– Просто диву даюсь! Неужто тебе жизнь не дорога?
– Еще как дорога, – сглотнул подступивший к горлу ком испуганный путник.
– Тогда на кой ты здесь шастаешь по ночам?
– Спасался от преследования волков.
– Странно?
– Почему?
– Обычно волки не дают жертве покоя, пока не перегрызут ей глотку.
– У меня имелось при себе огнестрельное оружие, так что им пришлось отстать.
– Выходит, передо мной охотник?
– Нет, я всего лишь артист кукольного театра.
– Что за удивительное совпадение!
– Вы о чем?
– Позже объясню. Лучше спрыгивай на землю и заходи в дом обогреться. Заодно отведаешь моей похлебки, обладающей поистине живительной силой.
– Простите, – взгляд Октавио опустился вниз, – но мне боязно оставлять свою лошадь без присмотра.
Хотя опасность и миновала, уставшее животное по-прежнему продолжало нервничать, чему свидетельствовало лихорадочное прядание ушами, как будто они пытались найти источник подозрительного шума, ускользающего от слуха человека.
– Насчет этого не волнуйся, – хитро улыбнулась старуха, указав пальцем в сторону приоткрытого оконца, под которым лежало корыто, полное дождевой воды. – Смотри, какое уютное и хорошо просматриваемое местечко. Прямо красота! Кстати, соломой можно разжиться на задворках.
– А если кабаны вернутся?
– Дальше частокола никто из них не пройдет.
– Разве? Тут же повсюду зияют широкие щели.
– Он заговорен на пропуск лишь тех, кого я приглашу.
– Вы что, ведьма?! – вздрогнул от неожиданности Октавио, поспешив сунуть руку под ворот рубахи, чтобы нащупать распятие.
– Нет, до звания ведьмы мне далеко. Я всего-то снабжаю жителей ближайшей деревушки целебными снадобьями. И зовут меня Эбигейл.
– Не та ли это деревушка, где всем заправляет падре Антонио?
– Совершенно верно. Ты там бывал?
– Да. Но, по моим наблюдениям, ее жители глубоко верующие люди, полагающиеся исключительно на молитву.
– Не торопись с выводами, – укоризненно покачала головой старуха. – Любая вера заканчивается в тот момент, когда человека валит с ног смертельная хворь, после чего ему даже черт может стать лучшим другом. Не говоря о знахарках вроде меня, разбирающихся в чудодейственных свойствах различных трав и кореньев.
– Ни разу ни с чем подобным не сталкивался.
– Потому что ты слишком мало прожил на свете.
– Ой, погодите! Недавно я потерял учителя, страдавшего долгое время тяжелой болезнью. Только он ни к каким чертям не взывал и ни к каким знахаркам не обращался, включая лекарей, занимающихся официальной медициной. В общем, бедняга принял достойную смерть, оставаясь до самого конца при своей вере.
– Думаю, столь печальный случай следует отнести к разряду исключений, – на лице старухи вновь появилась хитрая улыбка. – Однако, я до сих пор не услышала, как тебя зовут.
– Октавио Паскуаль.
– Очень приятно. А теперь советую побыстрее разобраться с лошадью и пройти в дом. Твоя одежда основательно промокла, поэтому, если ее не просушить, ты имеешь все шансы схлопотать насморк.
– Спасибо за заботу. Скоро буду.
Через несколько минут Октавио переступил порог лачуги да так и раскрыл от удивления рот, поскольку изнутри она выглядела куда просторней, чем снаружи, неизбежно наводя на мысль об использовании ее хозяйкой неких колдовских чар, вызывающих иллюзии. Подтверждением тому служили и многочисленные детали интерьера, полностью соответствующие данному виду деятельности: весь потолок был завешан сушеными растениями – отбрасывающими в разные стороны причудливые тени, подоконники загромождали стеклянные банки – с копошащимися в них пиявками, мокрицами, змеями и прочими ползучими гадами, а на громоздком столе, расположенном вблизи потрескивающего очага, покоилась толстенная книга, обложку которой украшал красный череп. Там же стояли свечи из черного воска, являющиеся извечным атрибутом приверженцев сатанинских культов или почитателей других тайных учений, противоречащих общепринятыми религиозными течениям.
– Чего замер? – поинтересовалась Эбигейл, размешивая в подвешенном над огнем котелке бурлящую жидкость. – Заходи, раскладывай верхнюю одежду по стульям и садись за стол. Похлебка почти готова. Могу поспорить, что такую вкуснятину тебе вряд ли когда-нибудь доводилось пробовать.
