Эдуард Дипнер "Инженеры"

Что такое быть инженером? В наше время акто властители умов для "юноши, обдумывающего житьё, решающего, делать жизрь с кого" ?(по Маяковскому) Конечно, менеджеры, банкиры, политики, на худой конец, прграммисты. Белые воротнички в светлых офисах. И где-то на заднем дворе – инженеры, бегающие по цехам в грохоте машин, месящие грязь на стройплощадках. Плтускнело, ушлоьгна задний план звание инженера. А ведь были же: Инженер Эйфель Инженер Эдиссон Инженер Шухов Инженер Королев. Может быть, потому, что быть инженером – трудно и ответственно? Потому что настоящий инженер – это поиск, прокладывание путей в неизведанное?

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 23.04.2024

Инженеры
Эдуард Дипнер

Что такое быть инженером? В наше время акто властители умов для "юноши, обдумывающего житьё, решающего, делать жизрь с кого" ?(по Маяковскому) Конечно, менеджеры, банкиры, политики, на худой конец, прграммисты. Белые воротнички в светлых офисах. И где-то на заднем дворе – инженеры, бегающие по цехам в грохоте машин, месящие грязь на стройплощадках. Плтускнело, ушлоьгна задний план звание инженера. А ведь были же: Инженер Эйфель Инженер Эдиссон Инженер Шухов Инженер Королев. Может быть, потому, что быть инженером – трудно и ответственно? Потому что настоящий инженер – это поиск, прокладывание путей в неизведанное?

Эдуард Дипнер

Инженеры




Ингениуры – … которые люди острый смысл имеют… в ремеслах же особливо к механике и всяким хитрым вымыслам…

Василий Татищев

Ingeniare (лат.) – творить, созидать.

ВМЕСТО ПРЕЛИСЛОВИЯ

Что такое быть инженером? Вы помните советский персонаж Аркадия Райкина – «дырэктор магазын», который сравнивал себя с «простым инженером»? Да никакого сравнения! А в наше время кто властители умов для юноши, обдумывающего житьё, решающего, делать жизнь с кого (по Маяковскому)? Конечно, менеджеры, банкиры, политики, на худой конец программисты. Белые воротнички в светлых офисах. И где-то на заднем дворе – инженеры, бегающие по цехам в грохоте машин, месящие грязь на стройплощадках. Потускнело, ушло на задний план звание инженера. А ведь были же…

Инженер Эйфель,

Инженер Эдисон,

Инженер Шухов,

Инженер Королев…

Может быть, потому что быть Инженером – трудно и ответственно? Потому что настоящий инженер – это поиск, это прокладывание новых путей, дорог в неизведанное, это руководство рабочими – людьми, ничего не принимающими на веру. Попробуй убедить в своей правоте рабочего, добрый десяток лет простоявшего у станка или у сборочной плиты.

Впервые инженерное звание и инженерная школа были введены на Руси, ну конечно, батюшкой Петром Алексеевичем – Школа математических и навигационных наук. С тех пор среди безбрежья немецких, французских, швейцарских имен полуграмотных авантюристов, заброшенных в Россию из разных углов Европы на ловлю счастья и чинов, появляются русские имена.

Инженерный корпус стоял особняком в России. Выходцы из низов, пробившиеся своим умом сквозь тернии российской технической школы, не смешивались ни с чиновничеством, ни с купечеством, ни с темной рабочей массой. Российские толстосумы-промышленники – Строгановы, Демидовы, Морозовы, Рябушинские, Путиловы, Бахрушины – понимали, что успех и благополучие их заводов держатся на инженерных плечах, и платили инженерам впятеро, вшестеро больше, чем другим. Привилегированные, непонятные в своих высоких технических умствованиях, инженеры строили железные дороги и мосты, рудники и доменные печи и высоко несли звание русского интеллигента-инженера.

Но грянула революция, и прекраснодушная русская интеллигенция, решившая, что настало время служить трудовому народу и идеалам справедливости, разом оказалась в лагере врагов рабочего класса, в лагере врагов народа. Сколько их, честных советских инженеров, было обвинено во вредительстве, в пособничестве буржуазной идеологии и сложило головы в сталинских лагерях!

