Сказки старой Москвы
Игорь Дасиевич Шиповских
Сказки о щедрости и жадности, о коварстве и доброте, о таланте в кулинарии и скромности, о странном оборотне и колдовстве, о ненависти и сыновней любви, о заносчивости и преображении, о милосердии и привязанности, о приличии и ненасытности. А также о дружбе и разладе, о чести и долге, о славе русского оружия и россказнях врагов, о семье и служении Отечеству. А ещё о девичьей красоте и незапятнанной чести, о богатырской силе и счастливой трудовой жизни, о заморской нежите и нелёгкой победе над ней, и конечно о безграничной любви, которая побеждает самые страшные суеверия и предрассудки. А действия этих историй происходят в старой Москве, где возможны всяческие чудеса и волшебные происшествия… Иллюстрация обложки: автор текста – Игорь Шиповских
Игорь Шиповских
Сказки старой Москвы
Сказка о талантливом поварёнке Люсьене и дочке генерала Глашеньке
1
Когда-то давным-давно, а именно в позапрошлом веке в центре нашей достославной столицы на небольшой улочке рядом с Трубной площадью располагался один скромный и, в общем-то, заурядный кабачок управляемый старым немцем Гансом Крюгером.
Впрочем, некоторые краеведы и старожилы утверждают, что он ещё и сейчас там где-то прячется в хитросплетениях улочек и переулков. Однако речь ныне пойдёт не о современности, это мы оставим нашим потомком, а разговор теперь состоится о тех далёких годах, когда имя и слава того кабачка не сходила с уст всех местных гурманов и отъявленных чревоугодников тогдашнего общества.
Хоть и был тот кабачок обыкновенного вида и не отличался своим убранством от прочего множества подобных заведений, всё же своя индивидуальная изюминка в нём была. Недаром же его так обожали кутилы и жуиры всех мастей. А виной этому являлось некое необыкновенно-изысканное блюдо, кое так замечательно приготавливал совсем ещё молодой, едва набравшийся опыта, однако несказанно талантливый поварёнок, не то французского, не то бельгийского происхождения. А звали сего юного отрока Люсьен, и обладал он незамысловатой нормандской фамилией Оливье.
Правда, откуда именно он взялся в наших краях, и как прибыл сюда, мало кто знал и предполагал. Для всех главным было, что он невероятно вкусно готовил. Хотя иные злые языки поговаривали, что родом он из зажиточной семьи кулинаров с юга Прованса. А бабка торговка с Сухаревки слёзно заверяла, что точно знает, кто он и как к нам попал.
– Да чтоб вы знали,… его старшие братья, хотели его касатика извести,… он им мешал родительское состояние делить! Однако бедолага прознал про их худые замыслы, да с первым же заграничным обозом в Россию-то и сбежал. Здесь-то его достать, у них руки коротки… – вот такую байку измыслила старая торговка. Но как бы там ни было, малыш Люсьен, попав в первопрестольную, поначалу долго мыкался по углам и искал себе применение. Это уже намного позже немец Ганс заприметил его огольца у себя на заднем дворе. Пожалел, да взял на время овощи с фруктами чистить. Вот тут-то и проявился поварской талант Люсьена, как-никак выходец из рода кулинаров.
Для первого раза приготовил он Гансу забористую похлёбку из простой крапивы, сушёных грибов да свекольной ботвы. Правда, он её ещё слегка приправил каким-то своим, лично им выдуманным пряным соусом. Ганс попробовал его варево, и вот тут-то всё сразу началось, завертелось, понеслось. Похлёбка оказалась настолько вкусна, что Ганс немедля упросил Люсьена встать у плиты и готовить теперь уже всем гостям кабачка.
– Ну, братец ты и горазд,… я такого кушанья отродясь не пробовал!… Да у тебя большое будущее в этом деле!… Быть тебе кулинаром всея Руси!… – весело прихлопнув Люсьена по плечу, похвалил его Ганс и предоставил ему полную свободу действий. С первых же блюд вся смелая кулинарная фантазия Люсьена выплеснулась наружу. Чего он только не изобретал своим пытливым умом. И рябчиков запеченных в дыне с омарами делал, и осетрину с севрюжкой, копчёную в апельсиновом соусе подавал. И даже арбузы с хренком солил, да как закуску к запотевшей сорокоградусной рекомендовал.
