Одна из участниц семинара протянула Кузнецову какой-то сборник современных стихотворений с названием типа «Духовные стихи» и спросила, не читал ли он эту книгу?
ЮК: Нет, не читал. И не хочу читать. Устал от подобного чтения. «Духовные стихи» – большая претензия, а внутри нет ничего. Есть такой иеромонах Роман. Поет «духовные стихи», еще на гитаре бренчит, но это же – пошлость!
ЮК: В Индонезии уже несколько тысячелетий играют горящим, пропитанным каким-то веществом, мячом, то есть – солнцем. Это – кощунство.
Второй час семинара
ЮК: В средневековье были диспуты на тему: есть ли у женщины душа. (ЮК говорит со смехом.) И пришли к выводу, что нет.
Вопрос из аудитории:А как вы считаете?
ЮК: (ЮК сначала говорит со смехом и улыбкой, затем постепенно переходит на серьезный тон.)
Я считаю, что есть. Более того. Когда я думал о Христе как о человеке, то пришел к выводу, что он мог быть похожим только на мать, так как Отец не имеет ни лица, ничего другого. Более того, он унаследовал женственность матери. Но не до такой степени, как это рисуют сейчас, превратив его в какой-то кисель. Он был резок, часто гневался. Разгромил лавки торгующих в храме.
Ренан описал Христа с большим уважением к его философии, но это описание человека, а не Бога. Все Его чудеса Ренан обошел молчанием. Он убрал Божественную часть Христа, убрал Небо. Ренановской ереси придерживались Вольтер, священник Александр Мень (погибший при неясных обстоятельствах), Булгаков. Булгаковский Иисус – человек, причем человек расслабленный, замордованный. Это ослабленный князь Мышкин. И полный разгул чертовщины – бал сатаны в Москве! Куда там Лермонтову со своим «Демоном»! Очень вредный роман для православного человека. Много масонской символики. Но талант налицо.
Рильке – выдающийся, может быть великий поэт. Окончательный вывод о его значении сделать невозможно, так как очень плохие переводы, и надо знать немецкий язык. Он много раз менялся. Мне близок ранний Рильке. На западе другое восприятие Бога.
А время, облики меняя,
идет, шумя как города,
о нем мы слышим иногда,
но вечным заняты мы, зная,
что Бог обстал нас, как простая
рубаха или борода.
Как жилки в камне нас сжимая,
порода Божия тверда.
«Бог сжимает человека как прожилки сжимают камень»! Это не по-русски. Нет свободы выбора.
Переходим к моей поэме «Детство Христа». Обсуждать не надо, но можете, как первые читатели, задать вопросы автору, пока он живой.
Вопрос: Вы человек воцерковленный?
ЮК: Бабка крестила меня в возрасте 4 лет, когда погиб отец, но я не соблюдаю обрядов, потому что не хочу лгать. Я вижу, как соблюдающие вокруг лицемерят. Я вижу два света – об этом говорит все мое творчество. И Христа я чувствую и как Бога, и как человека. Я могу написать. Да и о ком же еще писать серьезные вещи?! Перечитывая евангелия, многое открыл; открытым поделюсь с вами. Часть рассказов взята из апокрифического компилятивного евангелия Фомы.
Реплика из аудитории: Это не тянет на поэму, ничего нового не сказано, лишь повторены апокрифы.
Вы лжете или не умеете читать. Золото, превращающееся в пепел. Строгание посоха. Кораблик из листа. Ветка омелы. Все это – исключительно мое творческое воображение.
Вопрос: Между детством Христа и временем начала Его проповеди большой зазор. Чем он будет заполнен?
ЮК: Будут еще две части. Большая свобода выбора, так как ничего не известно, и большой соблазн. Надо рассуждать очень просто. Христа «посылают» учиться и в Тибет, и к магам в Вавилонию. Это Богу – учиться?! Зачем?! Я спрашивал образованных людей, но не церковных: мог он быть в Багдаде (на месте Адама)? Отвечают: в Багдаде мог.