Но ведь строились же Днепрогэсы и Магнитки, космодромы и атомные электростанции! Их строили советские инженеры с логарифмическими линейками в карманах спецовок.

Наше время – время стремительных перемен. Компьютеры заменили чертежные доски с рейсшинами и кульманами. Компьютерная техника отправила на свалку истории арифмометры и логарифмические линейки. Футурологи и молодые самонадеянные программисты утверждают, что уже скоро искусственный интеллект отменит сословие инженеров и будет сам решать все технические задачи человечества. Я не верю в эти пророчества. Может быть, потому что я оптимист и романтик, потому что я свято верю в инженерный гений человека, ищущего новые пути, стремящегося в неизведанные дали.

1

Сергей сегодня опять разругался с женой. Эти ссоры-размолвки стали повторяться всё чаще с тех пор, как они поселились в своем новом деревенском доме. Сергей понимал, что его Света была истинной, до мозга костей женщиной, а женщины не могут жить без скандалов. Он читал в одной умной книжке, что женщины устроены как-то особенно, что они живут не разумом и логикой, а эмоциями, эти эмоции скапливаются там у них в левом полушарии, которым они, в отличие от мужчин, думают, и этим эмоциям нужен периодический выход. Разрядиться им нужно. А мишень для разрядки – вот она, рядом, не нужно далеко ходить. Почему-то они не могут жить как люди – спокойной, бесконфликтной жизнью.

Это происходило с первых лет их совместной жизни. На ровном месте, без всякого повода Света вдруг менялась в лице, становилась чужой, враждебной и начинала метать несправедливые, ранящие стрелы-слова, стараясь побольнее ужалить. «За что?» – недоумевал Сергей. Он не ввязывался в бесполезную перебранку, молча одевался и уходил, бродил вокруг дома в темноте, смотрел на освещенные окна. Там, за этими окнами, шла жизнь, люди улыбались друг другу, смеялись, шутили. Почему же он обречен бежать из своего дома, топтаться в одиночестве, неприкаянно и несправедливо? Он смотрел на часы.

Всего-то сорок минут прошло, нужно потерпеть хотя бы еще столь ко же, чтобы Света остыла. Ну вот, уже прошло полтора часа, можно возвращаться. Он медленно и тяжело поднимался на третий этаж, открывал дверь и по атмосфере в квартире ощущал, что гроза уже пронеслась. Дети сидели в своей комнате за закрытой дверью, а Светлана напряженно молча уткнулась в книгу. Сергей проходил на кухню, гремел там посудой, чтобы убить время, потом командовал детям укладываться спать – завтра в школу! Они не перечили, тихонько шебуршали, разбирая свои постели. Сергей тоже отправлялся в спальню – завтра рано на работу, раздевался и ложился, прислушиваясь к гнетущей тишине. Вот послышались Светины легкие шаги, скрипнула дверь ванной, нестерпимо долго плескалась там вода, вот снова ее шаги, она раздевается намеренно долго, садится на кровать… и они бросаются в объятья друг другу, как истосковавшиеся любовники. Размолвки обостряли чувства, и они потом долго не могли насытиться своей любовью. Тихое, безоблачное счастье длилось несколько недель, а потом снова возникал приступ черной немочи.

Сергей сначала думал, что эти приступы из-за болезни. Света долгое время проработала в лаборатории химзавода, нахваталась там всякой гадости и всерьез заболела. Завод пришлось оставить, и теперь Сергей вытаскивал жену из пропасти, в которую ее завела болезнь. Свежим воздухом, здоровой пищей. Своей любовью. Света выздоравливала медленно, шаг за шагом. Исчезли горечь во рту и боли в желудке, она понемножку прибавляла в весе, из исхудалой щепки превращалась в цветущую молодую женщину. Но приступы черной немочи, как про себя называл это Сергей, не прекратились. Они лишь стали реже. Но глубже. Теперь Свете для выхода из черноты не хватало двух-трех часов, и раз в два месяца Сергей ночевал, скорчившись на заднем сиденье своей «шестерки» в гараже.