А что он с телятиной да лосятиной вытворял, так это все гурманы только диву давались, чуть языки себе не пообъедали. И в вине-то сладко-кислом из Бордо мариновал, и в бланманже-то с сахарином обваливал. А затем на вертеле коптил, томил, и обжаривал. Да так всё искусно, что гости потом, чуть ли не с руками отрывали, и изрядной добавки просили. А уж, какие соуса готовил, так такие в самом Париже до сих пор делать не научились. В общем, с появлением Люсьена, кабачок старого Ганса из простого заурядного заведения стал превращаться в уважаемую всеми гурманами ресторацию. Однако Ганс тоже в долгу не остался, не поскупился, взял да и выделил Люсьену на первом этаже рядом с кухней небольшую, но опрятную комнатушку с отдельным выходом на улицу. А по тем временам это было очень даже достойное жильё.
Так у Люсьена появился свой угол. Можно сказать, он теперь был полностью счастлив. Сейчас он мог творить, что хотел и как хотел. Весь кабачок был в его распоряжении. А слава о его кулинарном мастерстве всё больше набирала силу и только крепла. Так что вскоре в кабачок потянулись знатные чревоугодники из высшего общества. Местным гурманам и обжорам пришлось потесниться. Ну а как же иначе, ведь те знатные господа все такие ухоженные, чистенькие, да ещё и обрызганные разными заграничными духами с благовоньями. А тут на тебе, какие-то приказчики да мещане рядом за столами сидят. Вот и устроил Ганс для важных гостей отдельные кабинеты.
И теперь весь кабачок с приездом знатных господ заполнялся изысканным духом высшей знати. Но уж только этот дух надолго в атмосфере кабачка не задерживался. Он просто не шёл ни в какое сравнение с теми ароматами, что исходили с кухни, где творил Люсьен. Все эти заграничные благоухания сразу же меркли и растворялись в чарующих ароматах севрюжины томлённой в соусе «ля бурж» или же таяли в тонких нюансах вальдшнепов приготовленных с подливкой из груздей заправленной шафрановым маслом. Гости моментально попадали под влияние всего этого букета специй и пряностей, и буквально теряли самообладание. Иные мгновенно исходили слюной ещё даже не успев снять шляпы и поставить трость в угол. А что уж говорить о женщинах.
Некоторые дамам из числа пришедших с господами не выдерживали такого изобилия пикантных запахов и прямо-таки падали в обморок. И лишь резкий дух лимонного уксуса поднесённого к носу мог привести их в чувства. Другим же мадам, любительницам изысканных яств, приходилось снимать корсеты, иначе они наедались так, что лопалась шнуровка, и никакая сдержанность в еде не помогала. Вот такие забавные чудеса творились в кабачке немца Ганса. И это всего спустя полгода как там обосновался Люсьен. Его заслуга в популярности заведения была более чем очевидна. И всё бы, наверное, так и продолжалось, и вполне возможно, что слава кабачка дошла бы даже и до Европы, но вот же-шь незадача, не всё в нашей жизни бывает так просто, как мы на это рассчитываем.
2
Случилось так, что о выдающемся таланте юного поварёнка из заштатного кабачка узнали аж во дворце самого генерал-губернатора. А там, как известно, подобных выскочек не жалуют. И это не потому, что так хочется самому генерал-губернатору, нет, просто уж так у нас заведено. Любят наши власти, чтоб всё было ровно, приглажено, и никакого выдающегося вольнодумства. Всё должно делаться только по команде, все обязаны ходить лишь по струнке, пострижены под одну гребёнку, и никак иначе. Впрочем, такая практика наблюдалась всегда, во все времена. Однако именно в тот период она проявилась особенно жёстко.
