Кроме появления таинственной женщины в платке, в Филькиной жизни были и другие необъяснимые случаи, даже ужасные. Так, в детстве случилось событие, которое отец позже отрицал, говоря, что всё это Фильке приснилось, но тот был уверен, что всё это случилось наяву – он помнил себя с пелёнок.
Однажды – Фильке тогда было три с половиной года – к отцу пришёл дядя Лукьян. Обычно, если к отцу кто-то приходил, он плотно закрывал дверь в свой кабинет и там беседовал с визитёром. Но в этот раз он, видимо, подумал, что Маша взяла Фильку с собой в магазин – а тот на самом деле остался дома, да ещё и спрятался за креслом в кабинете отца.
– Я не могу больше молчать, – сказал дядя Лукьян. – Всё-таки выходит, что я заодно с тобой. Ты знаешь такое слово – «совесть»? Я ночи не сплю, а ты… ты… У тебя на руках кровь твоего внука и ещё двоих человек – и ты живёшь спокойно, как ни в чём не бывало…
– Замолчи! – прикрикнул Леонид Константинович. – Совестливый нашёлся! Во-первых, они сами захотели совершить полёт, а во-вторых, я их предупреждал…
– Ты чудовище… – плачущим голосом ответил дядя Лукьян.
– Молчи, понял? Молчи! – зло сказал отец Фили. – Иначе я про тебя тоже кое-что расскажу людям…
После этого они долго молчали, потом ещё о чём-то говорили – Филька не запомнил. Он остался незамеченным – вылез, когда они уже ушли. Об этом разговоре он через какое-то время забыл, занятый множеством других вещей, но гораздо позже, когда ему было четырнадцать лет, всё это всплыло в его памяти…
4. Дом на набережной
Время шло, Филька рос, развивался, и вот он уже был без пяти минут школьником. Грамоте и письму его обучили рано, и в шесть лет он читал уже не букварь, а рассказы и сказки детских писателей. У Леонида Константиновича была огромная библиотека, в ней была собрана художественная и научная литература со всего света, и отец постоянно пополнял её.
Филя интересовался животным и растительным миром, явлениями природы, часто ходил по пятам за отцом с вопросами: «где?», «куда?», «когда?», «почему?», «зачем?» и т. д.
Увидев в нём большие способности, отец сказал: «Он будет великим человеком». Надо сказать, Филька был действительно очень развит для своих лет. «Kein Zweifel, er ist ein Wunderkind!» («Без сомнения, он вундеркинд!»), – сказал про него один из гостей отца, немецкий учёный.
Отец стал дальше развивать его навыки и способности – как умственные, так и физические. Подробно и обстоятельно отвечал на его вопросы, порой прочитывал целую лекцию. Читал ему художественную и научную литературу, причём выбирал наиболее поучительные произведения. Так, настольными книгами Фили с дошкольных лет стали «Библия для детей» А. Н. Соколова, «История России в рассказах для детей» А. О. Ишимовой и «Что рассказывали греки и римляне о своих богах и героях» Н. А. Куна. Также отец приучал его к труду, прививал ему интерес к спорту.
Филька участвовал в детских спектаклях в садике. Любил рисовать; один из его ранних рисунков – любимая Золушка, девочка с тёмными волосами, заплетёнными в косички, с перепачканными сажей щеками. Этот рисунок он потом привёз бабушке, и «портрет» Золушки много лет провисел на стене её избушки.
Он всё делал аккуратно: ел, умывался, пользовался чистым платком. Отец с самого начала обучил его этикету, хорошим манерам, и Филька не мог его ослушаться. Что в нём нравилось людям, кроме его доброты и весёлости, – это хорошее воспитание: он был вежливым, тактичным, не мог даже ненароком никого обидеть, и вообще он сам по себе был таким человеком, что на него нельзя было обидеться. Друзья Фили вспоминали, что при входе в дом он всегда придерживал дверь, пропуская вперёд женщин, детей, пожилых людей, а при выходе из трамвая мог подать руку какой-нибудь бабушке, видя, что ей трудно, да и вообще при случае помогал пожилым людям.
***
В конце 1931 года состоялся переезд семьи из одной роскошной квартиры в другую – Леонид Константинович в числе видных учёных переселялся в новый Дом на Берсеневской набережной.