Это из-за напряженной работы, думал он. Жена работала теперь начальником центральной лаборатории на соседнем заводе. Там у нее не всё ладилось, приходилось работать допоздна, иной раз и в выходные дни.

Они всегда работали на разных заводах. Словно их взаимная непохожесть во всем: в характерах, в образе мышления, во внешности – искала выход в других, разных источниках. Вот уже почти тридцать лет совместной жизни, но до сих пор жена оставалась загадкой для Сергея, он никогда не мог предугадать ее поступков. Словно две личности, два начала жили в ней. Как-то всё непонятно происходило в ее душе.

В сентябре у них планировался отпуск, и Сергей предлагал слетать в Испанию. Казалось бы, чего желать лучшего. Он уже разведал отличный отель на берегу Средиземного моря. Пальмы и золотистый пляж в Андалузии, можно взять напрокат машину и объехать Испанию, увидеть Барселону и Севилью. А Светлана терзалась сомнениями: там всё незнакомое, непривычное. Оказаться в чужой стране, где все говорят на непонятном языке… Ничего страшного, успокаивал ее Сергей, он уже бывал в Испании, знает немного испанский язык, он всё устроит в лучшем виде… И Света неохотно согласилась. Две недели они строили планы, обсуждали подробности. Настал день, когда нужно было покупать билеты, и в этот самый день у Светланы вдруг испортилось настроение: она не хочет в Испанию, что она там не видела, лучше полетим в Турцию… И всё начинается сначала.

А может быть, это был комплекс бывшей первой красавицы и комплекс всей ее предыдущей изломанной жизни?

Она действительно была первой красавицей в своем родном городке. Черные, слегка раскосые глаза, как на иконе греческого письма. И отличницей. Мама Клавдия Петровна была завучем в средней школе, строгим и бескомпромиссным, секретарем школьного партийного бюро, да еще вела химию в старших классах. Попробуй не быть первой ученицей! А училась Света на пятерки ради папы. Папа Сергей Адрианович был скромным бухгалтером на местном заводе. И болел сердцем. Вернулся больным с войны. Фронтовики не любят рассказывать о пережитом. В этой бесконечно долгой войне были сырые, стылые окопы, негде согреться, холод и голод в солдатской шинелишке, подбитой ветром. Лежал он в госпитале с ревматизмом, полгода не дослужил до конца войны, был комиссован.

Свете было бесконечно жаль папу долгими вечерами, когда он считал минуты и постоянно выглядывал в окно. А Клавы всё не было. Наверное, опять совещание с педагогами или партийное бюро. А может быть, ее опять задержал директор школы Муханов. Сергей Адрианович знал, что директор неровно дышит в сторону Клавы, он гнал от себя ревнивые мысли, но слабое сердце прихватывало, и Света бросалась к столу, где лежали папины таблетки, несла ему стакан воды. В эти минуты она ненавидела свою мать. Ну за что она подвергала страданиям такого ранимого, такого любимого папу? Папа смотрел на нее печальными глазами в глубоко запавших глазницах.

– Ну все, доченька, мне полегчало. Ты не огорчайся. Ты только учись получше. В этом году окончишь школу с медалью, и вместе поедем поступать в университет.

Светлана окончила десятый класс, конечно, с медалью, только поехала она в столицу одна, без папы, у него опять прихватило сердце, положили в местную больницу. Поступила на химический факультет без экзаменов и была на своем курсе звездой – первой красавицей и первой студенткой. Не было отбоя от ухажеров.

А потом в жизни Светланы случился обвал. Внезапно умер папа.

Шел с работы, почувствовал себя плохо, присел на лавочку у дома, да так и остался там. А меньше чем через год умерла мама. У энергич ной, здоровой, красивой, еще молодой женщины после смерти мужа вдруг пропала опора в ее суматошной жизни и вместе с ней – желание жить. За полгода она исхудала до невесомости, пожелтела, и врачи местной больницы сбились с ног, пытаясь понять, что происходит с Клавдией Петровной. Она угасла, как свечка, без жалоб и стонов.