И тому была веская причина. А выражалась она в том, что завёлся в генерал-губернаторском дворце один очень дерзкий и изворотливый человек. Притом он взял такую власть над генерал-губернатором, что и самому государь императору не удавалось. Как хочет, так и вертит им. Но делает это хитрец, исподтишка, ненавязчиво, словно ему и не надо ничего. Говорит генерал-губернатору, тихо так, скромно, с преданной улыбкой.
– Мне ваше превосходительство сегодня карета понадобиться,… хочу с инспекцией проехаться,… проверить кое-чего,… как бы какой крамолы не случилось… – лукаво так, почти небрежно намекает генералу. Ну, тот ему сразу карету и даёт. Да непростую, а свою генерал-губернаторскую, с гербом и вензелями. А человек тот преспокойно садиться в карету и едет себе по городу по своим личным делам. Ни стыда, ни совести. А все кто ему навстречу попадаются, кланяются, привечают его. Ведь карета-то властного лица, вот люди и думают, что в ней сам генерал-губернатор сидит, а на поверку-то оказывается там всего-навсего его повар едет. Да-да, самый что ни на есть обыкновенный домашний кулинар.
Впрочем, в этом нет ничего удивительного, ведь у нас порой хорошие повара ценятся превыше иных премьер-министров. Вот и генерал-губернатор, хоть горд и своенравен был, но всё же не смог устоять перед магией кулинарных изысков приготовляемых этим поваром. А всё потому, что наш генерал был большим любителем поесть, чревоугодником каких свет ещё не видывал. Однако надо отдать должное и самому повару, готовил он очень даже превосходно. Блюда его всегда были приправлены особенными соусами и специями, а оттого имели необычайно восхитительный вкус. Ну, это и понятно, ведь повар тот, был непростой человек, а колдовских кровей индивид, да ещё и не из наших краёв.
Прибыл он к нам аж из самой Англии, из лесного Уэльса. А звали этого хитреца, как ни странно Йорк, что означает родом из Йорка, но никак не из Уэльса. Однако странности на этом не кончались. У себя дома, в Англии, он не смог найти применение своим колдовским чарам, ведь там почитай в каждой деревне свой мерлин или друид имеется. Там его быстро раскусили, кто он такой и что за фрукт. Жить честно не хочет, всё к власти рвётся, да чужим добром завладеть норовит. Вот его хитреца-злодея и изгнали из родных мест.
Кинулся он было в Европу. Походил там, побродил, и даже вроде какое-то хозяйство завёл, но и там он не прижился. Бросил всё, и перебрался в Россию. А у нас-то, как известно всякую иностранщину ох как любят. Вот он сразу и пристроился на генерал-губернаторской кухне. Благо всяких кулинарных рецептов знал и ведал он превеликое множество. Колдун ведь. И начал он тут же своё хитрое злодейство творить. Задумал он всю власть в Москве под себя подмять. Решил через кулинарные изыски всё градоначальство себе подчинить. И первым же на его удочку попался аж сам генерал-губернатор. Едва он отведал новые блюда заграничного повара, как моментально к ним пристрастился, и других ему уже на дух не надо.
– Ты голубчик теперь у меня навсегда останешься,… только мне и моему окружению готовить будешь, и никому более… – призвав к себе Йорка в кабинет, объявил ему генерал.
– Рад стараться, ваше превосходительство!… Всё для вас сделаю, всё выполню!… – с подобострастной улыбкой отвечает ему Йорк, а сам про себя подумал, – ага, как же, жди,… буду я для тебя делать! Это ты теперь для меня стараться будешь,… угождать да ублажать меня станешь, чтоб я тебе свои кушанья готовил… – втихую поухмылялся он, да быстро откланявшись, удалился опять к себе на кухню.
3
Так с того памятного разговора и началась его служба во дворце генерал-губернатора. И затеялся он сразу сети зла плести, да для себя место во власти расчищать. А всех кто на него косо смотрел или недобро о нём отзывался, изводить да чернить принялся. Кого компрометировал, кого с места выживал. А кому, кто понастырней был, хитрые подставы чинил да нагло зельем травил. Так те бедняги потом ещё долго в себя прийти не могли, а некоторые и вовсе калеками остались. Но все его коварства были не напрасны, пришло время, и набрал он столько власти, что мог чуть ли не единолично Москвой управлять. И никто ему мешать не смей. Всех кто перечил, Йорк повыгонял, поупразднял. А сам возле генерал-губернаторского кресла, так и вьётся, так и трётся. Да над городом надзор ведёт.
