– А дальше – в зависимости от твоих усилий.
– Шерр! – Влад не заметил, что впервые назвал ковбоя по имени, однако тот не упустил момент перелома отношений и внутренне усмехнулся. – Ты хочешь сказать, что я смог бы…
– Уже сказал!.. Может быть не вполне ясно? Сможешь, и не только это.
Влад недоверчиво смотрел на Шерра: «Врёт!» – промелькнуло в голове.
– Не вру!! – ковбой широко и добродушно улыбался, наблюдая, как у Влада краснеют уши.
– Если это для вас так просто, почему вы всё же разговариваете, а не используете мысленный обмен?
– Причина первая: приятно слышать неповторимое разнообразие человеческого голоса, богатство и обворожительную магию его звучания. Ты бы взял на себя ответственность лишить человеческую жизнь таких видов искусства как ораторское, художественная декламация, на которой в значительной степени строится театральное творчество, вокал во всём разнообразии его жанров, наконец?
Во-вторых: в кругу лиц и сущностей, свободно использующих телепатические контакты, установлена определённая этика, согласно которой во взаимоотношениях всё сказанное принимается на официальном уровне, а вот мысли не берутся во внимание.
– И где здесь смысл, когда каждый знает, что думает о нём другой?
– Истина в отношениях мало зависима от мышления, но абсолютно – от действий сторон. Это – как читать чужие письма: в угоду социологии, или даже ради любопытства – допустимо, но обнародование с обозначением ныне живущего и здравствующего автора – верх неприличия.
Кстати!.. Ты тратишь время не так, как планировал… Нет, я тебя не упрекаю, не гоню, не понукаю, но достаточно на сегодня, – проговорил ковбой далее, предвосхищая новые вопросы, начавшие колоннами выстраиваться в голове Влада. – Теория сокращает путь освоения сути явлений, поскольку предопределяет широкий охват, взаимоувязку, влияние одного на другое и даёт их объёмное изображение. Но Нора считает – и ты это слышал, – что тебе пока следует подходить к приобретению знаний эмпирически, то есть, опираясь на собственную практику, которая,.. напомни мне, как там – у классиков материалистической философии?..
– …является критерием истины…
– Во-во! Жаль только, что это – единственное учение, в которое «старшие товарищи» решили посвятить приходящие на смену поколения, как в наивысшее достижение человеческой мысли об устройстве мироздания.
– А в нём что-то не так?
– Много чего «не так», но шут с ним – какое есть, а то бывает и похуже. Ну а мы с тобой вот от этого «критерия истины» и пойдём… воистину благословясь, – рассмеялся ковбой.
В отведённой ему комнате Влад раскрыл платяную секцию шкафа и задумчиво прошёлся взглядом по ряду из двух дюжин костюмов различного фасона, состава ткани и расцветок.
«Выбор, однако!» – констатировал он мысленно.
Раздвигая вешалки, Влад глянул на два – три костюма, руководствуясь больше любопытством, чем необходимостью, и снял неброскую повседневную двойку голубовато-серого цвета. В бельевом отделении, не заморачиваясь предложением, вытянул из объёмистых стопок упаковку светлого белья, носков и однотонную рубашку. Обширно представленную коллекцию галстуков он проигнорировал.
Одежда сидела превосходно: нигде не тянуло и не давило, будто он носил её уже давно. Влад запустил руку во внутренний карман пиджака и достал тиснёный бумажник.
– Шерр! Тут не только карта гостя, тут – деньги!
– Разумеется. На расходы. Что бы ты делал в городе без них – даже в забегаловке не перекусить. Вдруг с голоду помрёшь – мне тогда перед Норой ни в жизнь не оправдаться.
– Да не помру я!.. – на окончании реплики он запнулся, будто прикусил язык, и продолжил не столь уверенным тоном, – …с голоду.
– Ну, не помрёшь, конечно, – словно не замечая его замешательства откликнулся ковбой, – но так, по крайней мере, у тебя не возникнет фантазии у кого-нибудь одолжиться.
– Здесь столько…
– Ну?!
– Столько у нас доцент не получает!
– Да что ты! В самом деле?.. Влад, что у тебя за привычка по пустякам выяснения зачинать? Друзей захочется в ресторан пригласить на прощальный ужин, сувенир на память кому-нибудь оставить, да мало ли? Я не рекомендовал бы встречаться с кем-либо из друзей: ты уже «не тот, что был вчера», но сейчас это тебе пояснять – только время терять. Поэтому давай, дуй – там сам разберёшься. Да!.. и помни, пожалуйста, про гостиничные правила: ты возвращаешься до одиннадцати вечера или не появляешься до утра – в целях экономии психоэнергетических затрат не стоит лишний раз привлекать внимание как любопытствующей, так и «компетентной» части гостиничного персонала…
– Ну, что ещё? – спросил Шерр, чувствуя в собеседнике лёгкую неуверенность.
– Не могу вспомнить, где мои документы: в больнице, может, или в общаге остались?