Светлана долго стояла в отупении у холмика рыжей глины с двумя родными именами на кресте и пыталась понять, что и почему случилось в ее жизни. Совсем недавно всё было ясно и четко: она оканчивает университет, потом здесь, в столице, устраивает папу в лучшую кардиоклинику – сейчас врачи научились делать чудеса, и они, конечно, вылечат папу. Саму Свету как лучшего выпускника принимают научным работником в исследовательский институт, она работает в светлой лаборатории с чудесными, сложными приборами, делает открытие в химической науке. Как Менделеев или как Зинин. Дальше всё было в тумане, но в ярком, блистающем тумане. И вот – страшный удар обрушился на ее голову. Она осталась одна в этом жестоком, несправедливом мире. Есть, конечно, бабушка Мария, добрая, но бестолковая, неграмотная бабушка, она давно теребит ее за рукав:

– Та пiшлы до дому, Света, слезмi горю не допоможить…

Светлана вернулась в столицу, продолжала ходить на лекции, но что-то надломилось в ней. Временами, сидя в аудитории, она вдруг словно просыпалась от тяжелого сна и не могла понять, что делает в этом огромном зале и зачем она здесь. Оказывается, преподаватель вызывал ее для ответа на какой-то вопрос. Ей понимающе ставили зачеты и отметки. Девочка перенесла такое горе!

Чтобы отбиться от бесчисленных поклонников, и назло им, она неожиданно и скоропостижно выскочила замуж за веселого и случайного парня с соседнего юридического факультета. Родился сын, горластый галчонок Пашка. Как только Пашка немного оперился, Света сплавила его к бабушке Марии – там свежий воздух, да и бабушке теперь есть чем заняться. Свете нужно было оканчивать учебу. Потом был выпуск из университета, конечно, без красного диплома, и распределение в промышленный городок, на химзавод. Случайный муж получил распределение в тот же районный центр. Дома, слава богу, бывал редко, мотался по командировкам, ловил преступников и взяточников на просторах обширного и диковатого сельского района. Дома в однокомнатной квартире была зеленая тоска, и Светлана увлеклась работой.

Завод был послевоенный, вывезенный из Германии по репарации. Вывозили второпях, свалили всё в кучу в поле, огородили колючей проволокой, и три года Ленинградский ГИПРОХим – проектный институт на Неве – разбирался в этом ворохе. Часть технической документации на химические процессы была утеряна, и ленинградцам пришлось доходить до всего своим умом. Завод построили на берегу водохранилища в пятидесятые годы и потом достраивали, исправляли, латали прорехи, но так и не сумели восстановить тонкую немецкую химическую технологию. Не получается у нас, советских людей, работать так, как работают немцы. У них же железная дисциплина и порядок, точность и в дозировке, и в температуре реакции.

Стимулятором и катализатором реакции главного производственного процесса на заводе была ртуть, это знали ленинградские химики, но сколько ни бились они в своей лаборатории и в лаборатории завода, нужного качества полимера добиться не сумели. Ленинградцы уехали, и за дело взялись заводские умельцы. Группа товарищей, конечно, во главе с тогдашним главным инженером завода, подали рационализаторское предложение. Оказывается, если ртути добавить побольше, процесс идет быстрее, и готовой продукции на выходе получается больше. А это значит перевыполнение плана! Правда, качество получается еще немного хуже, полимер разлагается в течение двух-трех лет. Но кто в нашей великой стране обращает внимание на такие мелочи? Главное, завод вышел в передовики по выполнению плана. А то, что полимер не укладывался в требования ГОСТа, – эта проблема решилась легко. С одобрения Министерства вышли и были утверждены временные специальные технические условия.

Не было ничего в нашей великой стране долговечнее, чем временные технические решения.

Николай Леонтьевич Карпин работал главным инженером недавно, третий год, был кандидатом наук, с блеском защитился в Ленинграде. Собирался наладить на заводе порядок в технологиях, но как-то не получалось. Особенно мучила его закавыка: ртуть как катализатор не должна участвовать в реакции, она должна восстанавливаться и использоваться в следующем витке процесса. Но ртуть на заводе куда-то пропадала, и ее нужно было завозить всё больше и больше, потому что передовой завод наращивал производство, устанавливал новые реакторы и получал Переходящие Красные Знамена. Ну и премии заодно. Грызла Николая Леонтьевича совесть инженера. Он, кандидат химических наук, знал отлично, что ртуть ядовита и что его завод загрязняет город, в котором живут люди, не знающие об этом. Пары? и соединения ртути действуют незаметно и невидимо, как хорошо замаскировавшийся диверсант, постепенно разрушая здоровье людей, с ними соприкасающихся. Конечно, загадку исчезающей ртути нужно было разрешить. Но как это сделать? Работники цеховых и заводской лабораторий загружены текучкой, бегают, как савраски, им не до разгадок, да и ему самому некогда: занят по горло совещаниями и беготней по цехам.