– Кто Москвой управляет, тот будущее всей России решает!… Так-то, олухи! – не раз говаривал он своим прихлебателям, а ведь были и такие. И в его помыслах уже появились дерзновенные планы, как бы ему самого государь-императора под себя подмять. Вкусной снедью прикормить да подле себя на трон усадить. Однако царь-батюшка далеко, в Санкт-Петербурге проживает, а недруги и конкуренты Йорка здесь рядом, прямо у него под носом процветают. И не где-нибудь во дворцах да в хоромах, нет, тех-то он давно уже повывел, а вот те, что на улицах, площадях, и базарных ярмарках обитают. Простые торговцы едой.
И будь, то продавец дешёвых пирожков на Охотном ряду, иль хозяин дорогой ресторации на Кузнецком Мосту, это всё едино, для Йорка они враги. Боялся он, что кто-нибудь из них, из местных кулинаров-поваров может его место при дворцовой кухне занять. Ведь тогда бы его власти сразу конец пришёл. Вот потому-то и ездил он частенько в генерал-губернаторской карете, да всё приглядывался, где кто и чем торгует. Проверял всех и вся. И знатные аустерии, и скромные ресторации, и кабачки, и трактиры с харчевнями, и даже самые пустяшные забегаловки не обходил стороной. Всё высматривал, выглядывал, чтоб лучше его не готовили, и превзойти не могли.
А как найдёт кушанье необычное, экзотичное, да повкусней, так тут же на это заведение подмётную докладную составит, да фининспектору её отправит. Но что ещё хуже, бывало, натравит из тайного приказа асессоров да пустит их по ложному следу. Мол, там людей отравой кормят, не иначе как крамолу затевают, проверить бы надо. Таким образом, хитрец Йорк, многие добропорядочные заведенья разорил, а их хозяев с пустыми карманами по миру пустил. Ну а тех, кто под него стелился, вынуждал торговать посредственной едой, пищей так сказать на скорую руку. А называл он её, на свой, на аглицкий манер «fast-food», что означает быстрая еда.
Короче говоря, не терпел Йорк конкурентов, принижал их всячески и заставлял ширпотребом народ угощать. Ну не мог он допустить, чтоб не дай Бог, генерал-губернатор, себе какого другого повара завёл. Всех в подвохе подозревал, над всеми неусыпный надзор держал. И так он обнаглел в своей подозрительности, что даже единственную дочь генерал-губернатора – Глашеньку, не пожалел и извёл. Поднял паршивец руку на святое. Подстроил негодяй так, чтоб родной отец от доченьки кровинушки своей отказался, забыл её. И опять-таки, сделал это прохиндей всё по-хитрому, исподтишка. Прознал он, что Глашенька наведается к одному знакомому ресторатору, бланманже кушать. Осведомителей-то у него было пруд пруди, вот и подсказали. Ну, он конечно к ней сразу с расспросами приставать.
– Тебе это что же, милая, моё кушанье не нравиться!?… Это чем же тебе, госпожа привереда, моя дворцовая кухня не угодила!?… А ну, скажи, сделай милость!… – бесцеремонно ворвавшись к ней в покои, сходу ехидничая, начал он задавать ей колкие вопросы. А она вдруг возьми да всю правду ему скажи.
– Надоели мне твои сладости да варенья!… Все они приторные, сладу нет,… от них у меня уже зубы болят!… Не хочу я твоего кушанья, хватит с меня! Это ты отца дурачить можешь,… закормил его совсем, в раба чревоугодника превратил,… продыху ему не даёшь,… знаю я, чего ты добиваешься, власти жаждешь! Но я тебя терпеть, не намерена!… Пошёл к чёрту!… – вот так категорично заявила Глаша, тут же вытолкала его наглеца да опять в ресторацию к своему знакомому обедать уехала. Она хоть и молода была, но тоже строптива, вся в отца.