– Охотно верю. У меня от одного лишь аромата вашей стряпни слюнки потекли.
– Еще бы им не потечь. Я же добавила туда столько пахучих и полезных ингредиентов.
Избавившись от треуголки, камзола, сапог и пистолетов, Октавио направился было к столу, но тут его внимание привлекло слегка покачнувшееся кресло-качалка, стоящее в самом дальнем углу, куда практически не попадал свет от очага. Сначала он подумал, что там примостился кот – ведь одинокие люди частенько заводят себе питомцев; затем ему почудилось, будто вместо кота кресло занимает ребенок – по крайней мере, проступившие контуры миниатюрных ручек и ножек указывали именно на это, вдобавок подобные старухи не раз становились центром скандалов, связанных с пропажей невинных детишек; однако в действительности все оказалось гораздо запутанней. Стоило поднесенному ближе огарку свечи рассеять темноту в углу, как в его мерцающем свете возникла обыкновенная деревянная кукла, имеющая два незначительных изъяна. Первый заключался в длинном заостренном носе, схожем по форме с кончиком шпаги, а второй – в глупой ухмылке, вроде тех ухмылок, что беспричинно появляются на лицах умалишенных.
– Так вот, значит, о каком совпадении вы говорили! – воскликнул Октавио, чувствуя нарастающее сердцебиение.
– Уже успел познакомиться? – переспросила Эбигейл, вытащив из котелка поварешку и развернувшись к гостю вполоборота.
– С кем?
– С куклой, конечно.
– Как тут не познакомиться, если она кресло раскачивает.
– Тебе показалось. Возвращайся за стол.
– Но мне хотелось кое-что уточнить.
– Сперва поешь.
Не сводя глаз с носатой куклы, Октавио – словно завороженный – попятился короткими шажками назад, плюхнулся на стул и, нащупав пальцами пустую тарелку, рывком пододвинул ее к себе. В свою очередь, Эбигейл вооружилась ухваткой, чтобы вытащить раскаленный котелок из очага.
Учитывая окружающую обстановку, а также ту настойчивость, с которой предлагалось утолить голод, в душу непременно должно было закрасться подозрение, что над твоей головой сгущаются черные тучи. С другой стороны, сомневаться в добрых намерениях того, кто тебя приютил, сродни проявлению неуважения. Особенно если спасителем является престарелая женщина, отважившаяся выступить против целого стада кабанов.
– Ну, как похлебка? – вкрадчиво произнесла Эбигейл, с трудом дождавшись, пока наполненная тарелка гостя не опустеет на треть.
– Вкусно до невозможного! – раздалось вперемешку с чавканьем. – Вы весьма искусная повариха!
– Благодарю за комплимент. Добавки плеснуть?
– Да.
– Может, еще хлеб порезать? Совсем о нем запамятовала.
– Не откажусь!
– Секунду.
Странная вещь, но по мере насыщения организма вся тревога по поводу строящихся козней старухи мигом улетучилась, и лишь редкое покачивание кресла-качалки продолжало будоражить сознание Октавио, тем самым вынуждая его поскорей приступить к беседе.
– Так что насчет куклы?
– Не терпится услышать историю, как она ко мне попала? – задала наводящий вопрос Эбигейл, отрезав от буханки толстый ломоть.
– Разумеется!
– Спешу огорчить. Из моей головы напрочь пропала информация, откуда я ее взяла. Помню только, что произошло это при довольно загадочных обстоятельствах. Когда же ты сегодня здесь появился и рассказал, чем занимаешься, у меня не осталось ни малейшего сомнения, ради чего судьба свела нас вместе.
– И?
– Неужели не догадываешься?
– Представьте себе, нет.
– Отныне кукла твоя!
– В смысле?! – чуть не поперхнулся Октавио, явно не ожидая подобного ответа.
– Что тут непонятного? Я делаю тебе подарок.
– Почему именно мне?
– А кому, как не артисту кукольного театра, быть владельцем столь забавного деревянного человечка? Наверняка ты найдешь ему более достойное применение, нежели качание на кресле или томление в тесном сундуке.
– Выходит, кресло все-таки не само раскачивается?!
– Это образное выражение, не имеющее ничего общего с реальностью. Потому что бездушное существо едва ли способно сдвинуть какой-то мало-мальский предмет хотя бы на дюйм.
– Давайте я денег вам, что ли, дам.