Перед ним сидела молодая специалистка, прибывшая из столич ного университета. Красивое, строгое, но чем-то озабоченное лицо.

Явно не вертихвостка. А что, если?

– Светлана, – Николай Леонтьевич заглянул в личное дело, – Сергеевна. Вас характеризуют как вдумчивого инженера, склонного к аналитической работе. А хотите самостоятельной работы? Творческой, под моим личным руководством?

Cогласна ли она? Ну конечно! Самостоятельная творческая работа, да еще под руководством главного инженера! Да она даже не мечтала о таком. Наконец-то на ее долю выпала удача, и она обязательно добьется успеха.

– Ну что же, давайте попробуем. Есть у нас на заводе один нерешенный вопрос. Будете работать в центральной заводской лаборатории, но подчиняться только мне. Отчитываться будете передо мной и только передо мной. Договорились?

То, с чем встретилась Светлана в цехах завода, повергло ее в шок. На кафедре в университете им, студентам, преподавали, что химия – точное и тонкое производство, идеальная чистота, строгое соблюдение всех параметров химических процессов и постоянный лабораторный контроль. Но здесь царили грязь и вонь. Известняк для обжиговых печей, что привозили в железнодорожных вагонах, сваливали прямо на землю, в грязь, и с этой грязью загружали в печи. Из печей вырывался сизый дым, и глаза слезились от этого смрада. Дозаторы реагентных колонн были разболтаны и управлялись лишь опытом рабочих. И везде была ртуть: в емкостях на рабочих местах, на столах цеховых лабораторий… Светлана напросилась на прием к главному инженеру.

– Николай Леонтьевич, так работать нельзя, – с горячностью выпалила она. – Чтобы установить технологическую дисциплину, нужно прежде всего навести элементарный порядок и чистоту на рабочих местах. Так нас учили в университете. Я вот набросала несколько пунктов, взгляните, пожалуйста.

Карпин с интересом посмотрел на молодую женщину. Похоже, он не ошибся в ней.

– Ну что же, Светлана Сергеевна, я принимаю Ваш план действий. Давайте вместе наводить порядок. Во всяком случае, полностью рассчитывайте на мою поддержку.

Для Светланы настала пора, наполненная счастьем. Она делала большое, нужное дело. Она не могла дождаться, когда кончится ночь и настанет утро, чтобы бежать на завод, досадовала, когда неожиданно заканчивался рабочий день и нужно было плестись в пустую квартиру.

А день был наполнен важными делами. Сначала рабочие приняли ее в штыки: прилетела птичка-синичка, чирикает тут, мешает работать, мы, слава богу, не один год работаем, хорошие деньги и премии получаем, завод в почете. Ей что, больше всех надо? Но эта Синицына была упрямой. Она добилась того, что цеховым лабораториям стали выдавать мыло и моющие порошки, она заставляла до блеска отмывать рабочие столы. Всю спецодежду рабочих заменили на новую, чистую. Ремонтники, чертыхаясь, отремонтировали дозаторы и цеховую вентиляцию, лабораториям выдали новые приборы. В цехах стало чище и легче дышать. С территории завода собрали и вывезли на свалку шлам, накопившийся за многие годы.

Ох уж этот шлам! Черный, дурнопахнущий, он не давал Светлане покоя. Шлам образовывался из-за грязи, и, видимо, в этот шлам уходила ртуть. Она докопается до сути, она найдет причину, и тогда исполнится мечта всей жизни. Света рисовала себе картину: молодой специалист, вчерашняя студентка решила проблему, которую не смогли осилить ученые институты. Ну и что из того, что в предыдущей жизни у нее всё шло наперекосяк? Зато теперь ее ждало признание и почет.

