Денис Куклин "Кино и прочее"

– Субудай-богатырь!– упал тот на колени.– Не я ли служил тебе верой и правдой? За что же ты меня на куски порезать грозишь?!

– Отправляйся к лагерю коназа Мастисляба. Уговори его сдаться. Скажи: монголы позволят тебе вернуться домой…

– Да он же мне не поверят!

– Сделай так, чтобы поверил тебе, урусутская лисица,– Субудай-богадур пристально смотрел на него уцелевшим глазом.

– Сделаю, Субудай-богатырь,– кивнул толмач.– Все сделаю!

– Я награжу тебя за службу,– Субудай-богадур проводил толмача недобрым взглядом.

Толмач с несколькими нукерами подъехал к лагерю киевлян на расстояние полета стрелы. Выкрикнул:

– Эй, святая Русь! Не стреляй!

– Кого там черти принесли?!– донеслось от русских заслонов.

– Послы от Субудая-богатыря – татарского воеводы!

– С чем пожаловал?– толмач услышал голос киевского князя.

– Субудай-богатырь предлагает тебе, Мстислав Романович, мировую! Ежели твои ратники оружие сложат и скарб татарам оставят, те им препятствий чинить не станут и с миром домой отпустят. Подумай, князь! Или вы здесь скопом головы сложите!

– Не верю ни тебе, ни татарину!– отозвался Мстислав Романович.

– Я крест животворящий целую, слово даю!– ответил толмач.

– Ты крест поцеловал, а твой татарин-богатырь сделает по-нашему?!

Конь под толмачом неожиданно взвился на дыбы.

– А какой ему прок от твоей смерти, князь?!– крикнул толмач.– Ему в этом прока нет! Бросайте оружие и идите себе с миром!

На несколько минут повисла тишина.

Неожиданно повозки разъехались в стороны, и за кольцо заслонов вышел Мстислав Романович. Все поле перед киевским лагерем и за повозками было усеяно трупами.

От киевского полка осталась горстка израненных, покрытых копотью воинов. Они стояли под хоругвью, сжимая в руках мечи и копья. Многие держались из последних сил.

– Сим крест свой целую!– выкрикнул толмач, выдирая из-под ворота нательный крест.

Это был знак. Монгольские всадники пронеслись мимо киевского лагеря, пуская на скаку стрелы и истребляя доверившихся на слово.

Все было кончено в несколько минут. Тех из русичей, кто пытался еще бежать, нукеры настигали и рубили наотмашь.

После расправы над киевлянами Субудай-богадур подъехал к их лагерю и долго с неодобрением смотрел, как монголы ищут убитых товарищей. Потери монголов исчислялись сотнями.

– Покажи мне коназа Мастисляба,– приказал Субудай-богадур толмачу.

Среди убитых отыскали нескольких.

– Это киевские князья,– объяснял толмач монгольскому полководцу.– А вот этот и есть Мстислав Романович.

Субудай-богадур без любопытства посмотрел на киевского князя и произнес:

– Многие еще живы, заберите их, я накажу урусов за упрямство…– и спросил нукера:– Были вести от Джебе?

– Джебе-нойон преследует Мастисляба Удалого,– ответил тот.

– Посмотрим, принесет он его золотой шлем или нет?– усмехнулся Субудай-богадур и посмотрел вслед откатившейся сече.

А сборный полк, в котором ехали бояре Булатовы был на расстоянии двух переходов от Калки.

Солнце село за горизонт, в травах звенели птахи. Далеко впереди словно ворочалась гроза. Пока ратники были на марше, они ее не слышали.

– А ведь это битва идет,– неожиданно сказал Алеша Попович.– Други, не время разводить костры! Русские люди гибнут!

И словно подтверждая его слова, выскочили из степи всадники.

Ратники приготовились дать отпор, но оказалось, что это бегут половцы.

– Что с русскими князьями?!– крикнул им вслед Попович.

– Убиты все!– отозвались половцы.– А татар в степи видимо невидимо. Спасайтесь! Спасайтесь!!!

– Вот и все,– прошептал Попович.

Все что теснилось в сердце русского богатыря, все тягостные предчувствия оборотились явью. Он сердцем чуял, что из этого похода не вернется. И пронеслась перед его глазами стремительная вереница ярких картин: ликующий ростовский народ возле ворот города; жена его красавица – Варварушка с сынишкой на руках; старик-отец – мощный и кряжистый как дуб, державший заставу на Диком поле еще с Ильей Муромцем.

И навернулась на глаза богатыря нечаянная слеза, а лицо словно закаменело. Алеша Попович вскочил на гнедого и выкрикнул оглушительно на всю степь:

– Вот и подошел наш смертный час! Подошел час земли русской! Час нашей славы!!! Вперед, русичи!!!

И пустил коня во весь опор.

Витязи вслед за ним оседлали коней, и по ночной степи разнесся гулкий топот русской конницы.

Забрезжила кровавая заря. Нукеры Джебе-нойона со смехом вскакивали на отдохнувших за ночь лошадок. Всадникам вновь предстояла вчерашняя потеха – ловить по степи разбежавшихся урусутов и кипчаков.

Джебе-нойон сумрачно наблюдал за сборами воинов, он снова напоминал языческого идола, вытесанного из окаменевшего от времени, потемневшего дерева.

Внезапно его конь насторожился. Джебе-нойон прислушался и отпустил повод. Его горячий, злобный жеребец стремительно взобрался на ближний курган.

Увиденное заставило монгольского полководца крепче сжать челюсти.

Из тумана призраками вырастали урусутские всадники.