Был задан вопрос о колыбельной песне.
ЮК: Меня давно тянуло к теме Христа, и было написано уже несколько разных отрывков. Я подумал, что нужно, чтобы связать их воедино? Надо написать ему колыбельную! Ведь мать пела ему колыбельную, как и всем детям. Я написал, хотя думал раньше, что колыбельные пишут женщины. Оказывается, их поют женщины, а пишут мужчины. Это настоящая колыбельная. А в чем новизна? Наложите ее на казачью колыбельную Лермонтова, и тогда увидите.
Реплика из аудитории:У Вас нет христианского смирения.
ЮК: Какого смирения? Когда Христос проповедовал в храме, к Нему подошли и сказали, что его мать с братьями не может пробиться к Нему в храм. Он ответил: «Какая мать? Вы – моя мать и братия». И выражение «Тебя ударили по щеке, а ты подставь другую» нельзя понимать дословно.
Прозвучало несколько реплик и упреков: «Вы, не будучи православным, занялись не своим делом».
Бросьте это ложное высокомерие. Вот эту публикацию в газете тоже исказил человек, который считает себя правее папы римского: взял и исправил маленькие буквы на заглавные[2 - Речь идет о первой газетной публикации поэмы «Детство Христа». Чтобы перехватить пальму первенства в публикации поэмы редактор газеты, кажется «Дня литературы», пока готовилась журнальная публикация в «Нашем современнике», выпросил ее у Кузнецова. Видимо, впопыхах взглянув на текст поэмы, редактор увидел, местоимение «он», обозначавшее Христа написано то с большой буквы, то с маленькой. Он быстренько поправил эту «ошибку» Кузнецова, написав везде «Он», и быстренько напечатал, опередив «Наш современник». Ему было невдомек, поэт вынашивал каждый эпизод и каждую строку, обозначая Христа-человека местоимением «он» с маленькой буквы, «Он» – Христа-Бога.]. Не писать о Христе – это позиция трусливого человека, а я не трус! О Ком же еще писать серьезные вещи? Это кому вы ставите запрет?! Свободному творчеству?!
Post scriptum
Пожалуй, к этому семинару необходимо послесловие. Очень содержательная и хорошо структурированная, похожая на грандиозную симфонию, первая часть семинара обещала перейти в доверительный рассказ Кузнецова о его открытиях и тонких интуициях в области Священной истории. Но… все стремительно съехало в какие-то наиглупейшие претензии к Кузнецову. Это было совершенно неожиданно, по крайней мере, для большинства участников семинара. Чтобы стала понятна вся крайняя нелепость случившегося, скажу несколько слов о группе слушателей семинара ВЛК, к которой автор этих строк присоединился в качестве вольного слушателя. Если сказать о них одним словом, то этим словом будет: они были поэтами. Или – «они старались быть поэтами». Рассказывать о них подробней, как о поэтах, на страницах данного конспекта нет смысла. Отмечу только, что это были люди взрослые и совершенно нормальные, насколько «взрослыми» и «нормальными» могут быть поэты. У большинства из них, правда, был один странный «пунктик». За два года посещения семинаров с некоторыми из семинаристов я вошел в приятельские отношения. Хотя я и не был «небожителем» – поэтом, я, все-таки, был тоже «человеком пишущим», то есть не чужим для них. Они дарили мне свои книжки, я приносил им свои рассказы. Однажды, с одним из семинаристов мы шли вместе к метро. На только что прошедшем семинаре состоялся основательный «разнос» Кузнецовым подборки стихотворений моего спутника. Я счел уместным подбодрить его и сказал что-то вроде: «Ты не расстраивайся, это Кузнецов критикует с высоты своей поэзии, а так, ты пишешь хорошие стихи и т. д. и т.