В жизни должна быть цель! Светлана чувствовала, что она в шаге от решения большой проблемы. Ртуть связывалась с примесями, образовывала труднорастворимые соединения, вместе со шламами выбрасывалась в озеро. Десятки тонн ртути сейчас лежат на дне озера, но соединения этого коварного элемента нестабильны, они постепенно будут разлагаться… Сотни людей будут отравлены тайным, невидимым врагом. Эта страшная мысль всё чаще посещала Светлану.

Она должна спасти этих ни в чем не повинных людей!

Николай Леонтьевич отвел для Светланы отдельную комнату в лаборатории, и она целыми днями возилась с отобранными образцами шламов, сушила их, травила кислотами и щелочью, прокаливала в печи. Почему-то она стала себя неважно чувствовать. Кружилась голова, подступала тошнота. Наверное, это от переутомления, подумала Светлана, нужно встряхнуться, отдохнуть, развеяться на берегу озера с подругами по работе. Кстати, состоялся выезд на лодках на остров посреди водохранилища, с ночевкой в палатках, вечерний костер с ухой, сваренной в котелке на треножнике. Но почему-то всё раздражало Светлану, веселый трёп у костра казался ей глупым, досаждали комары, от воды тянуло промозглой сыростью, и она куталась в одеяло.

– Светка, что с тобой происходит? – подсела к ней Надя Кремзо. Они вместе учились в университете, вместе получили направление на завод.

– А что со мной происходит?

– А то, что ты ни с кем не общаешься, уединилась в своей лаборатории, никого не замечаешь. Ты давно смотрелась в зеркало? Так вот, посмотрись внимательно, от тебя остались лишь кожа, кости да тени под глазами. Не хочешь общаться со старыми подругами – обратись к врачам. Может быть, они тебе втолкуют, что жизнь не заканчивается лабораторным столом.

Светлана была уже в шаге от решения, от финала, но апатия и усталость всё больше одолевали ее. А может быть, ей в самом деле следует обратиться к врачам?

Врач заводской поликлиники, маленький, одышливый, в золотых очках и золотых кудельках вокруг лысины Исаак Соломонович заставил Свету пройти все анализы – и крови, и мочи, и всего другого, долго рассматривал результаты, долго отдувался…

– Я так и предполагал, моя дорогая. У Вас серьезное и глубокое отравление ртутью. И как Вас угораздило, такую молодую? У нас на заводе это профессиональная болезнь. Рабочие заболевают через десять – пятнадцать лет работы. Хотя какая это профессиональная болезнь? Элементарное нарушение норм санитарии. Я об этом докладывал начальству, да что толку? Соли ртути накапливаются в организме и рано или поздно приводят к необратимым последствиям. Но это уже пожилые люди. А Вы такая молодая… Послушайте меня, старого еврея. Немедленно! – закричал он. – Немедленно убирайтесь с этого отвратительного завода! Свежий воздух, свежие продукты, душевное равновесие – и, может быть, Вам удастся выкарабкаться. Я подам докладную главному инженеру.

И снова – обвал в жизни Светланы, теперь уже окончательный. Всё, о чем она мечтала, чем занималась на заводе, теперь пройдет без нее. Будут написаны статьи в научные журналы, будет очищено озеро от токсичных шламов. Но уже без нее.

Светлана уволилась с завода и уехала в городок к бабушке Марии. Она смирилась с тем, что ртутное отравление неизлечимо. Что ее жизнь идет к концу. Ее постоянно тошнило и мутило. Только бы поднять и выучить Пашку, больше Светлану ничего не интересовало. Она устроилась учительницей старших классов в местной школе, там, где когда-то работала ее мама. Чтобы чем-то заполнить пустоту в душе. Ну, сколько она еще протянет? К врачам Светлана не обращалась. Не могла выносить жалостливых взглядов, в которых читалось: ну вот, по стопам Клавдии Петровны, медицина бессильна…

А муж Светланы пропал бесследно. Доходили слухи, что будто бы он попался на взятках и был осужден. Ну что же, Светлана только вздохнула облегченно.