– А они тебе на кой ляд?.. А впрочем,.. изволь посмотреть в бумажнике.
– Там нет!..
– Посмотри внимательней… – Шерр тяжело вздохнул, словно в разговоре с безнадёжным упрямцем.
Влад снова достал бумажник и убедился, что минутой ранее не сумел разглядеть в нём паспорта и удостоверения аспиранта, поместившихся в одном из отделений.
– Нехорошо быть таким рассеянным, – проговорил он как бы самому себе.
– Угу, – согласился Шерр, удобно устраиваясь в кресле и набулькивая в фужер «Лимонад».
За этим занятием – поглощением газировки – его и застала Нора поздно вечером. Ковбой располагался в том же кресле, в той же вальяжной позе, разве что «Лимонад» сменился «Крюшоном», снятым с производства уже с десяток лет, да у его ног на полу возвышалась внушительная стопка дневных газет. Цветной громоздкий «Рубин» – одно из недавних достижений отечественной радиотехники – беззвучно выдавал зрителю фильтрованный блок новостей.
– Скучаем, Шерр?
– Напротив: «с чувством глубокого удовлетворения» созерцаем «бенефис генсека».
– Как он? – спросила Нора, перемещаясь по комнате.
– Ускоренно деградирует.
– Я не о генсеке! – Нора присела на диван. Шерр повернул лицо к собеседнице – и телевизор погас. – Каково впечатление?
– Приличный молодой человек в фазе активно-созидательного жизненного периода. Не ныл, не ударился в бега, как заяц.
– При высокой эмоциональности у него, тем не менее, устойчивый аналитический, можно даже сказать прагматичный, образ мышления, исключающий надежду на «авось». Он глубоко осознал, что бежать некуда, да и договором ему предоставлена доминанта жизнедеятельности без каких-либо ограничений и обязательств, кроме постоянства нашего присутствия и взаимного общения.
– Одним словом, привилегия высшего порядка?!
– Да, но он этого не знает… Чем он занят?
– Логично и последовательно устраивает свои дела: уладил бюрократические формальности, обеспечил преемственность своей части исследовательских работ, организовал прощальный ужин с друзьями.
– Среди них есть женский пол?
– И женщины, и девушки… и есть некто, испытывающая к нему стойкую симпатию и
осознанное влечение.
– До утра времени много… Может, он?..
– Нет, Нора, – с оттенком то ли грусти, то ли сострадания произнёс Шерр. – Одним, даже таким кратким, общением, ты наложила на него отпечаток собственности, и теперь Лола вряд ли обратит на него свою благосклонность, а без этого неискушённый, не имеющий опыта любви, озабоченный предстоящим и озадаченный его масштабом, он не пойдёт на интимный контакт. Так что, думаю, ему ещё долгое время не сбросить с себя одежды девственности.
– Ты один, Шерр, – проговорила Нора мысленно, – из всего сонма моих помощников способен сказать мне то, что есть, а не то, что я хотела бы услышать.
– Извини… – так же мысленно откликнулся Шерр.
– Спасибо тебе за это… и, – далее она продолжила вслух, – я очень дорожу твоей откровенностью.
Шерр поднялся с кресла, понимающе кивнул и направился в свою комнату.
– Шерр! – окликнула его Нора, когда ковбой приоткрыл свою дверь. – А где он организовал прощальный ужин?
– В «Старой Мельнице».
– Предлагаю прогуляться!..
Глава 2
Институт
Владислав появился на кафедре незадолго до обеденного перерыва.
– Привет, Борис Михайлович! – поздоровался он с присутствующим на тот момент единственным представителем преподавательского состава кафедры.
– О, какие люди! – с деланным радушием отозвался молодой, склонный к полноте субъект, внешность которого у большинства общавшихся с ним людей вызывала стойкую антипатию. Рыхлое, совсем бледное, напрочь лишённое какой-либо выразительности лицо, и маленькие глазки, покалывающие собеседника чванливо-презрительным взглядом, совершенно не способствовали продолжительности общения. – Как здоровьицо? До нас тут докатились слухи о какой-то мудрёной форме пневмонии.
«Здоровьице», – мысленно поправил его Влад, сдерживая всколыхнувшееся негодование.
– Cлухи!?. – он подыскивал лояльное выражение – …оказались чрезмерно преувеличенными. А где шеф?
– Здесь его не было. Наверное, у себя.
– Паршиво!
– А ты рассчитывал, что он будет торчать на кафедре и ждать, когда кому-то спонадобится с ним побеседовать?
Молодой человек, с которым разговаривал Влад, был племянником первого секретаря горкома. Серая посредственность по сути, он пять лет изводил преподавателей абсолютной безалаберностью в обучении и с важным видом ответственного миссионера занимался общественно-политической деятельностью. Год назад Борис «парадоксально», с точки зрения сокурсников, получил высший бал при защите диплома и был принят в аспирантуру, где продолжал демонстрировать природную бездарность и полную неспособность к научному поиску. С момента поступления в аспирантуру его, согласно «персональному» плану профессионального роста, освящённому с высот городского олимпа дядей, избрали заместителем парторга кафедры; наравне с лучшими из аспирантов выделили ставку и доверили вести лабораторные работы у студентов.