Прежде чем продолжить, Эбигейл отщипнула от буханки крошечный кусочек, помяла его немного пальцами и положила в рот.
– Плату за еду и ночлег приму с удовольствием, однако за куклу не возьму ни медяка.
– Договорились, – утвердительно кивнул Октавио, решив для себя, что просто отстегнет старухе в два раза больше монет. – Можно задать еще вопрос?
– Поздно уже. Лучше доедай и ложись спать. Сейчас расстелю тебе подстилку напротив очага. Там самое теплое место в доме.
– Но я хочу узнать, зачем кукольный мастер выстругал своему творению такой длинный нос.
– Без понятия. Он мне об этом не докладывал. Как вариант: ему кто-то не дал завершить работу.
– Вряд ли. Тут делов на минуту. Взялся за стамеску да и оттяпал нос до нужного размера.
– Надо будет, сам оттяпаешь.
– Обязательно. Не то зрители могут прийти в смятение при виде уродства нового персонажа. И глупую ухмылку тоже следует замалевать. У меня под нее нет ни одной подходящей пьесы.
– Все в твоих руках. Можешь замалевывать, а можешь специально что-нибудь сочинить под улыбку. Впрочем, как и под длинный нос.
– К сожалению, сочинительством в нашей труппе занимался учитель. Так что придется остановиться на первом варианте.
То ли из-за усталости, то ли от того, что в похлебку действительно было подмешано дурманящее средство – Октавио быстро оказался окутан плотной пеленой сна, сквозь которую не проникало ни единого звука, в связи с чем последующие бормотания старухи остались не услышанными.
– Сильно сомневаюсь, чтобы бес позволил кому-то портить его физиономию. К тому же он великий мастак сочинять небылицы, поэтому с обновлением репертуара проблем возникнуть не должно.
– Ты права, – донесся со стороны кресла-качалки чей-то скрипучий голос. – Только я не бес, а демон.
– Не вижу разницы. Все вы являетесь приспешниками дьявола, стремящимися причинить человеку зло. И угораздило же меня с тобой связаться.
– Тебе самой хотелось угодить властителю ада.
– Да, но я не рассчитывала быть у кого-то на побегушках.
– Тут уж ничего не поделаешь. Такова воля Его Рогатого Великолепия.
– Катись в преисподнюю! – повысила тон рассерженная Эбигейл.
– Смешно до дрожи! – тотчас залился смехом таинственный собеседник, начав неистово раскачивать кресло-качалку.
– Прошу, успокойся! – взгляд старухи коснулся умиротворенного мужского лица. – Иначе гостя разбудишь.
– От твоего зелья пока никто так скоро в чувства не приходил! Ха-ха-ха! Можно забавляться хоть до самого утра. Хи-хи-хи!
Когда Октавио открыл глаза, солнечные лучи уже вовсю струились по полу, постепенно подбираясь к потухшему очагу. Вскочив будто ужаленный, он сперва проверил, как поживает лошадь, и, убедившись, что с ней все в порядке, обратил взор на подарок, дабы получше его рассмотреть. Помимо длинного носа и глупой ухмылки кукла могла "похвастаться" дурацким шутовским колпачком, делающим ее вид еще более нелепым. Также стоило отметить желтую хлопковую курточку – застегнутую на неестественно большие пуговицы, короткие штанишки цвета спелой вишни – напоминающие покроем женские панталончики, и лакированные деревянные башмачки с нарисованными шнурками – в коих обычно ходит беднота. Складывалось впечатление, что кукольный мастер страдал расстройством психики, раз умудрился произвести на свет столь жуткую безвкусицу. А может, он сам обладал отталкивающей внешностью – вот и решил создать назло всем свою копию? Или ему вздумалось посмеяться над будущими хозяевами этого поистине несуразного существа?
– Осторожно! – выкрикнула Эбигейл за секунду до того, как гость попытался прикоснуться к кукле.
В силу преклонного возраста, заставляющего многих стариков мучиться бессонницей, она поднялась на ноги ни свет ни заря и успела обследовать укромные уголки поляны, где должны были распуститься редкие цветы, название которых она хранила в строжайшем секрете.
– Вот черт! – взвыл от резкой боли Октавио, одновременно покосившись в сторону распахнувшейся двери.
– Забыла предупредить. Нос у куклы словно булавка. Так и норовит что-нибудь проколоть.
– Уже заметил! Аж до кости достал, сволочь!
– Не переживай. Есть у меня одна мазь. Любую рану вмиг заживит!