***

Сергей возник неожиданно. Когда-то давно, в прежней жизни, их пути пересеклись. Случайные встречи в случайных компаниях, чтото необъяснимое магнитом притягивало их друг к другу. Но он был женат, она замужем. Было в них нечто общее: некий кодекс чести и чистоты. Ну, нравятся они друг другу, и только один шаг навстречу… а что потом? Нельзя построить счастье на развалинах старой жизни. Свой крест нужно нести до конца. Потом их пути разошлись, и вот, спустя много лет… как встречаются обломки кораблекрушения, выброшенные на дальний берег случайными ветрами, встретились обломки двух судеб, двух разрушенных семей. Старый друг Сергей, несомненно, жалел ее, больную и слабосильную. Ну да ладно, пожалеет, покрутится и отстанет. Вон он какой здоровый и сильный, поймет скоро, что не дело здорового мужчины возиться с такой дохлятиной, как она.

Но почему-то не отставал. Жизнь у Сергея сложилась, как и у нее, нескладно. Неудачная, по молодости лет, женитьба на совсем чуждой ему женщине. Он бежал от постылой жены, забрав единственную дочь, на Украину, жена преследовала Сергея судами, пыталась отобрать дочь. Он прошел через эти мытарства, вырастил дочь, развелся с женой и почувствовал себя свободным, жаждущим счастья и любви. Вернулся с Украины и работал главным инженером завода в областном центре, в ста километрах от городка. Какие-то добрые знакомые рассказали Сергею грустную историю Светланы, и нахлынули воспоминания. И теплые чувства, которые тогда, много лет назад, он гнал от себя. Он разыскал Светлану, и теперь каждое воскресенье приезжал на стареньком «москвиче» вместе с дочерью, привозил какие-то вкусные вещи. Светлана вдруг поймала себя на мысли, что она ждет очередного воскресенья и старается как-то подобраться, надеть лучшее платье к приезду Сергея. «Этому следует положить конец», – решилась она.

– Серьезный и откровенный разговор, Сережа. Дружба дружбой, и я благодарна тебе за всё внимание, что ты мне уделяешь. Но будущего у нас с тобой нет и быть не может. Я безнадежно больна, ты это знаешь. Я понимаю, в тебе говорит жалость и ты готов взвалить себе на плечи эту благотворительность. Только я на заводе насмотрелась на последствия того, что подхватила. Поверь мне, это жалкое зрелище. Постепенное умирание без всякой надежды.

– Ну вот, – прервал ее Сергей, – ты уже себя похоронила и жить больше не хочешь. А для меня нет на земле других женщин, кроме тебя, и мы с тобой справимся. Главное – это то, чтобы ты захотела жить и быть здоровой.

Главное – это захотеть жить дальше.

Светлане вдруг мучительно захотелось быть здоровой и счастливой, любить и быть любимой. Темный тупик, в который она себя загнала, осветился лучом надежды. Вернувшись из школы, она уже не лежала безвольно, уставившись в потолок, а совершала прогулки, сначала до местного пруда, потом дальше, с каждым днем чуть-чуть дальше. Отвыкшие от движения ноги ныли, но это была приятная усталость.

Двигаться, двигаться, понукала она себя, движение – это жизнь! Появился какой-то аппетит.

Она будет бороться, она вырвется из глубокого омута. Она будет счастливой!

Накануне Нового года с началом зимних каникул в школе Сергей приехал в середине дня.

– Так. У меня мало времени. Час тебе на сборы, и поехали.

– Куда? – удивилась Светлана.

– Ко мне домой. Новый год будем встречать у меня. Поторапливайся, мне еще на завод нужно ехать, закончить последние дела старого года.

И Света, словно ждала, подхватила Пашку, наскоро попрощалась с бабушкой Марией: «Бабушка, ты не волнуйся, всё будет хорошо, я напишу…» – и уже через час сидела в машине.

Заснеженная равнина расстилалась перед глазами Светланы, до рези в глазах искрилась под ярким праздничным солнцем и искрами счастья отзывалась в ней. Она ехала в новую, счастливую жизнь! В городок она приехала лишь к концу каникул – подать заявление об увольнении.

2

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом