 3 уральские сотни с двумя 3х фунтовыми единорогами, под начальством полковника Бизянова, который и взял на себя общее командование.
Бизянов преследовал откочевавшие киргизские роды до песков Сам на Устюрте, на обратном пути разорили адаевские кочевья у устья Эмбы и отобрали у них несколько сот верблюдов (у Захарьина 850), которых Айчуваков в конце марта и привёл в русский лагерь. Сам же полковник Бизянов поиск свой продолжил и вернулся в Калмыковскую станицу 12 мая.
Генерал-адъютант Перовский оставался в лагере до 1 апреля, пока не обеспечил отряд перевозочными средствами и продовольствием. Затем он в сопровождении сильно больного генерала Молоствова и всех больных офицеров и юнкеров, выехал в Оренбург, куда и прибыл 14 апреля. Основные войска оставались в лагере, покинули его только 18 мая, а в Оренбург пришли 8 июня. Поход закончился. (19,с.580–582; 32,с.162–163).
г) Причины неудачи и итоги похода
Основной причиной затеянного предприятия являлось полное, или почти полное незнание края, его климатических и природных условий (речь идёт не о прилегающих к Оренбургу степях, а гораздо дальше, к востоку и Устюрту), игнорирование опыта степных кочёвок киргизских родов и того, даже небольшого опыта, который был у русских. В результате совещания 12 марта 1839г. было принято решение о проведении осенне-зимней экспедиции, что явилось решением роковым и обрекло экспедицию на неудачу. К этому, в организационный период, добавился ещё ряд более мелких просчётов, которые в сумме своей, так же сыграли свою роль и ускорили неудачный исход. Ну, например, это нелучший выбор промежуточных пунктов, плохая экипировка пехоты, плохая конструкция передвижных лазаретов, в которых больные в большинстве случаев умирали, а не выздоравливали, взятие в поход много ненужного, и наоборот, отсутствие необходимого, плохой подбор начальствующих кадров, Циалковского, например и т.д. Всё это являлось результатом полного отсутствия опыта дальних степных походов, особенно в отношении пехоты, да ещё в таком количестве, так что результат экспедиции был закономерен и, слава Богу, что генерал Перовский в нужный момент принял нужное решение и вовремя начал отступление. Дальнейшее движение вперёд было чревато неминуемой трагедией и такое наверняка бы случилось, сумей Циалковский довести свои интриги до конца и принять начальство над отрядом.[20 - Циалковского сильно подозревали в отравлении генерала Молоствова, который внезапно, без видимых на то причин, тяжело заболел непонятной болезнью, после чаепития в палатке у Циалковского. После этого Циалковский делал неоднократные попытки заполучить к себе на чашку чая и Перовского, но тот все его приглашения отвергал.] Кроме этих конкретных причин, приведших к неудачному исходу, были ещё причины и политического характера. Макшеев писал: «Предприятие Перовского в политическом отношении не могло иметь успеха, потому что не было подготовлено предшествовавшею нашей деятельностью на Оренбургской окраине. Занимая в течение столетия пассивное положение на линии, мы не обеспечили её от набегов своих же подданных киргиз, не приобрели непосредственной власти и силы в киргизской степи и не оградили её от влияния ближайшего из Туркестанских независимых владений, ханства Хивинского. Что бы оспаривать это влияние, необходимо было предварительно самим утвердиться в степи, но генерал Перовский думал иначе и полагал возможным начать дело с конца». (32,с.148).
На экспедицию, как уже в начале этой части главы писалось, было отпущено 1,698 млн. рублей ассигнациями и ещё 12 тысяч червонцами, израсходовал Перовский, или как сейчас говорят «освоил», только полмиллиона. [21 - Сведения о финансировании того или иного военного предприятия в русской литературе всегда самые противоречивые. Причём разница в цифрах просто огромна. Были приведены данные Захарьина, Лобысевич же пишет о 6,5 млн. ассигнациями! (29,с.588).]