Ну конечно такой отказ взбесил Йорка и решил он отомстить. Подсунул он как-то Глашеньке, через горничную, вместо тёплого молока перед сном, свой колдовской отвар. А на такие гадости он был мастак. Выпила она его, и начали с ней всякие чудеса твориться. Вдруг стала она по ночам звериной шерстью обрастать, да рыбьей чешуёй покрываться. Но что ещё хуже, принялась она в окно вылезать, да по дворам бегать, на Луну выть. Благо ещё, что во дворце кроме неё этого пока никто не заметил. Ведь всё под покровом ночи происходило, и только с восхождением луны. Ох, и страху же было, сразу по городу слухи поползли, мол, лютый зверь в округе завёлся, людей есть собирается. Уж чуть ли охоту на него не объявили, даже палками запаслись.
Вот тогда-то и пришлось Глашеньке бедняжке из дома бежать, дабы её местные сторожа чего доброго за зверя не приняли, да ненароком не пристукнули. И ведь что удивительно, сбежать-то она сбежала, а во дворце всё тихо и чинно, будто и не случилось ничего. Дочери, который день дома нет, а генерал-губернатору хоть бы хны. Он и ухом не повёл, и дальше объедаться продолжает и ничего замечать не собирается, словно заколдовал его кто. А ведь так оно и было, уж Йорк расстарался, применил своё колдовство, навёл на генерала мороку. Совсем распоясался негодяй. И теперь, казалось бы, ему успокоиться надо, ведь на его пути уж никто не стоит, ни губернатор, ни его дочка, ни уж тем более чиновники-бюрократы, он всех устранил. Но нет, Йорку мало, и он уже себя почувствовал, чуть ли не царём на Москве, распетушился, раздухарился.
– Ну, всё, сейчас всех к ногтю прижму,… ха-ха,… теперь в городе все только по моим рецептам кушать будут!… Ха-ха,… всех заставлю мой «fast-food» есть, всех заморокую,… все мне подчиняться станут!… – злобно прихохатывая, торжествовал Йорк. Но рано он радовался, ведь ему уже был сюрприз уготован.
4
В одно прекрасное утро дошёл до Йорка слух, что некоторые придворные господа чиновники изволят столоваться в каком-то заштатном кабачке, и от его кухни отказываются. Неприятное известие, ужасный сюрприз.
– Это ещё что за бунт такой!… Сначала генеральская дочка,… теперь эти!… А что дальше!?… Меня изгнать!? Нет, тут надо разобраться, кто это там воду мутит и моих подданных к себе переманивает,… так глядишь, и сам генерал-губернатор туда переберётся! А я только под себя Москву подмял!… Все лишь и знают, что моими рецептами кормятся!… Тут на тебе, какой поварёнок выискался! – бешено негодуя, орал он на своих соглядатаев, что донесли ему этот слух.
А надо сказать Йорк был прав, ведь ни одно заведение в городе с недавних пор не могло существовать без его дозволения, всех он запугал, никому не разрешалось пользоваться своими рецептами. И лишь немец Ганс на свой страх и риск, плюнул на его дозволения, проявил смелость и дал возможность Люсьену всласть пофантазировать. Отчаянный поступок надо заметить. В такое-то время, когда гонения на каждом шагу, дать волю фантазии. И вот Йорк, переполненный яростным негодованием, и, несомненно, ещё больше чрезмерным любопытством, решил немедленно нанести визит в этот процветающий на фоне всеобщего безвкусия кабачок немца Ганса. И задумал он это сделать как всегда своим излюбленным способом, не в открытую, как он прочих посещал, а в втихую, исподтишка.
– Здесь особый случай,… тут осторожность нужна, ведь там у него уже успели побывать многие знатные вельможи,… как бы среди них врагов себе не нажить… – резонно рассудил он, собрался, надел простой скромный сюртук, и, подгадав время к обеду, отправился в путь. Но генеральскую карету брать не стал, повёл себя хитро и нанял обычного извозчика. Ох, и ловкач. В кабачке же в это время творилось что-то невообразимое. Народу набилось полный зал, продохнуть негде. Однако пара кабинетов для знатных гостей всё ещё пустовала. И то ненадолго.