п.» «А ты знаешь, как могу разнести в щепки Кузнецова с высоты моей поэзии?» – ответил он. Я сначала подумал, что он шутит. Посмотрел на него – нет, не шутит. Да и говорил он без какого-либо ажиотажа, как само-собой разумеющуюся мысль. Короче говоря они, по большому счету считали себя поэтами, такими же, как… и Юрий Кузнецов! Они, почему-то не видели той колоссальной разницы в размере собственных крохотных фигурок и исполинской фигуры их преподавателя. Но даже этот странноватый «пунктик» в мировосприятии семинаристов Кузнецова не сыграл роли в досадном нелепом завершении семинара. Если бы они «предъявили претензии» к поэме «Детство Христа» с поэтических позиций, это было бы полбеды. Но претензии очень быстро приобрели форму обвинения «церковной инквизиции» в жанре: «У вас нет христианского смирения». И кто озвучивал эти претензии? Может, старцы, тридцать лет и три года спасавшиеся в Египетской пустыне? Нет, в основном это была группа поэтов, опоздавшая к началу семинара, с веселым шумом вошедшая в аудиторию. При этом позвякиванье бутылок в их сумках выявляла причину их веселого настроения. И вдруг: «А вы воцерковленный?»
Кузнецов, конечно, по окончанию семинара имел вид очень расстроенный. Многие были обескуражены. Лично мне все представилось тогда в трагическом освещении. Но время идет, время шло и время прошло. Эти строки пишутся спустя два десятка лет после семинара, и сейчас видно, что ничего непоправимо трагического не случилось. Во-первых, Кузнецов к следующему семинару совершенно восстановился, и пребывал в своем обычном творчески бодром состоянии. Вообще, наблюдая Кузнецова в течении двух лет я только могу подтвердить высказывание одного профессионального психиатра о Гоголе: «Мозг гения чрезвычайно устойчив к потрясениям». Юрий Поликарпович, кроме всего прочего, был бойцом, десятилетиями ведущим сражение за русскую и мировую культуру в одиночном окопе. Не замыкаясь, не погружаясь в обиженное состояние, не очерствляясь сердцем, он умел очень быстро восстанавливаться после неприятностей разного рода.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70585762&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Ввиду особой важности понятий метафоры и символа для поэтики Кузнецова, приведем цитату из статьи Блока «Герцен и Гейне». Отношение Блока к метафоре, обозначенное в данной статье, является «единосущным» кузнецовскому отношению: «Эти далекие и слабые потомки Пушкина одиноко дичали, по мере того как дичала русская интеллигенция. Шестидесятничество (имеются ввиду шестидесятые годы девятнадцатого века – ДО) и есть ведь одичание; только не в смысле возвращения к природе, а в обратном смысле: такого удаления от природы, когда в матерьялистических мозгах заводится слишком уж большая цивилизованная „дичь“, „фантазия“ (только наизнанку) слишком уж, так сказать, – „не фантастическая“. Что такое „цивилизованное одичание“? – Метафоричность мышления, вот что; это она нас заела и по ныне ест, не ест, а жадно пожирает. „Метафоричность мышления“ – плохое, отвлеченное слово; но за ним стоит сама смерть».
2
Речь идет о первой газетной публикации поэмы «Детство Христа». Чтобы перехватить пальму первенства в публикации поэмы редактор газеты, кажется «Дня литературы», пока готовилась журнальная публикация в «Нашем современнике», выпросил ее у Кузнецова. Видимо, впопыхах взглянув на текст поэмы, редактор увидел, местоимение «он», обозначавшее Христа написано то с большой буквы, то с маленькой. Он быстренько поправил эту «ошибку» Кузнецова, написав везде «Он», и быстренько напечатал, опередив «Наш современник». Ему было невдомек, поэт вынашивал каждый эпизод и каждую строку, обозначая Христа-человека местоимением «он» с маленькой буквы, «Он» – Христа-Бога.