Говорят, на ошибках учатся. Однако Перовский, несмотря на неудачу именно из-за выбранного время года, тем не менее, второй поход на Хиву, планировал тоже на зиму. Он предлагал снарядить для этого 19 тысяч войска, куда бы входили и гарнизоны для промежуточных укреплений, 15 тысяч лошадей, 6 тысяч волов, 17 тысяч верблюдов, около 150 тысяч четвертей продовольствия, 15 тысяч вёдер вина (имеется в виду хлебное вино, т.е. водка) и пр. И всё это затеять опять зимой. Какими, интересно, соображениями он руководствовался? Мало что ли ему было одной зимы? Или он рассчитывал, что такие зимы как зима 1839–1840гг. случаются раз в 100 лет? Непонятно. Но к счастью поход этот утверждён не был, Перовский от губернаторства в Оренбурге был освобождён и для поправки здоровья отпущен за границу. (32,с.163–164).
Ну, а теперь об итогах всего этого предприятия. Сначала о потерях русских войск. В результате боевых столкновений с хивинцами потери в войсках были минимальны, убитых 5 и 13 раненных, все нижние чины. А вот потери от холода и болезней были огромны, причём, как и всегда, у разных авторов они приводятся в разных числах. Начнём по порядку.
Абаза общие потери русских войск не называет, пишет только, что из 5 тысяч русских солдат осталось менее 4 тысяч (а сколько?), из них 600 больных. Потери в верблюжьем транспорте у него оцениваются в 10,5 тысяч. Из 12 тысяч верблюдов, пишет он, осталось полторы тысячи. (1,с.39).
Захарьин приводит потери просто фантастические. За поход умерло 11 офицеров и более 3 тысяч нижних чинов! Наверное, это результат его опроса живых участников похода, которым к моменту этого опроса было лет 70–80. (19, с.579).
Лобысевич цифры потерь не приводит, сообщает только, что на линию возвратилась только треть войск. Таким образом, общие потери по Лобысевичу – убитых, раненых, больных и обмороженных составили так же более 3 тысяч. Верблюдов из 10 тысяч вернулось не более тысячи. (29,с.588).
Наиболее реальные цифры потерь, конечно же, у Макшеева. Он пишет: «…Среди людей, болезнь и смертность, особенно в гарнизонах, развилась до громадных размеров. В основном была цинга и горячка, в весеннее время они даже усилились и не прекращались с прибытием на линию. Всего во время похода умерло, не считая 199 башкир в транспортах, собственно в отряде – 8 чиновников и 1054 нижних чина, или 18%. Более всего пострадали гарнизоны укреплений и пехота, менее всего – уральские казаки. (32,с.163).
Несмотря на неудачу, поход продемонстрировал необыкновенную стойкость русского солдата, его выносливость в небывалых ещё условиях зимнего похода по пустыне. Все офицеры получили за поход или ордена, или следующий чин и, внезачёт, по годовому окладу. Нижние чины выборочно были награждены знаком Военного ордена (т.е. георгиевским крестом) и всем выдано денежное вознаграждение. Юнкера и унтер-офицеры топографы были произведены в прапорщики.
Долгое пребывание войск в Новоэмбинском укреплённом лагере имело вид подготовки ко второму походу, и это вынудило Аллакуллихана пойти на уступки. Он издал фирман, в котором запрещал всем своим подданным грабить и полонить русских, освободил и отправил на родину всех русских пленных, дав каждому в дорогу по одному золотому (4 рубля), мешку муки и по верблюду на двух человек. Правда, шёл разговор, что всю эту акцию провели англичане, они, опасаясь вторичного и более успешного русского нашествия, заставили хана сделать это, даже вроде сами выкупили у него пленных. Может быть. Шла 1я англо-афганская война и англичанам, конечно же, было выгодно, что бы русские находились как можно дальше от Средней Азии.
Всего в Оренбург прибыли корнет Аитов и 416 бывших пленников. (1,с.41–42; 19,с.585; 32,с.164).