Через два часа должны были пожаловать важные клиенты, и как раз из дворца генерал-губернатора. А именно те самые чиновники, что уже успели открыть для себя преимущества местной кухни. И тут надо же такому быть, заявился Йорк. Подъехал к кабачку, расплатился с извозчиком, отпустил его, всё чин чинарём, и заходит вовнутрь не спеша. Зашёл, встал в уголке да степенно осматриваться начал. А к нему уже официант подскакивает.
– Чего изволит-с господин? – спрашивает Йорка и радушно ему улыбается.
– Желал бы у вас отдохнуть,… мне один приятель дал отличные рекомендации на счёт вашего заведения,… вот я и решил проверить, так ли это… – быстро слукавив, ответил Йорк, а сам уже впился носом во весь тот чарующий аромат пряностей, что витал вокруг.
– О, мы всегда рады-с приветствовать новых гостей, да ещё и по рекомендациям,… однако прошу прощенья,… ныне у нас мест-с совсем нет,… может в дугой раз… – искренне сожалея, отказал официант.
– Ах, как жаль,… послушай любезный, я уж так голоден,… мне бы хоть где-нибудь с краюшку притулиться,… ненадолго… – продолжая настойчиво канючить, взмолился Йорк, ведь он уже заметил те два свободных кабинета.
– Ну, если господин изволит ненадолго,… то могу предложить, в виде исключения, место вон в том-с кабинете,… но лишь на час. Потом он у нас будет занят,… прошу, пройдёмте-с… – видя, как умоляюще на него смотрит гость, всё же согласился официант.
– А мне как раз и хватит… – обрадовано отреагировал Йорк и быстро последовал за официантом, который вмиг проводил его на место. Едва Йорк пристроился за столом, как тут же заказал овощное консоме, поджарку из осетрины, груздочки в сметане и на десерт бутылочку лёгкого «Крымского». Заказ был немедленно принят и, ничего неподозревающий официант стремительно умчался на кухню. А там, словно боги на Олимпе властвовал Люсьен. Всё вокруг него шкварчало, клокотало, бурлило, шипело. Он был в своей стихии.
– Люсьен, тебе новый заказ,… и будь добр сделай его, пожалуйста, побыстрей,… у гостя в распоряжении всего час,… и он бедняга очень голоден,… уж так просил его накормить… – передав заказ, попросил официант и даже изобразил жалостливую физиономию Йорка.
– Будет сделано,… не впервой,… выручим голодягу… – весело откликнулся Люсьен и принялся хлопотать. Официант мигом вышел, и на кухне началось настоящее волшебство. Хоть у Люсьена и была масса других заказов, но этот он взялся делать незамедлительно. А то как же, ведь там его ждал занятой человек.
– Коли уж так быстро надо, наверное, какой-нибудь клерк с банка,… они бедолаги вечно куда-то торопятся,… время ценят… – рассудил Люсьен, да и сам не заметил, как у него всё мгновенно закрутилось, завертелось. Его руки, будто наперёд зная, что им надо делать, двигались словно заведённые. Раз и осетрина уже на сковороде. Два и она уже обжарена, полита соусом и обдана специями. Три и уже груздочки под сметаной истомились. Тут и овощное консоме поспело, да и «Крымское» на подаче. Прошло каких-то десять минут, а всё уже готово и стоит на подносе. Невероятная быстрота. Йорк ещё в полную меру не смог насладиться всей гаммой запахов доносящихся с кухни, а ему уже несут его заказ.
– Извольте-с, получите,… всё с пылу с жару, так сказать-с… – выставляя на стол закуски, приветливо пошутил официант, и тут же закончив своё дело, удалился. Йорк даже «спасибо» сказать не успел, как всё перед ним очутилось. Сидит он с обескураженным лицом, и понять ничего не может. Только глаза выпучил и слюнки пускает.