В 1918 году советское правительство переехало из Петрограда в Москву. Свободного жилья было мало; политическую верхушку поселили в Кремле, а чиновников помельче расселили в гостиницы и особняки, которые сразу же стали Домами Советов. Но всё равно была нехватка жилплощади – тогда и решили построить новый дом для сотрудников ЦИК и СНК. Архитектором этого дома был Борис Иофан.
Это был не просто жилой дом, а целый городок в одном здании – более 500 квартир, столовая, магазин, клуб, кинотеатр, библиотека, детский сад и ясли, парикмахерская, механическая прачечная и другие помещения. Строительство продолжалось четыре года.
В этот дом была заселена главным образом советская элита: важные политики, учёные, герои Гражданской войны и соцтруда, советские писатели и т. д. Здесь жили сын и дочь Сталина, родственники его жены, Куйбышев, Жуков, Тухачевский, Хрущёв, Берия и многие другие.
Квартиры были украшены художественной росписью на потолках – пейзажами, цветами, фруктами, а также фресками, которые делали живописцы-реставраторы из Эрмитажа, и Филька любил перед сном любоваться красивыми узорами. В квартирах были газовые плиты, сантехника, телефон, светильники; горячая вода шла от теплоцентрали. Квартира Леонида Константиновича состояла из прихожей, гостиной (где спал ночью Филька), рабочего кабинета, библиотеки, спальни, комнаты для прислуги, кухни. На всей мебели были наклеены бирки инвентарных номеров. Жильцы при въезде подписывали акт приёмки, в котором учитывались все вещи.
В доме был лифт, которым заведовал вахтёр; наверх жильцы поднимались с сопровождающим, а вниз шли пешком или стучали вахтёру по металлической двери шахты, чтобы он поднялся к ним.
Подружившись с мальчишками из этого дома, Филька много гулял и играл с ними. В столовой выдавались комплексные завтраки, обеды и ужины, сухие пайки. В кинотеатре перед сеансом можно было послушать джазовый оркестр, певцов Утёсова и Шульженко. Когда была длинная очередь за билетами, мальчишки поджигали плёнку и бросали её в толпу; она дымилась, люди разбегались, и кто-нибудь из ребят подходил к кассе за билетом. Однажды мальчики встретили во дворе… пингвинов, которых привёз откуда-то один академик; теперь он выводил их на прогулку, и дети вскоре подружились с новыми, необычными жильцами дома.
Корпуса дома группировались вокруг трёх дворов. Во дворах были сделаны газоны с фонтанами, здесь были синие ели – такие же, как на Красной площади. Тут бегали дети, гуляли мамы и няни с малышами. Филька с самого начала здоровался со всеми, кого встречал, и этим расположил к себе не только детвору, но и взрослых, и некоторые спрашивали: чей же это светленький мальчик? А другие отвечали, мол, Филька, сын профессора. И, когда он уже пошёл в школу, бабушки с его двора спрашивали каждый день, какие отметки он получил, а мать Хрущёва, Ксения Ивановна, любила угостить его чем-нибудь сладеньким и пожелать доброго здоровьица. Иногда видел Филька здесь знаменитого шахтёра Стаханова, который в окружении весёлой толпы наигрывал что-нибудь на гармошке.
На первом и втором этажах в коммунальных квартирах жил обслуживающий персонал в большом количестве.
С переездом в новый дом Леонид Константинович купил детекторный радиоприёмник. Такие приёмники слушали в наушниках. В корпус был вмонтирован кристалл, и, чтобы поймать радиостанцию, в него надо было потыкать привязанной на проводе ручкой с иглой. Это было одной из самых интересных детских забав Фильки. Поймав нужную станцию, он радовался и кричал об этом на всю квартиру.
5. «Сталинский лицей»
В сентябре 1932 года, когда Фильке не было ещё семи лет, отец отдал его в образцовую школу №25, располагавшуюся в Старопименовском переулке, между площадями Пушкина и Маяковского.
С тех пор, как в эту школу пришла дочь Сталина Светлана, школьные учителя и другие работники, ученики и их родители оказались под строгим наблюдением вождя и партийной верхушки. В этой школе стали учиться дети известных политиков, учёных, актёров. И её прозвали «Сталинским лицеем» – наподобие Царскосельского лицея, где учились дети дворян.
Школа была сильно перегружена, поэтому занятия проходили в две-три смены. В первом классе Филька учился в последнюю смену и домой возвращался поздно. Он не любил ездить на машине с водителем и сам бежал на автобус. А родители не любили такие его прогулки – потому, что его галоши или ботинки часто промокали. Ему давали другую обувь, мать ругала его за то, что он опять не обходит лужи. В младших классах он носил в школу сменную обувь в мешке.