Влад это знал, как и остальные работники кафедры, а, значит, и работники всего института, но никогда не акцентировал на этом внимания, оставаясь в нейтралитете ко всему, что не касалось его деятельности. Сейчас же, неожиданно для самого себя, он взглянул на Бориса оценивающе: а ведь доберётся, стервец, до «кормушки» в установленный срок, «остепенится», получит к окладу вожделённую «ренту» и, тешась страстью самоутверждения, примется измываться над студентами, задалбливая прилежных придирками и доводя слабонервных до истерики. И, конечно же, при этом с «максимальной эффективностью» попользуется возможностью раздавать высокие оценки смазливым глупеньким студенткам, укладывая их «в койку». Впрочем, этим он с успехом занимается и сейчас. По достижении определённого стажа переместится на «партийную работу» в какой-нибудь горком-исполком и далее с поразительным рвением начнёт «продвигаться» к «более высокому креслу», равнодушно, без малейших сомнений раскатывая в блин мелких противников, шагая по головам преданных – в обоих значениях – соратников и «утопленных» благодетелей. Добравшись до первой руководящей должности, через край зальётся самоуверенностью и станет со вкусом раздавать словесные пинки подчинённым, упиваясь собственным превосходством, пока не уйдёт на «заслуженный отдых» или не падёт жертвой аппаратной интриги.
«Что это я? – мысленно одёрнул себя Влад. – Чёрт меня разбирает или одолевает зависть? Да, Боже упаси, от такого счастья!»
– Ладно, попробую пробиться на приём, – завершил Влад разговор, направляясь в лабораторию.
– Ну-ну, удачи! – полускептически – полуиронично прогнусавил ему вслед Борис.
В лаборатории Влад открыл стол, провёл пальцем по кипе черновых папок, ненадолго задумался и вытащил две с описанием и обобщением результатов его работы. Остальные папки содержали бессистемные данные по экспериментам, безымянные таблицы, графики, обрывки формул и расчётов, заметки, грубые эскизы. В этом мог разобраться только он сам.
Распрощавшись с лабораторией, куда – он знал – больше не вернётся, Влад прошёл в главный корпус, где располагался ректорат.
– Татьяна Петровна, здравствуйте! – обратился он к миловидной женщине, исполняющей обязанности секретаря. – Иван Владимирович у себя?
– Здравствуй, Владислав! У себя, но он занят. Собрал членов учёного совета: из института Патона прибыли гости во главе с самим Патоном. Взялись обсуждать перспективы совместной научной деятельности.
– Похоже, это надолго.
– На два – три часа.
– Если я буду звонить с периодичностью час – полтора, не успею Вам надоесть?
– Позванивай.
– Спасибо, Татьяна Петровна!
Влад вернулся на кафедру.
– Поздравить с успешным свиданием? – по-иезуитски елейной интонацией встретил его Борис.
– Непременно, но парой часов позже! – парировал Влад и принялся изучать вывешенные на доске объявлений списки дипломников, закреплённых за руководителями по тематике дипломных работ. Он быстро выяснил, что хотел, и отправился в лабораторию электрошлаковой сварки.
Несколько студентов в отсутствии руководителя подготавливали установку к работе.
– Дмитрий! – окликнул Влад одного из них и одновременно обратился к остальным: «Всем – здравствуйте!» – Ты мне нужен. Можно тебя оторвать от стратегического освоения глобальных преимуществ и мелких недостатков электрошлаковых технологий? Пойдём – надо поговорить.
– А позже нельзя? – без малейшего удивления поинтересовался Дмитрий.
– Нет!
– А это надолго?
– Нет: десяти минут будет достаточно для,.. – Влад покосился на прислушивающихся студентов, – …усвоения информации и формирования собственной позиции по выносимому на обсуждение вопросу, – закончил он в официальном тоне, который считался грамотным при ведении всякого рода общественных собраний.
– Ну, пойдём, коли так, – со вздохом безысходности согласился Дмитрий, вытер руки и, не сбрасывая лабораторного халата, обратился к сокурсникам:
– Образец выставлен и закреплён. Осталось установить охлаждающие ползуны, подать в них воду и засыпать флюсовую затравку в зону формирования шва. Если я немного задержусь, подождите меня, пожалуйста.
– Не переживай, – откликнулся один из студентов.– Если что – устроим перекур на четверть часа.
– Ладно, я быстро, – пообещал Дмитрий и направился к выходу.
– Дима, один момент, я тебя догоню, – и, дождавшись, когда Дмитрий отошёл на необходимое расстояние, Владислав повернулся к остальным.
– Я хочу уточнить: вы знаете свои цели и задачи в эксперименте?
– Конечно! Знаем! – откликнулись дипломники один за другим.