– Как так,… вроде только заказал,… а уже всё готово!… Да быть такого не может!… Вот это мастер! Нет, с таким мне в честной схватке не тягаться,… разве что избавиться от него коварством и злом! Ну-ка, ну-ка, попробуем, что он тут наготовил… – оторопев от такой скорости, прошептал себе под нос Йорк и взялся за ложку. Первым пошло овощное консоме. Такого нежного вкуса он ещё никогда не ощущал. Во рту у Йорка, словно фея сахарного домика поселилась, а в голове запели ангелы. Наслаждение, какое он сейчас испытывал, было несравнимо ни с чем ранее им пробованным, и уж тем более ни с одним из его блюд. Он просто не умел так готовить, и это невзирая на всю его колдовскую сноровку.
– Да, теперь мне понятно, почему все ходят к нему и бегут от меня,… его кушанья сверх всяких похвал,… а какое неожиданное послевкусие,… он божественный повар… – не скрывая своего восхищения, пролепетал Йорк и продолжил обед. Дальше шла поджарка из осетрины, затем груздочки в сметане и, конечно же, неповторимое солнечное «Крымское». И все это было поглощено Йорком с таким же удовольствием и наслаждением. Однако с последней каплей «Крымского» к Йорку вернулось осознание того зачем он здесь.
– О нет,… этого поварёнка ни в коем случае нельзя оставлять в таком безмятежном положении,… иначе сюда переберётся мой генерал-губернатор и моим мечтам о всевластии придёт конец… – злобно подумал он, и тут же вскочив с места, протяжно закричал, – А-а-а-а!… Больно!… Режет!… В животе резь!… Он меня отравил!… Это он, это повар!… а-а-а!… в глазах темнеет!… – хватаясь то за голову, то за живот, сшибай на ходу столики и стулья рванулся он к выходу. В кабачке в одно мгновенье воцарился хаос, все вокруг пришли в смятение.
– Что с ним?… Как отравили?… Не может быть!… врача ему! Доктора, позовите доктора!… Здесь есть врач?… – повскакивав с мест, закричали, загомонили гости. Кто-то кинулся поднимать стулья, поправлять столы, а кто-то с желанием помочь бросился к Йорку. Но тот, не дойдя до выхода нескольких шагов, свалился на пол и забился в припадке. Изо рта у него пошла пена, и он закатил глаза. Однако это был всего лишь трюк, хитрец знал их немало.
Дамы, находившиеся рядом, не выдержав такого зрелища, стали зычно ахать и падать в обмороки. Беднягам сделалось дурно и их тут же пришлось выносить на свежий воздух. А Йорк всё так и продолжал свой спектакль. Он по-прежнему бился в конвульсиях и хрипел. Над ним уже склонился некий доктор из гостей и пытался оказать посильную помощь. Но вдруг в какой-то момент Йорк резко дёрнулся, вытянулся, громко икнул и тут же затих. В кабачке вмиг воцарилась гробовая тишина.
– Кончился… – в полголоса произнёс доктор, проверив пульс на шее Йорка. Оказывается, этот ловкач умел проделывать и такой трюк. Ему остановить собственное сердце, как в салфетку чихнуть, раз и готово. Что же тут сразу началось, все гости махом врассыпную кинулись, на выход бросились и не остановить. А как же иначе, ведь покойник на полу. Разбежались в один момент, да понеслись по городу слухи разносить. Все же видели, как в кабачке немца Ганса повар клиента насмерть затравил. Не прошло и пяти минут, как весь город только об этом и говорил. А Йорку прохиндею лишь того и надобно. Он-то прекрасно понимал, что сейчас в городе твориться будет.
– Вот и славненько,… дело сделано,… пора бы мне отсюда смываться,… и чем быстрей, тем лучше… – поразмыслил он, глазки свои поросячьи потихоньку приоткрыл, огляделся, смотрит, рядом нет никого. Да это и понятно, ведь все гости в панике кто куда разбежались. А доктор что его мёртвым признал, за урядником подался, тот в этаких делах просто необходим. Ну а сами кабатчики во внутренний дворик ретировались, подальше от покойника. И даже немец Ганс уж почто крепкий человек был и то не выдержал страшного вида Йорка и тоже во двор вышел. Лишь один Люсьен на кухне в угол забился, сидит и понять не может, как же так вышло, что он человека отравил.