С этой стороны кажется, что вроде экспедиция и была неудачной, но какой-то положительный, реальный итог, всё же имела. Пленники возвратились на родину, это главное. Однако не надо забывать, что в Оренбурге находилось столько же, даже чуть больше, арестованных хивинских купцов. По сути дела, произошёл размен, который при умелом ведении дел мог произойти и без похода, без миллионных затрат и многочисленных жертв.
Единственным положительным итогом этого предприятия было то, что власти в центре и в Оренбурге поняли, что проводимая ими политика по отношению к киргизским степям не эффективна и губительна для обеих сторон, что не обеспеча себе власть и авторитет в степях, о покорениях среднеазиатских ханств нечего и думать, что решать проблему надо начинать не с конца, как это попытался сделать Перовский, а самого начала, последовательно и безостановочно. Начинался новый период в русско-среднеазиатских отношениях, который подготовил прочный тыл и создал надёжные плацдармы для решительного и быстрого наступления вглубь Азии.
Итак, второй поход русских регулярных войск в Среднюю Азию кончился хоть и не катастрофически как первый, но всё-таки полной неудачей. Однако, прежде чем продолжать дальнейшую хронику событий, считаем следует вернуться немного назад и остановиться на одном, всеми забытом событии.
д) Экскурс в историю
В общем-то, поход Перовского в 1839–1840гг., если быть точным по счёту, был не вторым, а третьим. Второй же поход, до конца не доведённый, вернее прерванный почти с самого его начала, был поход донских казаков на Индию. Планировался поход по маршруту Астрахань-Каспийское море-Астрабад-Персия-Афганистан-Индия. Средняя Азия из этого маршрута исключалась, следовательно, исключались пески, высокогорные плато, враждебные отношения среднеазиатских правительств. Т.е. Среднюю Азию движение казаков обходило стороной. Но это, конечно, не означает, что угроза со стороны ханств при этом исчезала.
Речь идёт о пресловутом и всеми ныне забытом походе казаков атамана Платова в 1801г. Он напрямую был связан с резкими переменами русского внешнеполитического курса и личными амбициями императора Павла. После занятия Мальты англичанами, двусмысленного поведения австрийцев по отношению к русским войскам в Швейцарии и, в то же время демонстративно дружественных заигрываний, тогда ещё генерала, Бонапарта к России, Павел единолично и в одночасье изменил курс русской политики, отозвал Суворова из Италии, и, не дожидаясь официального заключения франко-русского союза, решил совершить то, о чём Бонапарт, и мечтать не смел, а именно ударить по Англии в самое её сердце, в Индию. Как Павел Петрович пришёл к такому решению – неясно. Подсказал ли кто, либо он интуитивно додумался до этого, остаётся только гадать. Однако решение было правильным и смертельно опасным для англичан, недавно только с помощью флота ликвидировавших попытку французов прорваться на Восток. В персидские и афганские же степи и горы, адмирал Нельсон свои фрегаты ввести не мог, а русские при желании и при тщательной подготовке, могли в Индию с севера или запада и вторгнуться.
Платов был в опале, причём не просто в опале, а сидел в Петропавловской крепости. Вдруг, чуть ли не среди ночи, за ним приходит сам комендант, и его везут к Павлу в Михайловский замок. Вводят к императору. Тот, ничего не объясняя, сразу, как говорится «в лоб», задаёт вопрос, знает ли тот дорогу в Индию? Платов ответил утвердительно, а кому охота в крепость возвращаться? Павел тут же приказал ему ехать на Дон, собрать тысяч 10 казаков с артиллерией и идти, не мешкая на Индию. Машина была запущена и завертелась. Ни о какой тщательной подготовки и речи не было, но факт начала экспедиции был налицо. Это настолько поразило англичан, что они предприняли буквально нечеловеческие усилия, чтобы устранить автора этой идеи, полностью субсидировали заговор против императора, который и совершился в марте 1801г. Павел был убит, франко-русский союз не состоялся, казачьи полки Платова были в районе Астрахани остановлены и возвращены на Дон.