Директор школы Нина Иосафовна Гроза была женщиной властной и строгой, Филька про себя прозвал её «командиршей». Леонид Константинович часто приходил в школу и подолгу беседовал с ней. Он и дядя Лукьян оказывали школе материальную помощь, и ещё много кто помогал школе: родители других учеников (в том числе и сам Сталин), райком партии, газета «Известия» и т. д. Хватка у Нины Иосафовны была железной, всё для школы она доставала сама, обивая пороги разных учреждений.
Но вот к середине 1930-х годов трудности миновали. В трёхэтажном (два крыла имели по четыре этажа) здании школы училось около пятисот ребят, занятия теперь шли в одну смену, у каждого класса была своя аудитория, были специальные кабинеты – химии, физики, труда и т. д.
Председателем школьного родительского комитета была Полина Сергеевна Жемчужина, жена Молотова. Теперь школа имела большое влияние, с ней дружили и помогали ей многие солидные организации и знаменитые люди, выдающиеся деятели культуры и искусства.
Учителя в школе были пожилые или почти пожилые. Оценки ставили по справедливости, невзирая на знатное происхождение. Так, своими требованиями и увещеваниями отец заставил Фильку не получать обычных четвёрок – только пятёрки, а уж о четвёрке в четверти и разговора быть не могло. Все девять классов Филька был отличником и не охладел к учёбе даже тогда, когда вместе с матерью уехал от отца.
«Его отец был профессором, он хотел отдать сына в МГУ, следил за его успеваемостью в школе, – рассказывал Василий Иванович. – У брата было много общественных нагрузок и разных кружков, отец расписал его дни по минутам…»
Действительно, в гостиной у Леонида Константиновича висел план, в котором было указано, где Филя должен был находиться и что делать в данную минуту. Кроме того, отец велел ему завести ежедневник и писать в нём задания на день: выучить такую-то теорему, сходить в такой-то кружок, написать заметку для стенгазеты и т. д. Филька ходил в кружки по математике, немецкому языку, труду; в кружке труда его обучили плотничать и столярничать, и он в будущем мастерил скворечники и какие-нибудь другие полезные вещи – шкатулки, подставки, ложки – и всё это дарил бабушке, родителям, друзьям; а если что-нибудь ломалось дома, то мог починить сам.
В девять лет он стал вести личный дневник, делая на протяжении шести лет, как правило, по одной короткой записи в день, но, бывало, здесь появлялись и целые истории – обычно во время каникул. Исписав несколько тетрадок, он потом сшил их вместе.
Фильке нельзя было прогуливать уроки: отец строго следил за его посещаемостью. Но вот как-то два товарища подговорили его убежать и прокатиться с ними на трамвае. Погода была тёплая, ясная, друзья ехали с ветерком, весело общались, разглядывая магазины, рынки, особняки, пробегавшие за окошком. Трамвай трезвонил, тормозил, пропускал людей и ехал дальше. Мальчики сошли на Тверском бульваре, где был памятник Пушкину; здесь в палатках и лотках продавались дешёвые книги, и ребята иногда что-нибудь выбирали себе. Они были в музее «Зоологическом», видели скелеты динозавров, мамонтов и других животных.
После той прогулки у Фили был серьёзный разговор с отцом…
– Какой пример ты подаёшь другим ребятам? Ты ведь пионер, староста класса – и такое вытворяешь… Чтобы это было в последний раз, слышишь?
– Ты меня ещё на горох поставь, – ответил Филька.
– Ты слышишь, что он говорит?.. – обратился отец к матери и схватился за сердце; Мария Фёдоровна бросилась к нему, усадила его в кресло и дала успокоительное. – Мне стыдно за тебя, Филя… Ты портишь репутацию нашей семьи. Если ты об отце не думаешь, то о матери подумай, о себе, в конце концов!
«Началось…» – подумал Филька и вышел из комнаты.
Посреди ночи Мария Фёдоровна проснулась, вышла из спальни и увидела сына – тот сидел в кресле, задумавшись о чём-то, и глаза у него были красные. Он искал поддержки, сочувствия, поэтому бросился к маме.
– Я устал, устал от всего этого – от придирок отца, от его требований непомерных… Зачем мы вообще сюда приехали?
– Ну-ка хватит! – неожиданно резко сказала мать. – Тяжело ему… А другим что, легко? Распустил нюни… Если бы не отец, ты бы сейчас свиней пас, а не учился в первой школе страны!