– Загубил невинную душу,… прикончил голубчика,… а ведь у него наверняка жена и дети есть,… ждут его домой,… а он там лежит с пеной у рта и остывает… – горюет бедняга над человеческой потерей. А хитрец Йорк видит пусто вокруг него, ну он ползком да тайком, раз и за дверь выскользнул, и уж нет его. В суматохе-то никто и не заметил, как он выбрался. И тут же дворами да переулками подальше от кабачка убрался. Вышел на широкий бульвар поймал извозчика, да и был таков. А спустя полчаса он уже во дворце, как ни в чём не бывало, в гостиной кофеёк попивал.
5
Меж тем в кабачке творилось что-то непонятное, и даже загадочное. Вернулся доктор, привёл урядника, чтоб происшествие запротоколировать. Заходят они вовнутрь, подходят к тому месту, где покойник лежал, а его и нет.
– Что такое?… Что за дела, куда человека подевали?… Да он только что здесь был! Эй там, обслуга!… А ну сюда пошли!… – властным голосом позвал всех со двора доктор. Сбежались тут все официанты, половые да служки. Смотрят, что за чертовщина, пропал мертвец-то, нет его.
– А ну говорите, куда тело дели?!… А не то я вас всех в бараний рог согну!… В порошок сотру, бесовы дети!… – это уже урядник подключился, кричит на всех и пудовым кулаком перед их носами машет. А те стоят, рты пораззявили и сказать ничего не могут, только пальцами в пол тычат и хмыкают. Поражены до бескрайности, куда ж это человек-то пропал.
– Никак освежевали уже, холера вас возьми,… разделали, небось!… на котлеты пустили,… улики спрятать затеяли, ишь живодёрское племя!… – сурово забасил урядник да на кухню подался. Давай там по кастрюлям и бачкам бренчать, греметь, покойника искать.
– Да нет же,… ну не могли они так быстро его разделать, сомневаюсь я,… что за глупость такая! Скорей всего во двор вытащили да мусором присыпали,… там надо смотреть!… – заголосил доктор и повёл урядника на улицу. И там они всё обыскали, под все кучи мусора заглянули, но ничего и никого не нашли. Никаких признаков присутствия тела. Плюнули они на это дело, и вернулись в кабачок. Урядник сходу давай обслуге допрос учинять. Спрашивает, мол, был человек. Ему отвечают, был, а где он сейчас никто не знает.
– И вправду, что-то здесь неладное твориться,… прям мистика какая-то,… madzhestik одним словом… – пожимая плечами, важно заметил доктор, да было собрался ещё кой-чего добавить, но не успел.
– А ты здесь иностранными словечками-то не бросайся,… не по-нашему это… – перебил его урядник, – я тебе так скажу, это его черти к себе в ад прямой дорожкой утащили,… забрали и нам ничего не оставили… – сделал он вывод.
– Да как же так, братец,… откуда ж тут черти,… ведь город всё-таки, не болота здесь, не леса… – усмехаясь, возразил доктор.
– Эх ты, медицина,… не знаешь ты ничего,… а нечистые ныне шибко умные пошли,… им что город, что село всё одно,… крадут души и не морщатся! Вон намедни люди сказывали, у генерал-губернаторского дворца зверь объявился,… чёрный весь, в шерсти, на голове чешуя блестит,… по ночам воет, по дворам бродит,… жертву ищет, человеческой плоти требует! Вот может он-то и унёс вашего покойника,… вот так-то!… – совершенно всерьёз отвечает ему урядник. Доктор с ним спорить не стал, а что толку, урядники они ведь настырные, как что себе в голову вобьют, так потом уж ни какими доводами не вышибешь. Ну, на том и порешили. Дескать, был мертвец да черти его взяли. Однако такого в полицейском рапорте не напишешь, так его и составлять не стали. Распрощались да разошлись. Этим дело и закончилось. Но только не для Люсьена.