…Он остался один, совершенно один: сидел в гостиной, погасив лампу, уткнувшись в подушку, и даже плакать не хотелось – на сердце было пусто. Мать была теперь не такой, как раньше. Куда делась её доброта, ласка, привязанность к сыну? Она ни на шаг не отходила от отца, заботилась о нём, старалась угодить, рассказывала ему что-нибудь весёлое – а с сыном не могла даже поговорить по-человечески… И, что самое страшное, ничего не скрывала от отца, рассказывала ему даже о Филькиных проступках, шалостях. В эти минуты ему так не хватало любимой бабушки, которая всегда могла приласкать его, обнять, поцеловать…
«Филя… Филенька…» – позвал кто-то из темноты.
«Кто это? – прошептал он. – Мама, ты?»
«Нет, нет… Филя, не плачь…»
Он почувствовал чьё-то прикосновение, чьи-то мягкие волосы коснулись его скулы, и девочка прижалась щекой к его щеке.
«Филя, ведь я с тобой… Не плачь…»
Нежность охватила его всего; он сидел едва дыша и ничему уже не удивлялся – впервые ему было так хорошо… Неизвестно, сколько продолжалось такое радостное забвение, но вдруг он понял, что девочка куда-то исчезла. А он даже не знал, как позвать её… И в ту же минуту проснулся. За окном занимался рассвет.
Филя присел на диване и больше в то утро не уснул – всё думал о той девочке из сна. Кто она? Откуда она взялась?.. Этот сон был настолько явственным, что неприятные разговоры с отцом и матерью почти забылись, и в школу он отправился в хорошем настроении.
6. Преподаватели и их ученики
Школу №25 стали посещать педагоги других учебных заведений, и ребята уже привыкли к присутствию посторонних людей на уроках. Среди гостей было много иностранцев: школьный коллектив поддерживал дружественные связи с 25 странами, в том числе с Австралией. Многие старшеклассники изучали эсперанто – искусственный международный язык, придуманный в конце минувшего столетия.
«Какие прекрасные дети, счастливые и жадные до знаний!» – сказал про учеников этой школы американский педагог Дж. Каунтс.
Другой американский педагог Дж. Гордон писал:
«Меня захватила жизнерадостная атмосфера в школе. Дети глубоко интересуются учёбой. Хорошо ощущается прочная связь школы с их домашней жизнью…»
«Некоторые считают меня слишком добрым, – писал заведующий учёбной частью Александр Семёнович Толстов, – я этого не отрицаю, я люблю наших учеников. Когда я устаю, когда падаю духом, я спешу в мой любимый класс. Я смотрю на жизнерадостных ребят и вижу их интеллигентные лица. Стоит мне немного с ними пообщаться, как я прихожу в себя, по-хорошему расслабляюсь и снова могу работать».
Учителя были требовательны, спрашивали строго, но Филя ничуть их не боялся: отец каждый вечер досконально проверял сделанные им домашние задания и выученный материал и сам был строже всех учителей. Со всеми преподавателями у Фильки были прекрасные отношения, но с самой большой теплотой он вспоминал троих учителей.
Юлий Осипович Гурвиц, классный руководитель Фили, математик, был человеком добродушным, отзывчивым и в меру требовательным. Стараясь вызвать у ребят интерес к математике, он организовал математический кружок у себя дома. Филя и его товарищи решали сложные арифметические задачи, слушали лекции учителя, пили с ним чай. Потом он водил их на математические олимпиады – так Филька впервые побывал в стенах Московского государственного университета, куда отец собирался отправить его после школы, и ему самому теперь очень хотелось поступить туда и там грызть гранит науки.
Пётр Константинович Холмогорцев, историк, объяснял предмет очень вдохновенно. Филька подолгу беседовал с ним на переменах, дискутировал на интересные темы, показывал исторические произведения, которые сам писал.
«Филипп написал пять больших повестей и ещё много рассказов, – рассказывал его дядя Михаил Фёдорович. – В основном произведения посвящены событиям советского времени – Гражданской войне, коллективизации и индустриализации, советскому обществу тридцатых годов. Иногда он обращался к более давней истории – например, эпохе Великих географических открытий или правлению Петра I. Несколько его рассказов посвящены народам Древнего мира…»
И, наконец, Ефим Михайлович, преподаватель физкультуры, добрый и простой человек. Филька любил вспоминать, как учитель выправлял его осанку (он сильно сутулился), как ребята ходили с ним на лыжах по снежным равнинам за городом…
В школе мальчики кучковались вместе, а после занятий разбивались на пары и шли учить уроки: Лёва Булганин с Вадиком Ивановым; Филька с Володей Андреевым; два Юры, которых прозвали Большой и Маленький…
Лёва был не слишком прилежным учеником из-за своей лени и тяге к развлечениям. Он постоянно придумывал какие-нибудь необычные происшествия и с друзьями расследовал их: так, одного из товарищей, Кузьмина, обвинили в том, что он не ходит в школу сам, а посылает вместо себя двойников, а Фильке досталось за то, что он якобы спрятал клад в своём дворе; все эти события ребята расследовали с такой серьёзностью, словно они имели место быть на самом деле.
Лучший друг Лёвы – Вадик – был всё время под надзором своей тётки, которая заглядывала в школу очень часто, провожала и встречала мальчика, и разве что не сидела у него на уроках. Про неё и своего отца Филька говорил: «Два сапога пара», ведь Леонид Константинович тоже не упускал случая навестить сына и расспросить учителей о его успеваемости и поведении.
Володя, закадычный друг Фильки, тоже отличник, был рассудительным пареньком. Они вместе исходили немало московских улиц, беседуя о чём придётся, и их взгляды на события и вещи всегда были близки; Володя любил поговорить о материальной стороне жизни и достатке, любил пофилософствовать. Он жил с матерью и старшей сестрой, Филька иногда засиживался у него, оставался ночевать. А бывало, родители Фили и прислуга уезжали на выходные на загородную дачу, и он приводил к себе Володю и соседа Валю Смирнова, мальчики располагались в гостиной и могли сколько угодно читать книги, играть в карты и толковать о чём-нибудь перед сном.
Два Юры были неразлучными друзьями. У Юры Маленького ребята собирались на праздники – ёлка, дни рождения и т. д. Играли в жмурки и прятки, а когда подросли – в покер на фишки и флирт.
В классе учились иностранцы – дети заграничных политиков, большинство из них были испанцы, на родине которых шла гражданская война, и теперь туда были отправлены из СССР военные специалисты и лётчики. Филька быстро подружился с испанскими ребятами, даже не понимая их языка. Общаясь с ними жестами, рисунками, слушая их разговоры друг с другом, он стал потихоньку понимать испанский язык. И однажды отец обнаружил на его письменном столике новую тетрадку, в которой были записаны простейшие испанские фразы и кое-что из испанской грамматики.
– Филя, по-моему, ты рано взялся за этот язык, – сказал Леонид Константинович. – Тебе надо сначала выучить немецкий язык – тот, что идёт у вас по программе, потом – английский язык… Ты ведь ещё взялся за эсперанто…
– А я буду одновременно их изучать, – ответил Филька. – Ты знаешь, учить испанский язык – одно удовольствие! С тех пор, как я его услышал, меня тянет снова и снова послушать разговоры на этом языке – как прекрасную музыку! А ещё неплохо бы выучить латынь…
– Куда ты так торопишься!.. – засмеялся профессор. – У тебя вся жизнь впереди, выучишь. Не торопись. Ты знаешь, сколькими языками я успел овладеть за свою жизнь? Со всеми гостями, которые приезжали ко мне и приезжают к вам в школу из стран Европы, Азии, Африки, Америки, говорю без запинки.
Испанцы подарили Фильке пилотку-«испанку»; в таких пилотках тогда ходили многие советские ребята. Но Филя надевал её нечасто, он ходил обычно в кепке или беретке, а «испанка» хранилась в его столике как память о той дружбе.
При всей любви и уважении к окружающим Филя старался не угодничать ни перед кем; он мог не соглашаться и даже спорить с родителями, учителями, товарищами, но всё равно все любили его за естественную доброту и мягкость, за незлобивость; он учился на одни пятёрки и вёл общественную работу в школе не в угоду отцу – он верил, что всё это развивает его ум и коммуникативные навыки.
***
Вместе с товарищами и учителями, в сопровождении отца и дяди Лукьяна Филька ходил на первомайские и октябрьские демонстрации.
На Красной площади сначала проходил военный парад: шли солдаты, офицеры, ехали танки; в небе проносились самолёты – бомбардировщики и истребители, проплывал дирижабль. Затем площадь заполнялась толпами народа, все шли колоннами, несли портреты, знамёна, цветы, воздушные шары. Филька и его товарищи были все нарядные – в пионерской форме, с красными галстуками. Они с трепетом разглядывали членов Политбюро – Сталина, Калинина, Молотова, Ворошилова и других, приветствовали каждого из них криком «Ура!», и у Фили от волнения щемило в груди.
Потом ребята отправлялись гулять по улицам города, и всюду были весёлые лица людей, флаги и плакаты; по радиорупорам на крышах передавали празничные песни. А вечером весь город был в огнях, в иллюминациях; люди смеялись, пели песни. На улице Горького в витринах вывесили проекты будущих зданий Москвы, и мальчишки подолгу не отходили от них, любовались, обсуждали; в те минуты радость переполняла сердце Фили, и ему хотелось обнять всех товарищей сразу. И особенно сильно хотелось жить.
7. Заветная мечта
По свидетельствам Марии Фёдоровны, всего в школьные годы Филя прочёл около трёхсот художественных и научных книг, не считая учебников.
Любимые книги Филя читал в свободное от учёбы и прочих дел время, которого оставалось совсем мало, но, бывало, успевал прочитать книгу за неделю, если она была не очень большая. По ночам он наведывался в отцовскую библиотеку, а наутро мать заставала его спящим сидя на диване или в кресле, в обнимку с книгой.
Филька прочитал большинство произведений русских классиков – А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстого и других – те, что были в школьной программе; освоил некоторые зарубежные произведения. Ему нравились романы Ремарка «На Западном фронте без перемен» и «Три товарища», причём последнее он читал в оригинале – на немецком языке. Он очень любил приключенческие книги – произведения Дж. Свифта о Гулливере, «Робинзона Крузо» Д. Дефо, «Остров сокровищ» Р. Л. Стивенсона, повести М. Твена о Томе Сойере и Гекльберри Финне. Но самым любимым его иностранным автором был Жюль Верн, произведения которого он читал запоем. Среди современных произведений ему полюбились «Как закалялась сталь» Н. А. Островского и «Поднятая целина» М. А. Шолохова. К девятому классу он добрался до фундаментальных трудов историков – начал осваивать «Историю» Геродота, «Историю государства Российского» Н. М. Карамзина, стал читать роман-эпопею о Рюриковичах, который очень давно написал его отец.
В дневнике Филька делился своим восторгом от книг княгини Людмилы Шаховской, взятых в библиотеке отца – то были романы о жизни древних греков, римлян, галлов, карфагенян и других народов.
***
С Валькой Смирновым они познакомились давно – ещё когда только переехали в Дом на набережной. Его отец был партийным деятелем, мать работала преподавателем в вузе.
Валька стал закадычным другом потому, что с ним можно было не просто вести себя естественно – можно было подурачиться, сказать какую-нибудь глупость, и он не будет смотреть на тебя как на дурака; Валька был своим человеком. С ним были связаны и самые радостные, и самые тревожные воспоминания из отроческих лет. Он увлекался литературой, в школе был редактором стенгазеты, писал стихи и рассказы. Смуглый, в очках, с задумчивым и одновременно неловким выражением лица, он виделся другу чудаковатым, да и себя Филька считал таким же.
Когда Валька бывал у Фильки, тот давал ему с собой книги, какие он захочет, и часто они читали что-нибудь вместе – по выходным, когда было свободное время и когда родители Фильки были на даче. Встретившись вечером в субботу, мальчики выбирали книги по вкусу, располагались на кресле и диване в гостиной и проваливались в чтение, потеряв счёт времени… Иногда они отрывались от книг – подумают о чём-нибудь, посмотрят друг на друга и снова уткнутся в манящие к себе страницы… И так хорошо, так тихо кругом…
А глубокой ночью, когда они «просыпались» от чтения, Филька заваривал чай другу и себе, и они обсуждали прочитанные произведения до самого рассвета, и, бывало, так и засыпали сидя…
В воскресный день друзья, по обыкновению, шли в кино – на какую-нибудь комедию, приключенческий фильм или фантастику. Бывало, что фильм оказывался очень смешным, или они вспоминали какую-нибудь шутку – и оба начинали давиться от смеха, а другие зрители косились на них…
– Ну что, пойдём в кино? – спрашивал Филька, когда они просыпались воскресным утром.
– Да ну, не хочу, – говорил Валька. – Мы снова будем хохотать над чем-нибудь, люди скажут: «Опять этих шутов пригнали!» А вообще… почему бы не пойти!
